Сегодня им показалось, что женщина на побитой жизнью крестьянской телеге — легкая добыча. Но как только подошел Кокки, стражники втянули головы в плечи и по-крабьи расползлись в стороны. Этот человек очень опасен. Что может быть хуже, чем наехать на него при его женщине? Если только наехать на его женщину при нем.
Можно бы было и извиниться, но голос у всех троих куда-то пропал. Поэтому они сначала просто отошли, а потом попрятались кто куда.
— Эти недоумки видели груз? — тихо спросил Кокки.
— Нет, — ответила Марта.
— Почему они кричали «золото»?
— Угадали, но сами этого не поняли.
— Кажется, я простудился. Пока этого не видно, но я уже чувствую. Отсюда надо бежать как можно быстрее.
— Что-то не так?
— Они тут слишком злые для тихой дороги, и у них нет ни лишних лошадей, ни ослов, ни телег, ни колес. Тут буквально вчера уже не в первый раз прошли фуражиры из Милана, забрали много зерна, несколько лошадей, мулов, ослов и телег, переночевали и ушли на север.
В неглавных дорогах есть свои преимущества, но есть и недостатки. Ландриано, хотя и самая большая деревня на пути, мягко выражаясь, не центр цивилизации. Колесной мастерской там не нашлось, а колесо уже ощутимо разваливалось. Овес не продавали даже за деньги, потому что его выгребли вообще весь. Как ни странно, никакой уровень владения мечом и никакой собственно меч не помогают материализовать обратно уехавший в Милан овес. Двое из двух встреченных крестьян с телегами отказались продавать свой транспорт и лошадку-кормилицу. Кокки торговался до разумного предела и не сторговался. Можно бы было повысить предложение и выше разумного, но тогда по округе разнесся бы слух о подозрительных богачах с тяжелым грузом.
— Зря я представилась, что мы тоже фуражиры из Милана, — грустно сказала Марта.
— К дьяволу. Уходим. В следующей деревне встаем на ночь и ждем Антиллези.
Следующей деревней оказалась не деревня и даже не ферма, а водяная мельница по левую сторону от дороги. Дождик усилился. Можно бы было переждать самый ливень в Ландриано, но Кокки не хотел рисковать после того, как стражник начал кричать про золото.
Легко гонять всяких там деревенских, когда их немного. Зато толпой они способны хоть слона запинать. И ладно бы выглядеть представительно, чтобы правдоподобно отбрехаться, но твои слова будут на порядок менее убедительны, когда ты похож на хромую мокрую курицу. Еще и простуженную. На хромую и простуженную мокрую курицу с мечом. Последние слова нормальным голосом Кокки сказал на площади в Ландриано. Попав под холодный декабрьский ливень, он промок насквозь, не просто до кожи, а до самого сердца и до дрожи в руках. Как ни странно, никакой уровень владения мечом и никакой собственно меч не помогает при простуде и насморке.
И за спиной у него могли встать не банда друзей и учеников, а двое музыкантов и женщина, которая больше похожа на добычу, чем не боевую единицу, пусть это и не так. И порох у нее, скорее всего, мокрый. С музыкантами все-таки неоднозначно. С одной стороны, фехтмейстера не проведешь, эти парни способны постоять за себя. Пусть не на мечах, но на кулаках, на ножах и на чем под руку попадется. Но человек с трубой или с барабаном в принципе не выглядит как воин.
— Мы сворачиваем, — сказал Кокки и протянул руку за поводьями мула, — Вы как хотите.
Барабан и Труба переглянулись.
— Мы, похоже, в одной лодке, — сказал Барабан.
— Почему?
— Потому что за нами погоня. И немаленькая.
— Точно?
— Не меньше троих верхом на ослах, и пара телег не налегке. Может быть, еще пеших сколько-то.
— У тебя такой слух?
— Я же музыкант, а не кузнец.
— Так бегите.
— Это не рыцари и не солдаты, а крестьяне. Вдвоем мы не отобьемся, а с Вами вполне.
— Да вы-то им зачем?
— Мы им на свадьбе играть отказались, — сказал Труба, — Ладно бы за деньги, а то за еду. Нет, ладно бы нормально брюхо набить, но если люди не могут заплатить деньгами, не стоит ждать, что у них и с едой порядок. Нет, ладно бы сегодня. Отыграли, перекусили и дальше пошли. Но свадьба завтра, в субботу. Нет, ладно бы задержаться на день, мы не торопимся. Но они с нас еще хотели взять денег за еду и за ночлег.
— Совсем обнаглели, — сказала Марта.
Компания свернула в сторону мельницы. Кокки немного отстал и поравнялся с Мартой.
— Не надо было их брать, — сказал он.
— Тогда бы до нас докопались.
— И так докопались.
— В той компании, что докопалась до музыкантов, не было стражников. А со стражниками не было толпы крестьян. Сам говоришь, что в этом Ландриано народ сейчас очень злой. Не хотела бы я вдвоем встретить их всех сразу.
— Я тоже, — вздохнул Кокки.
Крестьяне, в отличие от разбойников, осторожны и неторопливы. Могут долго ругаться и провоцировать, но первыми не нападать. Могут рассыпаться и разбежаться при первом взмахе меча, а потом собраться за пределами досягаемости и продолжить. Не убить, не ранить, не ограбить. Просто удерживать на месте, злить и не давать уйти. Могут кидаться камнями. За счет «плотности огня» могут даже и попасть. Могут струсить даже вдесятером на одного, а через полчаса привести сто человек.
А еще у крестьян всегда есть какой-нибудь господин, который в случае чего спросит, кто и по какому праву обидел его людей. Даже если сеньор землевладелец смотрит на крестьян с нескрываемым презрением, то он все равно убежден, что обижать его крестьян это его исключительное право. И он будет требовать правосудия не потому, что простолюдина ранили или убили, а потому, что нарушено право благородного человека самому угнетать свою чернь. Причем будет требовать местного правосудия у соседей, друзей и родственников против чужака.
Лучшее, что можно сделать, поссорившись с крестьянами, это пришпорить коня и скрыться за не такими уж далекими границами их земель. Там, где их побьют такие же простолюдины из соседней деревни за то, что они пришли с недобрыми намерениями. Или даже за то, что просто пришли.
Мельница это не просто одинокий домик у плотины, а двор и комплекс строений. Собственно мельница. Большой амбар для зерна и муки. Жилой дом для мельника с семьей. Пристройка для подмастерьев и сезонных работников. Конюшня. Свинарник. Курятник. Сарай для прочих хозяйственных дел. Из открытых ворот конюшни доносилось ржание нескольких лошадей. Во дворе стояли две добротные телеги. Над домом вился дымок. Тянуло жареной свининой.
— Вы кто такие? — в воротах незваных гостей встретил крепкий парень в парусиновой куртке, обсыпанной тестом. Куртка только что была обсыпана мукой, и дождь не смыл ее, а, наоборот, укрепил на грубом переплетении ниток.
— Путники, — ответил шедший первым Труба.
— Проваливайте.
— Мы разбойники и сейчас тебя повесим, — громким шепотом сказал подошедший Кокки.
— Ага, — кивнул парень.
Ни мужики с трубой и барабаном, ни хромой с посохом паломника, ни женщина не походили на разбойников ни вместе, ни по отдельности. Их беспородный деревенский мул и побитая жизнью телега, хромая на одно колесо, тоже не произвели впечатления.
— И ограбим, — сказала Марта.
— Ага.
— И мельницу твою сожжем, — сказал Труба.
— Ага. А барабанщик еще козу может поиметь.
Кокки потянул меч из ножен. Парень отступил во двор и быстро-быстро заговорил, обращаясь в сторону дома. Из дома вышли семь человек. Семь ландскнехтов. Семь довольно успешных ландскнехтов в ярких изрезанных костюмах. Четверо держали руки на рукоятях мечей. Один опирался на двуручник. Двое держали в руках аркебузы с дымящимися фитилями.
— Давайте с ландскнехтами драться не будем, — сказал Труба.
— Нам ведь с ними делить нечего, — сказал Барабан, — Ни мы их не обижали, ни они нас.
Если бы не хромать после пешей пробежки. Если бы еще сопли не текли от холодного зимнего дождя. Если бы не погоня. То можно бы было отъехать и вернуться. Для стрелков у Марты в телеге лежит пятизарядка и сколько-то сухого пороха в закрытой пороховнице. Мечников можно встретить, надев доспехи вчерашнего всадника. Их даже и убивать не за что. Просто поговорить, но на равных. Купить одну из этих телег за звонкую монету, хоть за сто или двести дукатов. Может быть, даже договориться, нанять их охраной до Милана.
Но встречают по одежке, и привести себя в порядок уже не получится. Ландскнехты смотрят на незваных гостей как на бродяг с большой дороги. Вроде и не сказать, что никакой уровень владения мечом и никакой собственно меч не помогает при переговорах. Но вот ситуация, в которой не помогает прямо ни на грош.
Сзади появились крестьяне. Человек тридцать.
— Смотри, вчерашние мародеры! — громко сказал кто-то из крестьян.
— Фуражиры, — поправил его другой.
— Одним миром мазаны. Вчера-то их больше было.
— И эти, смотри, туда же.
— Наше зерно молоть привезли!
— Пусть дерьма хлебнут!
Ландскнехты ощутимо обеспокоились. Похоже, они и правда привезли на мельницу зерно, отобранное вчера у крестьян. Зачем им в Милане зерно, а вот мука отлично пригодится. Конечно, можно спрятаться в крепкий каменный дом. Но лошади в конюшне, телеги во дворе, а зерно и мука в амбаре. Стоит показать крестьянам свой страх, как они разозлятся не на шутку, и переговорами их уже не остановишь.
— Вы кто такие? — спросил старший ландскнехт, обращаясь к Кокки.
— Мы точно не крестьяне, — ответила за него Марта по-немецки. В руках Марта держала аркебузу. Пусть не видно, горит ли фитиль, но как аксессуар сойдет.
— Вы зачем их сюда притащили?
— Это вы зачем их разозлили, что они на каждого встречного бросаются?
— Чего вам надо?
— От вас? Ничего.
— Зачем тогда приперлись?
— Можем уйти.
— Уходите. Сами справимся.
Крестьяне выстроились более организованной толпой. Первый ряд выставил вперед вилы и просто длинные палки.
— Там-тадам-тадам-тадам! Там-тадам-тадам-тадам! — Труба и Барабан сыграли «кавалерию».