Я пришел к пониманию того, почему его прогрессия пошла двояким путем. И в том, и в другом пути присутствовал период мук и страданий, за которым следовал рай. Наконец, будущее Хью, описав вираж, устремилось вверх, где соединилось с прогрессией более высоких уровней сознания — с более высокими измерениями, или мирами, которые Хью увидел в своем другом путешествии в будущее. Иначе говоря, путешествуя в двух направлениях, он двигался к одной и той же цели. В своем первом путешествии он вышел напрямую к более высоким уровням сознания. Во втором путешествии он очутился в будущих жизнях здесь на Земле. Обоим будущим, в конце концов, предстоит достичь высших измерений и встретиться в некоей точке пути. Наши будущие, как он говорит, подобны железнодорожным веткам, которые все равно сходятся к главной магистрали. И какой бы путь мы ни избрали, мы все равно движемся к одному и тому же месту, и это место — Радость, неописуемая никакими словами и непостижимая человеческим умом.
В своей настоящей жизни Хью больше не ощущает себя не таким как все, потому что он знает, что его способностями обладает каждый, но у большинства эти способности находятся в латентном состоянии. Он повысил свою самооценку, и он счастлив, что был удостоен возможности заглянуть в высшие миры. Многое для него прояснилось и в его работе: сдается мне, что теперь он стал получать информацию с более высоких уровней. Он больше не приписывает свое знание «абстрактным духам, существующим вовне», как привык делать еще в Средние Века из-за страха перед инквизицией. Теперь он знает, что его способности находятся в нем самом. Он стал счастливее, и это самый лучший критерий его прогресса. Понятность его медиумических считываний отражает в себе его намерение помочь другим, его желание преобразовать отчаяние в надежду, а также саму его жизнь. Он стал алхимиком, которым намеревался стать тысячелетия назад.
Я включил его историю в свою главу о сострадании, не потому что Хью должен был этому научиться на своем пути к бессмертию, но потому что в нем оно изобиловало. Он испытывал сострадание и любовь к каждому, кто приближался к нему, и поэтому часто забывал о самом себе. Без сострадания ни один из нас не сможет в будущих жизнях подняться на более высокие планы, но, как и все добродетели, обсуждаемые в этой книге, сострадание — часть целого. И мы должны научиться сострадать не только другим, но и самим себе.
Тридцатипятилетняя Читра также бескорыстно проявляла ко всем сострадание. Будучи микробиологом, она проводила целые дни в лаборатории, а по вечерам сидела с больной и крайне требовательной матерью, с которой прожила десять лет. Поэтому на себя у нее совершенно не оставалось времени.
Читра была самым младшим ребенком в индийской семье, переехавшей в Америку, когда Читра была еще малышкой. Согласно индуистским традициям, в духе которых она была воспитана, она должна была взять на себя заботу о матери. Этой заботы не приходилось ждать ни от брата и его жены, ни от замужней старшей сестры, которая сама имела двоих детей. Читру выдали замуж но расчету за человека намного старше ее самой, но ее муж умер, не оставив детей. В результате, забота о матери целиком свалилась на ее плечи.
Придя ко мне, Читра стала жаловаться, что мать буквально душит ее своей зависимостью и требовательностью. Я и вправду заметил, как тяжело дышит Читра и с каким трудом она говорит. Ее родным языком был хинди, но она, как и ее мать, свободно владела английским. Она постоянно носила сари и только на работу надевала под лабораторный халат джинсы и свитер. Она являла собой довольно любопытное сочетание двух культур, хотя вряд ли она радовалась жизни, поскольку более старая культура не давала ей в полной мере испытать радости той культуры, что была гораздо моложе.
Многие индусы верят в реинкарнацию, но для них — это убеждение на уровне интеллекта, часть их религии, и использование его как терапевтического средства им практически неизвестно. Читра могла верить, а могла и не верить в прошлые жизни. Она была немногословна, когда я вынес этот вопрос на обсуждение. Тем не менее, она с готовностью согласилась на регрессивную терапию. После двухнедельной практики релаксации и техник погружения в гипноз она смогла войти в состояние умеренного транса. Ее впечатления были смутными, речь сбивчивой.
«Я в Индии… проститутка, и в то же время не совсем проститутка… Я путешествую с армией, которая борется с врагом… Это не так давно… Мне сказали, что я нужна солдатам… Самое важное — это они… Это моя армия, мои люди… О них нужно заботиться… Я кормлю их… удовлетворяю их плотские потребности… Я ненавижу то, что мне приходится делать… Я вижу себя умирающей… Я еще очень молода… Да, я умираю… умираю во время родов…»
Это было все. В своем пересмотре жизни она поняла, что не хочет задерживаться в этом месте. Такая помощь солдатам в борьбе с врагами Индии была отнюдь не высшим благом, но обычаем, придуманным корыстными и жестокими мужчинами, и она, как женщина, была обречена попасть в эту западню.
Вторая регрессия также оказалась короткой. «Я — женщина… На мне — жертвенные одежды… Меня должны убить и принести в жертву, чтобы был хороший урожай… Возможно моя смерть защитит мой народ от врагов… от стихийных бедствий… Мне сказали, что такая смерть — великая честь… И я, и моя семья — все получат после смерти вознаграждение… Над моей головой заносят меч… Удар мечом, и…»
В обоих случаях у Читры возникали проблемы с дыханием, и мне каждый раз приходилось быстро возвращать ее в настоящее. Читре нужно было понять, чему научили ее те жизни, но не зацикливаться на подробностях. Она сразу перешла к травмам и когда мы говорили о них, она понимала, что насилие идет вразрез с духовными понятиями. Обещания награды после смерти было ложью, используемой военными и религиозными авторитетами, чья власть основывалась на невежестве, обмане и страхе.
Мы обнаружили связь между этими двумя жизнями и настоящей ситуацией Читры: в обеих регрессиях ее вынуждали жертвовать своей жизнью, своими целями, своим счастьем ради чьего-то «высшего» блага. В результате, жертвенность убила ее тогда, и продолжает убивать по сей день.
Хотя мать Читры никогда не появлялась в моем кабинете, она также кое-что вспомнила из прошлой жизни. Вдохновленная проделанной нами работой, Читра принесла домой CD с записью сеанса регрессии и, как я советую всем моим пациентам, практиковала регрессию дома. Прослушав запись, ее мать увидела себя молодой женой-индианкой, жившей триста лет назад. В той жизни Читра была ее страстно любимым мужем, вокруг которого она сосредоточила всю свою жизнь. Но вскоре этот мужчина умер, кажется, от укуса ядовитой змеи. Вернувшись в настоящее, мать Читры поняла, что ее привязанность к своей дочери Читре — это реакция на ту утрату, которую она пережила несколько веков назад. Читра тоже поняла, что такая зависимость матери от нее уходит корнями не в эту жизнь, а в другую и, поняв это, научилась относиться к матери более снисходительно.
Мать Читры начала меняться. Медленно, но верно избавлялась она от своей многолетней привычки прилипать к дочери. Она больше открылась возможности проводить время со своими другими детьми и даже была готова позволить Читре выходить в свет, несмотря на возможность появления у Читры новых отношений, которые будут мешать этой привязанности. В свою очередь, это помогло Читре более оптимистично смотреть на свое будущее. Впервые в жизни она без страха смотрела вперед, и согласилась отправиться со мной в будущее.
Читра пережила то, что я трактовал как три будущие жизни в течение одной прогрессии. Сначала она увидела себя матерью, которая целиком и полностью посвятила себя заботе о своем ребенке, страдавшем серьезными нарушениями опорно-двигательной и нервной системы. Динамика семьи требовала, чтобы Читра безоговорочно тратила все свое время и энергию на эту маленькую девочку. В той жизни муж от нее отдалился, как эмоционально, так и физически: ему просто хотелось быть подальше от этой трагедии. Поток сострадания, любви, и энергии изливался из Читры наружу: Читра отдавала, ничего не получая взамен.
Во второй будущей жизни Читра страдала тяжелым физическим увечьем, полученным в результате дорожного происшествия. «Вряд ли это можно назвать машиной, — говорила она мне. — Скорее это похоже на гигантский летающий цилиндр с окнами. Его программное управление почему-то дало сбой, и он врезался в дерево». Читра была парализована и долго проходила физическую и психологическую реабилитацию. «Разумеется, медицина тогда стала более продвинутой, — сказала она с удовлетворением, — но все равно на восстановление нервных тканей, как головного, так и спинного мозга, потребовалось больше года. Персонал больницы был замечательный, но выздоровление наступало медленно. Ие думаю, что мне удалось бы понравиться, не будь любви и заботы со стороны моей семьи — обожающего меня мужа, двоих сыновей и дочери, — а также моих друзей. И цветов! Люди называли мою больничную палату Садом Аллаха».
Думаю, здесь наблюдается обратная тенденция, по сравнению с той, которая присутствовала в первой жизни. Если в первой жизни сострадание, любовь и энергию Читра направляла вовне, то здесь все эти качества были направлены непосредственно на нее.
В своем третьем будущем Читра была хирургом, специализирующимся в области ортопедии и неврологии. «Я работаю со стержнями и кристаллами, — пояснила Читра в ответ на мое замечание о том, как ей удается сочетать две такие совершенно разные области медицины. — Эти кристаллы излучают энергию и свет, которые оказывают удивительное целебное воздействие, как на кости, так и на мозг. Они также генерируют звуковую энергию, способствующую восстановлению мышц, конечностей и связок».
Используя свои знания и навыки, Читра добивалась замечательных результатов, и эта работа вызывала в ней огромное удовлетворение. Кроме того, Читра получала позитивный отклик не только от больных и их родственников, но и от своих коллег-медиков. В ее семейной жизни также присутствовало счастье и процветание. В этой жизни она, как кажется, достигла должного равновесия между получением и отдачей энергии. Она научилась любить, как других, так и себя.