ь его слишком покровительственное поведение, как в отношении нее, так и по отношению к самому себе. Возможно, ответ кроется в прошлой жизни. Поначалу он сопротивлялся, но, в конце концов, с благословения семьи, а также, потому что Элисон была так больна, он согласился. Из-за активности левого полушария мозга и его потребности все контролировать, мне потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы погрузить его в гипноз. В конце концов, он достиг довольно глубокого уровня.
— 1918 год, — начал он. — Я в каком-то городе на севере Штатов, то ли в Ныо-Йорке, то ли в Бостоне. Мне двадцать три года. Я очень порядочный молодой человек. В своей карьере я пошел по стопам отца — стал банкиром. Я влюблен, страстно влюблен в девушку, которая мне — не пара. Она — певица и танцовщица, и потрясающая красавица. Иногда я после концертов я беседовал с ней, но никогда не раскрывал перед ней своих чувств. Я знаю, что она… — тут он сделал паузу, и я увидел на его лице застыло изумление. — Это моя дочь Элисон!
Некоторое время он сидел молча и что-то вспоминал. Затем произнес:
— Я поговорил с ней, сказал, что люблю ее и, как выяснилось, слава Богу, она меня тоже любит. Можете в это поверить? Она тоже любит меня! Я знаю, что мои родители этого не одобрят, но это не имеет значения. Не буду обращать на них внимания. Она для меня — всё!
Выражение его лица снова изменилось, став грустным.
— Она умерла, — прошептал он. — Умерла во время эпидемии, и с ее смертью умерли наши мечты. Я потерял всю радость, всю надежду. Больше такой любви у меня никогда не будет.
Я попросил его медленно продвигаться по той жизни дальше. Он увидел себя угрюмым и обозленным мужчиной лет сорока, который, сев мертвецки пьяным за руль, насмерть разбился на своей машине.
Я вернул его обратно, и мы обсудили связь той прошлой жизни с настоящей. Здесь выявились два шаблона. Один шаблон подразумевал магическое мышление: Если бы он в этой жизни сказал Элисон, что любит ее, то ей ничто бы не угрожало, и она не умерла бы, как это случилось тогда, в 1918 году. Второй шаблон служил кон- трафобическим механизмом, своего рода импульсом, заставляющим человека выйти из игры, когда человек думает, что он близок к провалу. В случае Пола это означало, что, сохраняя с Элисон эмоциональную дистанцию, он будет защищен от боли, печали и отчаяния, если, вдруг, ему будет суждено ее потерять. Поэтому он отступал от нее, ссорился с ней, постоянно критиковал и не давал общаться с молодыми людьми. Ее болезнь вызвала в нем ту же панику, какую он переживал почти сто лет назад. Выходя из моего кабинета, он сказал, что теперь знает, что, его противостояние собственному страху и открытое признание его любви станет важным компонентом лечения его дочери. Некая часть его понимала: связь ума и тела, о которой говорят иммунологи, действительно существует.
Страхи Пола уже слегка поутихли, поскольку ему уже приходилось терять Элисон в прошлой жизни и скорбеть по поводу ее смерти. Они оба умерли, и оба вернулись друг к другу в нынешней жизни. Его до сих пор пугала вероятность ее смерти, но теперь он позволил себе почувствовать свою любовь к ней. Теперь у него пропала потребность в самозащите, которая была в ущерб им обоим.
На первый свой импульс безусловной любви Пол отреагировал решением позвонить Филу и разрешить ему посещать Элисон когда угодно, где бы она ни находилась — в больнице или дома. Элисон была глубоко тронута, и Филу с трудом верилось в столь разительные перемены в отношении к нему. Чем глубже становились отношения молодых влюбленных, тем больше радовался за них Пол. Он понял, что для него гораздо важнее сделать Элисон счастливой, чем продолжать ее защищать.
Все наблюдали, как происходило нечто чудесное: благодаря крепнущей любви Фила и Элисон, а также умению Пола выражать любовь к дочери в своих действиях, иммунная система Элисон переключилась на усиленный режим работы, и Элисон стало лучше. Таким образом, в борьбе с раком любовь для Элисон стала крайне важным лекарством.
Через неделю Пол вернулся ко мне для прохождения второго сеанса регрессии. На сей раз он оказался женщиной, женой рыбака, жившей в девятнадцатом веке на побережье Новой Англии. Его жизнь снова была наполнена тревогой и страхом.
— В этот раз он не вернется.
— Кто не вернется?
— Мой муж. Он уходит в море иногда на несколько месяцев, и я уверена, что когда-нибудь он не вернется.
— Так он и раньше уходил в плавание?
— Да.
— И всегда возвращался?
- Да.
— Тогда почему он не вернется в этот раз?
— Потому что я чувствую, что его нет в живых, — произнес он, глотая воздух. — Мои подруги, такие же жены рыбаков, как и я, пытаются меня обнадежить, но, увы, напрасно. Места себе не нахожу от беспокойства.
Его страх был налицо, и я даже предложил ему вернуться в настоящее прямо сейчас. Но тут он, воздев руки к небу, запричитал:
— Подождите. Есть новости. Лодка перевернулась. Никого из рыбаков не нашли. Я была права: он мертв. Моего любимого больше нет. А без него мне не жить.
Эта женщина из Новой Англии, оплакивая своего мужа, впала в такую депрессию, что перестала есть и спать, и вскоре умерла от разрыва сердца. Ее душа покинула тело, но долгое время продолжала витать в тех краях. Эта женщина умерла буквально за неделю до того, как ее муж вернулся в город. Оказывается, ему и его двум товарищам удалось спастись, и они, решив восстановить свои силы перед отправлением в обратный путь, обосновались на некоторое время в доме одной вдовы.
В той жизни мужем этой женщины (ныне Пола) была Элисон.
В пересмотре жизни этой женщины из Новой Англии всплыла новая тема — терпение. Женщина увидела, что, если бы она не убила себя своим отчаянием, а продолжала ждать, то снова встретилась бы со своим мужем и была бы счастлива. Когда я вернул Пола в настоящее, он понял, что в его других жизнях терпения ему также не хватало. Тот Пол, который разбился на автомобиле, в этой жизни снова обрел свою любовь — в лице своей дочери. Возможно, знание последующих жизней уберегло бы его от выпивки, ставшей причиной автокатастрофы, и он мог бы жить счастливо, зная, что его возлюбленная все равно вернется к нему. В настоящей жизни он понял, что, если бы он не совался в жизнь Элисон и позволил бы ей самой выбирать себе любимого, то ее рак прогрессировал бы не так быстро. У нее было бы больше энергии и воли, чтобы бороться с болезнью. Даже теперь он считает, что, возможно, у него еще остался шанс все исправить.
Сеанс, назначенный на следующую неделю, начался с промежуточного отчета. Элисон стало лучше, и это улучшение отметили даже врачи. Казалось, все средства — и стандартное лечение, и холистический подход, и присутствие Фила, и изменение поведения Пола — дали свой эффект. Пол сообщил мне, что накануне обнял Элисон и от всего сердца сказал ей, что любит ее. Она ответила ему взаимным объятием и, залившись слезами, сказала, что тоже любит его.
— Чего еще желать? — произнес он с улыбкой. — Я даже обнял Фила, но, конечно не сказал ему, что люблю его.
Это было огромным достижением для Пола, которое он приписывал нашему сеансу регрессии. Затем он попросил меня снова отправить его в прошлое.
Несколько веков назад Пол жил в Индии, в среде с издревле сложившимися культурными устоями. Тогда он был девушкой из низшей касты. Элисон в той жизни была близкой подругой Пола. Хотя их не связывало кровное родство, они были «ближе, чем сестры». Они обе зависели друг от друга в эмоциональном выживании, обе делились мыслями и желаниями, горестями и радостями. Поскольку они находились в самом низу социальной лестницы, жизнь их была очень тяжелой, но они умудрялись помогать друг другу каждый день.
Затем Пол с досадой поведал мне, что Элисон влюбилась. Этот молодой человек, в котором Пол узнал свою нынешнюю жену (мать Элисон), был представителем более высокой касты, тем не менее, между ними возник роман. Пол предостерегал Элисон в том, какие ужасные последствия их ждут, если их обнаружат вместе. Элисон же утверждала, что ее «сестра» просто ревнует, а сама расхаживала по деревне и всем хвасталась, что этот юноша ее полюбил. Вскоре об этом стало известно семье юноши, и его отец убил Элисон за неуважение к его касте. Эта потеря стала для Пола страшным ударом, оставившим в его душе горечь, гнев и скорбь до конца его короткой жизни.
Паря над своим телом, оставленным в той прошлой жизни, Пол смог связать ее со своей настоящей жизнью, а также с жизнями, которые вспомнились ему во время первых двух регрессий. Здесь повторялась одна и та же схема: душевная травма, вызванная тяжкой утратой — смертью любимого человека. Именно этот шаблон и привел Пола к настоящим страхам и формированию защитных механизмов. Кроме того, Пол понял, насколько ценно терпение. В своей индийской жизни он также избегал удовольствия и радости, которые мог бы испытать, если бы знал, что Элисон будет возвращаться к нему не один раз. Там присутствовали и другие уроки, касающиеся опасности опрометчивых суждений, недальновидности в поступках, а также потери контроля над собой, которая может обернуться смертью. Теперь он учился отпускать свой страх смерти и утраты. Еще более важно то, что он понял высшую ценность любви и ее исцеляющее воздействие. Он понял, что любовь абсолютна и не может быть ослаблена временем и расстоянием. Она не может быть омрачена страхом, ибо ее сияние на самом деле никогда не тускнеет.
Время от времени я осведомлялся у Пола, не пора ли ему отправляться в будущее, а то мы надолго застряли в прошлом. Мы с ним оба не хотели заглядывать в будущее его нынешней жизни: он не мог вынести мысли о том, что рак, в конце концов, может сразить Элисон, а я опасался, что его тревога по поводу болезни Элисон может исказить его воспоминания о будущем. В конце концов, мы решили, что сможем исключить этот риск, если заглянем в будущее не этой жизни, а в следующие жизни. Поэтому на нашем последнем сеансе мы с ним отправились в одну из его будущих жизней.