— Вы обсуждали это с Томом?
— Он говорит мне, что я — глупышка. Теперь я уже не задаю ему таких вопросов, потому что он снова подумает, что я — дурочка или параноик и это его лишь подтолкнет к тому, чтобы скорее от меня уйти.
Такой тип цикличного мышления распространен среди пациентов, которые не слишком твердо стоят на своих ногах.
— И как тогда вы поступаете по отношению к нему?
Она уставилась в пол.
— Чаще всего я липну к нему, хотя, думаю, это ему не нравится. Эта мысль доводит меня до безумия, чем я еще больше отталкиваю его от себя, а сама еще больше делаюсь от него зависимой. Это ненавистно нам обоим. Он говорит, что я должна доверять ему, верить в него — верить в нас обоих. Я знаю, что должна, но не могу.
— Что отвечает Том, когда вы говорите ему, что не молсете ему верить?
— Ничего. Нет ничего хуже молчания. — В ее сильном голосе прослеживалась дрожь. Было видно, что Роберта испытывает глубокие эмоции. — Он — хороший человек. Когда я радуюсь, он радуется вместе со мной. Когда мне грустно, ему тоже грустно.
— А когда вы злитесь и отталкиваете его от себя?
— Думаю, что он более злится, хотя не любит этого показывать. Чаще всего он пытается выдернуть меня из моего дурного настроения, как-то развеселить меня, словно я какая-то ущербная.
— Он говорит, что у вас проблемы с зачатием, — сказал я.
— Да, — ответила она, резко изменившись в лице.
— А у врача были?
— Конечно. Врач ни у одного из нас не находит никаких патологий.
— А что вы думаете по поводу искусственного оплодотворения?
Ее голос сразу стал увереннее, из чего я понял, что эту тему молено безболезненно затрагивать.
— Это вариант. Но мы не хотим этого делать, пока врачи не скажут, что это наш единственны! шанс. Я чувствительна к любым гормонам. Про. лети мимо меня пчела, и я тут же испытаю ужас по поводу анафилактического шока.
— А о приёмном ребенке не думали?
— Это тоже вариант, как последний шанс. Но я хочу его ребенка.
— А он хочет вашего?
— Вы абсолютно правы.
— У вас все нормально с половой жизнью?
Она залилась краской.
— Более чем нормально.
— Вот и прекрасно.
Тут мы на некоторое время сделали паузу, Должно быть, я невольно улыбнулся при ее словах: она пристально посмотрела мне прямо в глаза, и я увидел, как в них вспыхнула злоба.
— А что тут смешного?
— Вы оба пытаетесь завести ребенка. Ваша половая жизнь… более чем нормальна. Том не дает вам никаких намеков на то, что хочет уйти. У меня есть все основания утверждать, что вы для Тома — смысл жизни, он сам мне об этом говорил. Так, что же не дает вам принять его слова на веру?
— Страх, — понуро ответила она.
— Страх чего?
— Того, что меня бросят. — Тут она расплакалась. — Не могу представить себе чего-либо худшего.
Это было классическим аргументом для проведения регрессивной терапии. В жизни Роберты ни разу не было случая, чтобы ее бросил любимый, но видя, какой панический страх она испытывала но этому поводу, молено было предположить, что ее бросили в какой-то из прошлых жизней. Она безумно любила Тома, и он об этом знал. Ее поведение и страхи никак не увязывались с тем, что мне было известно об их с Томом отношениях. И тогда я предложил ей поискать источник ее страхов в другом времени, в другой жизни.
— О! — сказала она. — Если нам это удастся, то это будет чудо!
Вскоре мы провели сеанс, и нам не потребовалось много времени, чтобы обнаружить связь.
«842 год, — начала она с огромной печалью в голосе. — В этом году я умерла. Я живу в хорошем доме, в самом лучшем в нашей деревне. У меня есть муж, которого я очень люблю. Он — вся моя жизнь. 51 на четвертом месяце беременности. Это первый ребенок и тяжелая беременность. Мне часто нездоровится и поэтому тяжело работать. Мне становится лучше, только когда я ложусь».
Тревога исказила ее лицо. Она закрыла глаза руками, словно пытаясь от кого-то защититься.
«На нас в любой момент могут напасть. Возле наших ворот вражеская армия. Все жители деревни, мужчины и женщины, вооружились, чтобы отразить натиск врага. 51 слишком слаба, чтобы сражаться. Мой муж велит мне оставаться дома. Он говорит, что если он поймет, что на победу мало шансов, то он вернется и заберет меня на юг, в деревню, где жили его предки. 51 умоляю его забрать меня сейчас, но он утверждает, что должен сражаться. Это — его долг».
— Что вы думаете об этом? — спросил я.
— Печально. Очень печально. Кто будет заботиться обо мне?
Ее тревога была очевидна.
— Хотите прекратить регрессию?
— Нет. Продолжаем.
Находясь под глубоким гипнозом, она начала тяжело дышать, напрягаясь всем телом.
— Он ушел, — сказала мне она. — Я слышу, как с ноля битвы доносятся вопли и крики, Я нервно расхаживаю из угла в угол и жду. Мне страшно за своего не родившегося ребенка. Тут распахивается дверь, — слава Богу, думаю я, — но, увы, это не мой муж. Это — враги. Они меня насилуют. Один из захватчиков ударяет меня мечом. Снова ударяет. Меч пронзает живот. Ребенок погибает. Я падаю. Всё в крови. Еще удар мечом, прямо по горлу. — Она издает хрии. — Я мертва.
Я вернул ее обратно. И тут она, с ужасом посмотрев на меня, сказала:
— Это мой муле. Мой любимый Том. Том тогда был моим мужем. Он оставил меня там умирать.
От ее слов даже в моем кабинете вдруг стало темно.
Как мы видели на примере других случаев, люди, приходящиеся пациенту родственниками в настоящей жизни, появляются и в его прошлых жизнях, правда часто меняется родство. Например, дочь может быть бабушкой, отец — сестрой, братом или ребенком. Из этих родственных связей мы извлекаем уроки. Люди могут возвращаться к нам снова и снова, чтобы решать проблемы и постигать любовь во всех ее формах.
Иногда, как в случае Роберты, родственные отношения остаются теми же. Ее нынешний муж Том также приходился ей мужем и в девятом веке, и он оставил ее. А действительно ли оставил? Чтобы узнать, что произошло с Томом и тот день, я стал размышлять над возможностью отправить его в то же время и место. Почему он оставил ее? Каковой была его жизнь после смерти жены и не родившегося ребенка? Теперь он сопровождал Роберту на все сеансы и ждал ее в холле, пока не закончится сеанс. Однажды, когда сеанс уже подходил к концу, нам удалось побеседовать втроем. Я позвал Тома в кабинет и, хотя было оговорено, что Том не будет моим пациентом, я спросил у них обоих разрешение на то, чтобы провести с ним сеанс регрессии. Мне приходилось работать с парами, которые были вместе в предыдущих жизнях, и теперь мне особенно хотелось получить от Тома его версию того, как развивались события. Если бы Роберта узнала, что тогда он не бросил ее, возможно, у нее пропал бы страх того, что он бросит ее в этой жизни. По Том должен был ехать в командировку, и поэтому сеанс пришлось провести только через несколько недель.
На следующей неделе Роберта пришла на очередной сеанс и безо всяких усилий перенеслась в прошлое.
«Париж. Лето. Я молода — мне не больше двадцати пяти — и очень красива. Все что мне хочется — это развлекаться, но я не могу. Со мной живет моя бабушка. Я узнаю ее. Она — Том».
Это было сказано без малейшего удивления. Хотя Роберта видела все происходившее как наяву и со всеми подробностями, на этот раз, в отличие от предыдущей регрессии, она совершенно не испытывала никакого волнения.
«Мои родители умерли, когда я была совсем маленькая, и поэтому меня воспитывала бабушка. Но теперь она стала больна и слаба, и я должна заботиться о ней. Она очень требовательная: сделай то, сделай это… У. нас нет денег, поэтому мне самой приходится делать покупки, убираться дома, готовить, менять и стирать бабушкину вонючую одежду, поскольку бабушка постоянно пачкается.
Это несправедливо! — наконец, произносит она с некоторым пылом. — Я не обязана заниматься этим изо дня в день. У девушки должны быть свои радости в жизни. Я ухожу! — признается она мне доверительно. — Я ухожу к моему другу Алену. Он будет заботиться обо мне и скрасит мою жизнь.
Тут она немного шагнула в будущее: то ли это были события, следующие непосредственно за ее уходом из бабушкиного дома, то ли более поздние события.
«Моя бабушка умерла! Пока я ходила по танцулькам и кабаре, пила и занималась любовью, моя бабушка умирала. Я обнаружила ее тело, когда пришла домой. По всей видимости, она умерла от голода, потому что была как скелет, обтянутый кожей. Это произошло недавно: она еще не начала разлагаться, по крайней мере, запах был от нее не сильнее, чем обычно. Плохие новости. Просто ужасная ситуация. Я жду ребенка, у меня нет денег — ни сантима. Я даже толком не знаю, кто отец. Ален говорит, что даст денег, если ребенок окажется его, но я должна это доказать. Но как я могу это сделать, пока ребенок еще не родился?
В конце концов, все это уже не имело значения. Роберта увидела, как она умирает во время родов и как ее душа витает над телом. Она долго наблюдала, чтобы убедиться, что ребенок жив, кем бы ни был его отец. В пересмотре жизни у нее преобладало чувство вины.
— Я любила бабушку, — призналась она, — не потому что она меня вырастила, но потому что она была хорошим человеком и желала для меня только добра. Но я была молодой эгоисткой. Тогда моя потребность в свободе и любви оказалась для меня превыше заботы о бабушке. В конце концов, я могла бы как-то сочетать одно с другим, но я бросила бабушку и… — тут она резко остановилась.
— Видите связь? — сказал я безо всякого намека, но, зная, что эти две регрессии она должна связать между собой.
— Конечно! Я оставила бабушку, потому что тысячу лет назад меня оставил муж. А тогда, в Париже, тем же мужем, что меня бросил, была она, и она же — Том. Это — акт возмездия!
Третья регрессия, которая состоялась спустя неделю, показала нам другую грань той же темы насилия и расставания. В этот раз Роберта была пакистанской девушкой, жившей в маленькой деревянной лачуге около пяти веков назад. Когда ей было одиннадцать лет, у нее умерла мать, и так же как в Париже, все бремя домашних хлопот обрушилось па нее, хотя в этой жизни у нее были отец и брат, которые, вообще говоря, могли бы помогать ей.