— Не пугайся, Татьяна, я на минуту, — голос мягкий, доверительный, — дверь была открыта, я решил зайти и подождать тебя.
Врет, хорошо помню, как щелкнул английский замок. Но сердце все же екнуло, хотя знаю, что женщине опасаться его не надо, он голубой, а на службе действует как теоретик — чужими руками.
— Зашли передохнуть? — бросила я мимоходом, направляясь в ванную. И уже оттуда, раздевшись и встав под душ, прокричала, чтоб поиздеваться: — Может, составите компанию?
— С удовольствием, ха-ха-ха, — услышала я смех, но уже здесь, в ванной, и задрожала от ужаса.
Георгий Мефодьевич, этот гомик, как мне не раз презрительно называл его Ростислав, сбрасывал одежду и в следующую секунду шагнул ко мне.
— Ты же, ты же… — больше я не могла вымолвить ни слова — он сжал меня, словно в тисках, своими ручищами и зашептал:
— Я по-всякому могу, а ты зажгла меня и, перед тем как уйдешь, — прости, Ростислав велел, — сверкни молнией.
Он повалил меня на пол. Отбиваться не было сил. Подонок сделал свое дело, а потом медленно протянул свои клешни к моей шее и сомкнул ладони. Свет померк. Еще глоток воздуха, еще… и вдруг хватка разомкнулась, тяжелая туша сползла с меня. Сделав усилие, чуть приоткрыла веки. Сквозь туман разглядела фигуру женщины. Нагнулась ко мне, прохладная ладонь у шеи. Должно быть, пульс проверяет.
— Жива, — слышу так, будто уши ватой забиты. Чувствую — поднимает меня, как пушинку, и несет в комнату.
Край стакана стукнул о зубы. Глоток воды — и я прихожу в чувство.
— Не пойму, где это я тебя видела, — снова слышу тот же до боли знакомый голос.
Нет, не может быть! Я сплю, и мне снится кошмар. Окончательно пришла в себя. Даже в этом полумраке узнаю Ию. Протягиваю ей руки. Не могу сдержать слез.
— Ия, родная, прости меня!
Марк Шиманский оказался могучим стариком с густой, почти белой бородой. Его хорошо поставленный баритон прекрасно сочетался с высоким ростом и длинными руками. Крупный нос, широкие скулы и пронзительный взгляд глубоко сидящих под темными пушистыми бровями глаз удачно дополняли облик этой далеко не ординарной, можно даже сказать, таинственной личности. Вот уже четверть века, как он трется в кругах отпетых уголовников, пользуясь их доверием и выполняя отдельные поручения, порой весьма деликатного свойства, связанные с поставкой наркотиков, оружия и даже живого товара. Это позволяет ему вести безбедное существование.
Никто, кроме Дика, а в последнее время и генерала Рожкова, не знает о делах Шиманского. Виктор Николаевич Рожков вышел на старика по своим каналам, и тот согласился давать информацию, но только касающуюся русских мафиози в Америке. Дик Робсон мог определить сферу его работы. Дик и Виктор Николаевич договорились соблюдать все меры предосторожности, чтобы не подставить Шиманского. Лишь в крайнем случае допускался контакт с ним под гарантированной «крышей». Наш случай и был тем самым чрезвычайным, когда и в Москве, и здесь, в Штатах, пошли на риск с Марком Шиманским. Он оказался в доверии у тех, кто инсценировал смерть Андрея Петровича и держит его взаперти, пытаясь вырвать признания.
Все это рассказал Павел в машине, пока мы направлялись на встречу с Шиманским. Павлу, в свою очередь, поведал о старике генерал Рожков во время инструктажа перед поездкой в США.
Мы подъехали к госпиталю. Нас встретила медсестра и повела по длинным коридорам в палату на восемнадцатом этаже.
Там мы и познакомились с Шиманским.
— У меня была скромная задача, — начал он свой рассказ, наверное, с самых низких баритонных нот.
Мне невольно подумалось, что старик специально сдерживает себя, иначе может просто оглушить слушателей. С его вокальными данными только в церковном хоре петь или на сцене исполнять «Вдоль по Питерской».
— Меня не особенно посвящают в таинства своих дел, — продолжал между тем Шиманский. — Так, случайные, поверхностные сведения приходится ловить, не проявляя особого интереса, иначе разом вычислят, и разговор короткий, как в той небезызвестной песне: «И никто не узнает, где могилка моя». Вот и случай с Андреем Петровичем. Поручили только найти им хату и ждать приезда гостей. И если бы не указание Робсона разнюхать насчет мнимого убийства Андрея Петровича и аналогичная просьба из Москвы, я бы так и не понял, с кем имею дело и кого они притащили.
— Где они держат отца и как туда можно пробраться? — в нетерпении спросила я.
Старик взял карту города и точными росчерками карандаша изобразил, как проехать к тому месту.
— Найти их не представит большого труда, — сказал он, — но вот освободить Андрея Петровича будет нелегко. Проблема не только в том, что люди там хорошо вооружены и никто не знает, что у них на уме, в смысле драться до последнего патрона или сдаться властям. Это же русские головорезы, они абсолютно непредсказуемы. У них неглупый предводитель Белозеров Ростислав Анатольевич. Команда его слушается и безоговорочно выполняет все приказания. Я слышал, как он бахвалился перед Андреем Петровичем, что прошел Афганистан и ему теперь даже смерть не страшна. Думаю, что под стать главарю и большая часть его группы. Предположим, полиция окружает дом и после отказа преступников сдаться уничтожает их. В этом случае не избежать и гибели Андрея Петровича. Такой вариант отпадает еще и потому, что россиянам важно, чтобы Белозеров и хотя бы часть его людей остались живы. Только через них можно будет выйти на главную базу группировки в Москве и захватить ее вместе с шефом.
— Что же вы предлагаете? — не выдержал Генрих. Старик прострелил взглядом Генриха, потом меня.
— Робсон обещал, что полиция будет наготове. Но кто-то из вас с моей помощью должен проникнуть в дом и сделать то, что не по силам отряду полиции: вывести Андрея Петровича через тайный проход, о котором я скажу. Лучше, если это будете вы. — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Выдам, если надо, за свою дочь. А незнакомый мужчина сразу же вызовет подозрение, и весь наш план полетит ко всем чертям.
— А почему бы вам не выдать меня за сына? — запротестовал Генрих.
— Я бы больше подошел для этой роли, ну хотя бы по возрасту, — вставил Павел, смерив Генриха критическим взглядом.
— Здесь не до рыцарских чувств, — отрезал старик. — Если я сказал — женщина, значит, будет она или никто. Не нравится, предложите другой вариант.
Ваш, — Шиманский глянул на Генриха, — не подходит. — Он вдруг опустил голову и смягчился: — Понимаете, у меня действительно есть дочь. Она живет в Нью-Йорке иногда приезжает ко мне. Но ее, кроме меня, никто никогда не видел. Так надо. Зато теперь это может сыграть. С сыном же запросто прогорю. Когда меня берут на дело, проверяют всю подноготную построже, чем в КГБ. Поэтому исключаю всякие мелочи, из-за которых можно вляпаться в неприятность. Это все. — Старик хлопнул кулачищем по столу. — Теперь, если нет больше возражений, попьем чайку и обсудим подробности нашего предприятия.
Я внимательно слушала Шиманского и не переставала удивляться его предусмотрительности, умению предвидеть каждый шаг. А задача моя была не из простых. Шиманский не скрывал, что возможны неожиданности, и тогда действовать придется экспромтом, полагаясь только на себя. Я это отлично сознавала, и старик несколько раз повторил, что помощи мне ждать будет неоткуда. Ему засветиться никак нельзя. Он только доведет меня до конторы, представит «начальству и сотрудникам», а дальше придется действовать на свой страх и риск. Я отчетливо представляю расположение комнат и тех, кто в них обитает. Единственная загвоздка, считает Шиманский, это женщина, которую привез с собой Белозеров. Ее роль непонятна. Не жена, не служанка, а какая-то подсадная утка. С этим тоже придется разобраться.
Мы переночевали в соседнем отеле, а утром я одна, уже в роли Риты, дочери Марка Шиманского, отправилась на задание. Генрих и Павел возвратились в город, в распоряжение Дика Робсона.
Подъехала к железным воротам. Вышел Шиманский. И тут он заорал во всю мощь своих легких:
— Доченька, родная, что же ты без предупреждения и как ты меня нашла?!
Увидев неподалеку светло-серый форд, из которого вышли четверо молодцов и с любопытством наблюдали за сценой нашей встречи, я тоже бросилась на шею новоиспеченного папочки и дала волю голосовым связкам:
— Дома нашла твою записку, что если тебя не застану, то найду здесь.
Старик хлопнул себя по лбу:
— Совсем из ума выжил, сам описал тебе, где и как меня отыскать, и начисто забыл. Ты у меня молодчина, идем, познакомлю со своими друзьями.
А те уже улыбались, сами пошли навстречу, похлопывали Шиманского по плечу:
— Ай да старик, такую дочь-красавицу скрывал! Она замужем?
— А как вы думаете, усидит ли такая красотка в девушках? Муж у нее известный авторитет в Нью-Йорке.
— Кто же это, если не секрет? — полюбопытствовал сам Ростислав (я узнала его сразу по описанию старика).
— Секрет! — Это я вылезла и подмигнула ему: — Могу познакомить, если понравитесь, конечно.
— Да мы тут все паиньки и по такому случаю приглашаем вечером отметить ваш приезд, — продолжал балагурить Главный. — Мы скоро вернемся, а пока отдыхайте. — Он сел со своими телохранителями в машину и укатил за ворота.
Такого подарка ни я, ни старик не ожидали. Их отъезд упрощал мою задачу, и я не стала оттягивать ее выполнение.
Когда подошли к дому, путь преградил громила с автоматом на плече:
— Ты знаешь, Марк, сюда нельзя посторонним.
— Но это моя дочь.
Автоматчик с любопытством оглядел меня с ног до головы и засмеялся.
— Мне бы такую дочурку. Ладно, шучу, — дал он задний ход, заметив, как нахмурил брови старик. — Но все равно нельзя. Веди в свою конуру. Вот приедет Рост, разрешит, тогда другое дело.
«Конура» Шиманского находилась в стороне от дома метрах в пятидесяти, недалеко от ворот. Это был небольшой домик из двух крошечных комнатушек и пристройки вроде кухни.
Здесь старик коротал дни, впуская и выпуская через ворота обитателей этого пристанища. Он должен был также поднимать тревогу в случае появления вблизи посторонних людей и, кроме того, информировать Ростислава обо всех событиях и новостях, которые могли иметь отношение к его команде. С этой целью старика отпускали в город, где у него собственная квартира, нередко используемая для связи с людьми, имеющими выходы на различные криминальные и государственные каналы. В общем, осели основательно.