— Я хочу доказательств вашей верности мне! — между тем говорил Эдмунд, подойдя к моему креслу. — Исполните свою часть уговора.
— Исполнить? — рассеянно проговорила, заглядывая в светлые глаза принца.
— Да, — он наклонился ниже.
Его распущенные белокурые волосы упали мне на лицо.
— Мне нужны доказательства вашей верности, Джина, — улыбнулся зловеще, — иначе я не смогу поверить. Я должен понимать, что ваша преданность будущему монарху необратима.
— Мой принц, я…
— Да, Джина, все верно, — согласился он, — одна ночь, и я буду уверен в том, что вы на моей стороне.
— Но…
— Вы сделаете это, если хотите получить мою защиту и покровительство. Я стану вашим другом. Настоящим.
Перечить ему не было смыла, потому что Эдмунд не хотел слышать «нет». Он был очень упрямым в некоторых случаях, и это был как раз тот случай.
— Но ваша мать…
— Моя мать, — перебил он, повысив голос, — печется не о моем благополучии. Я сам могу о себе позаботиться. Покуда я не могу положиться ни на советника, ни на духовного отца, ни на мать, я волен сам принимать решения. И я хочу верить, что хотя бы один человек искренне предан мне. Мы ведь сможем стать друзьями?
О, после того что он требует, мы станем больше, чем друзьями.
— Вы станете фавориткой, протеже, дамой сердца, — улыбнулся принц, склоняясь еще ниже почти к самому моему носу, — называйте, как хотите. Это ведь честь, Джина. Разделить со мной ложе мечтают именитые красавицы Хегея. А я предлагаю это вам.
Ага, очень к месту. Проклятье!
Я вжалась в кресло, молча глядя в глаза наследнику. Он медленно сокращал расстояние между нами. И это, непременно, закончилось бы плохо, если бы не властный приказ Берингера, заставившись Эдмунда распрямиться.
— Кто капитан? — советник выцепил взглядом одного из гвардейцев, мысленно сдирая с него кожу: — Какого дьявола вы делаете в этой комнате? — он оглядел ворох белья на полу, распахнутые дверцы шкафа, измятую постель. — Прочь. Все вон!
Райт был зол, словно демон, вырвавшийся из преисподней. Вряд ли он хоть на долю секунды мог предположить, что Эдмунд заявит:
— Это был мой приказ.
Берингер молчал, выпроваживая вон гвардейцев. Ждал, смиренно опустив голову и уперев ладонь в стену. Желваки на его щеках ходили ходуном. Когда дверь была закрыта, и мы остались втроем, Берингер резко поднял голову:
— Ты еще здесь, Эдмунд?
Принц остолбенел, заскрежетал зубами.
— Это мой дом, советник…
— А это, — властно бросил Райт, — моя женщина. И если я сказал «все вон», это касается и твоей светлейшей задницы.
Я перестала дышать.
Райт снова ждал, а мы с принцем активно переваривали услышанное.
— Что ты сказал? — коротко сипло осведомился Эдмунд.
— Я сказал, чтобы ты убирался.
— Ты с ума сошел, советник? Я — будущий король!
— Тогда не соблаговолите ли вы покинуть эту комнату, пока я не выставил вас за дверь, — издевательски произнес Райт. — Побыстрее.
— Ты не смеешь говорить так со мной, — страшно помрачнел принц, — не смеешь…
— Если ты еще раз появишься здесь или рядом с этой женщиной, короновать в скором времени будет нечего.
— Что?
Райт усмехнулся.
— Так ты выйдешь или мне тебя вывести? Учти, Эдмунд, второе обойдется тебе дороже.
— С ума сошел… — шептал тот.
— Пожалуйся мамочке.
Губы Эдмунда дрогнули, он сорвался с места и бросился к двери. От оглушительного хлопка я вздрогнула и перевела взгляд на Берингера, который пристально смотрел мне в лицо.
Я собрала всю решимость, чтобы сказать, сохраняя спокойствие:
— Вы вовремя.
— Как чудесно, правда, Джина? Зайди я секундой позже, и этот мальчишка вовсю целовал бы твои нахальные губы.
С трудом сохраняю хладнокровие, хотя… вся моя робость вернулась, будто пробудившись от чудовищно-властного взгляда советника.
— Как вы догадались, что нужно изобразить… ревность?
— Изобразить? — Берингер оторвался от стены. — Я могу изобразить, что угодно и когда угодно, но только не сейчас.
Продолжает разыгрывать спектакль? Блефует? Пытается напугать?
— Видишь ли, Джина, — произнес он, направляясь ко мне. — Если бы я застал вас тут секундой позже, все могло закончится по-другому. Понимаешь?
— Нет.
— Какая недогадливая ты иногда бываешь.
Он навис надо мной так же, как Эдмунд, но от его близости мое сердце глухо, надрывно забило в груди.
— Скажи еще, что ничего не понимаешь, — шепнул Райт.
— Я ничего не понимаю.
— Какая послушная, — его ладони уперлись в подлокотники. — Придется объяснить, Джина. Слушай внимательно. Во-первых, вынужден признать кое-что: был неправ…
— Признать… кое-что… — повторила я, не смея разорвать с ним зрительный контакт. — Это ваши извинения за все?
— Нет, милая. Не за все.
— Слишком скупо, — вымолвила я.
— А как было бы достаточно? Нужно валяться в ногах или встать на колени?
— Нет таких слов и действий, которых было бы достаточно.
— Значит моего «прости» тебе не хватит?
— Нет.
— Было бы очень печально, если бы меня интересовал ответ, — произнес мужчина. — Но с тебя станется и простого «прости». Я ведь чудовище, правда?
— Именно.
Он усмехнулся.
— Тогда перейдем ко второму. Ты впуталась так, что при всем моем желании, я не смогу помочь, не заявив на тебя своих прав.
— Что? — фыркнула я, но под его взглядом умолкла.
— С этого дня, ты — моя. И даже не думай сказать на это «нет». Другого ответа, кроме: «я полностью согласна» не подразумевается. И не говори мне, что я женат, а ты претендентка на корону, я об этом не забыл.
— Я буду говорить об этом всякий раз, когда вам взбредет в голову закрыть на это глаза.
— Глупая, хочешь стать потаскухой Эдмунда?
Я вспыхнула, а Берингер продолжил:
— Это предел твоих грез, Джина, или ты так разозлилась на меня, что не смогла обратиться за помощью? Решила, что предложить себя Эдмунду за встречу с подругой, разумно?
Я стиснула зубы, нахмурилась.
— Я не стану обращаться за помощью к человеку, который мной манипулировал.
Берингер рассмеялся, лишая меня остатков сдержанности и хладнокровия.
— Ты удивишься, Джина, но лучше всех манипулировать выходит у тебя самой. Я еще ни разу с таким желанием не плясал под чью-то дудку. Можешь гордиться этим фактом.
Он тронулся умом, наверное.
— Я? С вами? Вами…
— Да, милая. Ты мной.
— Я пытаюсь выжить!
— И ты хреново с этим справляешься. Если бы ты хотела выжить, пришла бы ко мне.
— Лучше уж умереть… — вымолвила я мрачно.
— Нет, Джина, не сейчас. Когда-нибудь, через много-много лет… Но сейчас я собираюсь сделать благое дело. Поверь, я снисхожу до такого безумия крайне редко. И сейчас тебе выпала настоящая удача.
— Оставьте меня в покое!
— Правда?
— Да! — закричала ему в лицо. — Да. Мне не нужна ваша помощь!
— Не будешь жалеть?
— Нет!
Он оттолкнулся от подлокотников, направляясь к двери.
Уходит? Я растерянно приподнялась. Это несносное чудовище уходит, предварительно доведя меня до исступления!
— Райт! — крикнула ему, вопреки бушующей гордости.
— Что, милая, уже передумала?
Я сделала несколько шагов навстречу, едва дыша от ярости и вскружившей голову решимости.
— Подойдите ко мне! Хочу, чтобы вы услышали каждое слово.
Стою, молча, ожидая его реакции, и почти теряю рассудок, когда он спокойно подходит. Мы смотрим друг другу в глаза. У меня пересыхает в горле, я судорожно облизываю губы.
— Ну, Джина? — за кажущимся спокойствием бушуют эмоции.
— Просто признайте, Райт, что я вам нравлюсь.
Удары моего сердца так громки, что, вероятно, это забавляет Берингера. А, может, и нет, ибо ухмылка слетела с его губ. Он кажется сейчас таким серьезным и напряженным, что это передается мне.
— Уверена, что уже выросла для такой правды, милая?
— Уверены, что сможете сказать правду? — теперь язвительные интонации сквозят в моем голосе. — Потому что все, что вы можете делать — жалеть себя. Вам изменила жена? А может дело в вас, Берингер? Такого мрачного, злого, бессердечного и жестокого человека сложно любить, вам не кажется?
Я задыхалась от ужаса только что произнесенных слов. Все, конец света. Апогей всему!
Но Берингер все еще сохранял видимость спокойствия, чему я могла только позавидовать.
— Во-первых, ты ничего не знаешь обо мне, девчонка. Во-вторых, ни одно из твоих ядовитых слов никогда не сможет меня ранить.
— И все же, — выдохнула я, чувствуя, что откровенно трясусь под его взглядом.
— И все же, ты задала вопрос, и раз уж ты так хочешь получить ответ, слушай: ты вызываешь во мне самые гнусные, порой даже преступные мысли, но я еще никогда так сильно, просто мучительно-жадно не хотел женщину.
К этому я была не готова, отшатнулась, но Райт поймал меня за руку, притянул к себе.
— Ну как тебе такая правда?
— Отвратительна.
— Видишь, мы оба это понимаем.
— Отпустите…
Он разжал пальцы, и я отпрянула, потирая запястье.
— Убирайтесь из моей комнаты! Лучше стать потаскухой Эдмунда, чем вашей.
О, его взгляд помрачнел. Райт определенно рассердился.
— Не нужно кидаться словами, милая, и провоцировать меня, иначе все происходящее может закончиться здесь и сейчас весьма банально.
— Вы женаты, черт вас дери. Как вы смеете говорить мне…
— То, что ты хотела услышать. Правду, разве нет?
Я резко пошла к двери, чтобы распахнуть ее перед заносчивым носом этого изверга, но он ловко перехватил меня за талию, пронес к пуфу, на который взгромоздил, и мы стали одного роста.
— Что? Как вы смеете! — замахнулась, но моя рука была перехвачена. — Отпусти!
— Не самое лучшее время выяснять отношения, милая, — бросил Райт перехватывая и другую мою руку, занесенную для удара, — даю тебе время подумать… ох… — я пнула его ногой, но он не разжал своей хватки, лишь опустил голову и нахмурился: — стало легче, Джина?