Дима завелся и планы в голове строил — это Осип усек, как и то, что Машенька, так он ее про себя стал называть, напряглась, нервничала и поглядывала на Диму, не просто так!
«Дай-то бог! Дай-то бог!»
Помолиться за них, что ли, или вон Елену Ивановну попросить, чтобы помолилась?
Дмитрий переживания свои забывал сразу, как приходил в нормальное рабочее состояние, а за последние полгода у него третий раз такая маета не душе случилась. Он умел с ней справляться, очищаясь от мути душевной, забывая, и двигал вперед, а Осип помнил, анализировал и расстраивался, переживал за него.
Дима, он другой, не такой, как Осип — холостяк по жизни и по крови, с удовольствием бравурно кобелирующий в свободное от работы время, — таким был, есть и будет до гробовой доски. Победный — он сильный, целостный, у него кровь другого состава, ему семья нужна, любовь, дети, чтоб выбегали папку с работы встречать, ему по сути своей необходимо защищать, оберегать, делать для кого-то, не только для себя!
Для себя он уже вон сколько наделал — до хрена! И еще наделает, не умеет на месте стоять — только вперед!
Но для себя ему перестало быть так интересно и азартно работать, как раньше, пока не осмыслил, что застолбил, выстроил, сделал изданный момент.
Сорок лет не простой возраст и для мужчин и для женщин, но для мужчин труднее.
Хочешь не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о годах.
Вот его и мытарит.
А с женщинами... — мысленно безнадежным жестом махал Осип. Первая жена — там все понятно. И вторая, Ира эта, — ни уму ни сердцу — что есть, что нету, да дура к тому же! Нарожала бы детей, взяла бы дом-семью в руки! Что говорить, — огорчался Осип Игнатьевич. Было несколько женщин, с которыми встречался Дмитрий, настоящих, интересных, самодостаточных, и Осип втайне надеялся — может, в этот раз...
Но Дима не загорался, влюблялся, бывало, но легко и ненадолго.
А вот Машенька...
Между ними как полыхнуло, Осип увидел, почувствовал, и это «что-то» ой какое непро-сто-о-ое!
«Дай-то бог!» — подумал еще раз.
— Завтракать? — спросил у Димы.
— Позже. Поплаваю в бассейне.
«Ага! — порадовался подтверждению своих умозаключений, чувствований и выводов Осип. — Не спалось, значит!»
Когда они завтракали вдвоем на полюбившейся им обоим открытой площадке второго этажа в тентовой прохладце, Осипу в наушник что-то сообщили. Дима это понял по немного изменившемуся выражению глаз своего начальника службы безопасности. Киношные прижимания ладонью наушника к уху, повороты головы, напряженное сведение бровей, подчеркивающее готовность к действиям, были так же далеки от сути и профессионализма Осипа, как планета Марс от матушки-Земли.
Отправив добрый кусок яичницы в рот, всем своим видом излучая довольство вкусно и неспешно завтракающего человека, Осип неторопливым жестом промокнул салфеткой губы и сообщил:
— Игорь Алексеевич Конев ожидает у ворот и просит аудиенции.
Удача, приветственно махнув ручкой, послала Дмитрию Федоровичу воздушный поцелуй.
Игорь Алексеевич Конев прибыл пригласить на званый торжественный обед, устраиваемый в честь его спасителей, а именно Дмитрия Федоровича и Марии Владимировны, и с почтением просит не отказать.
«Значит, вариант первый, — ответив согласием, подумал Дима. — Случайная встреча».
Маша придирчиво рассматривала себя в зеркало, крутясь во все стороны.
Целых десять минут.
Завалив весь номер барахлом, она никак не могла решить, что надеть, перемерив все по два раза, — и никак!
Она взяла с собой на всякий случай парочку вечерних нарядов, но обед мероприятие дневное, и вечерние туалеты не к месту. Она бы, по привычке, мало обратила внимания на эту ерунду. Надела бы первое, что попалось под руку и как-то соответствовало моменту, посмотрела: нормально?
Нормально — и забыла бы об этом думать, но...
Но столько смыслов сегодня вложилось в ее внешний вид — ой-ой-ой!
И подчеркнуть, что надо, и скрыть, что требуется, и, желательно, красавица-раскрасавица, и — не дай бог! — ничего чересчур и слишком, и упоминание о достоинстве и имеющемся в наличии статусе, и чтобы понравиться о-го-го как!
И весь этот арсенал — в одну мишень!
Для одного, конкретного объекта. Ну не для Игоря же Алексеевича Конева!
Приняв решение, пришлось все убирать. Машка, ворча на себя за пристрастие к порядку — да еще в такой момент! — раскладывала вещи по местам.
Времени потратила кучу и на выбор, и на наведение порядка, пришлось спешить, нервничать, суетиться, чертыхаясь сквозь зубы.
И вот — готово. Встала к зеркалу.
Платье без рукавов из серебристого шелка чуть выше колен, с широкой полосой, имитирующей пояс, стянутое в талии, мелкими складками широкой юбки шелестело вокруг бедер, серебристые босоножки на высоком каблуке, в тон платью, сумочка к ним.
Серебристый был ее любимым цветом. Она и остановилась на этом платье, чтобы чувствовать себя более свободной, защищенной, что ли.
Никаких украшений. Волосы она подняла наверх, закрепив двумя серебряными заколками — надежными, старинной работы, подаренными ей коллегами на тридцатилетний юбилей. Удержать ее гриву — непростая задача, современные заколки с ней не справлялись.
Машка покрутилась, всмотрелась в лицо. Легкий, профессиональный макияж — ее научила одна студентка, подрабатывающая визажистом в Калифорнии, — удался.
Мария Владимировна освободила пару локонов из прически, грозящих выпасть самостоятельно, накрутила на палец, придав правильную форму спиральке кудряшек.
Ну хватит! Она опаздывает!
Было ровно три, а ей еще надо подняться на два этажа наверх по ступенькам. Она отошла было от зеркала, но быстро вернулась.
— Маша, мы договорились! Вежливость. Дистанция. Манеры. И все такое! Посторонний. Незнакомый человек! Ну вот, — выдохнула она и почему-то перекрестилась. — Пошла!
У дверей, ведущих в пентхаус, стоял охранник. Он улыбнулся Маше и распахнул перед ней дверь. Вежливая профессорша улыбнулась в ответ, поблагодарив кивком, и вошла. С той стороны двери стоял еще один охранник, не забывший улыбнуться.
— Прошу сюда, — указал он рукой направление и пристроился рядом, чтобы сопроводить Марию Владимировну через огромную гостиную к стеклянным дверям, ведущим в открытую часть пентхауса.
Машка специально шла медленно, рассматривая через стекло длинный накрытый стол, множество людей и троицу, стоявшую ближе всех, — Дмитрий Федорович Победный разговаривал с хозяином званого обеда, рядом стоял мужчина, которого Машка видела вчера на усадебном пляже.
Она приостановилась на мгновение. Ничего такого она не ожидала, уверена была, что будут Игорь Алексеевич, несколько его друзей, господин Победный, кто-то из его окружения — тесный, так сказать, круг.
А туг!
Бежать поздно, тянуть время бесполезно, и, попросив мысленно «Господи, помоги!» и набрав воздуха в грудь, она шагнула вперед в раскрытую перед ней охранником дверь, как с того камня в детстве прыгнула!
— А вот и Мария Владимировна! — обрадовался Игорь Алексеевич и поспешил ей навстречу.
Все собравшиеся повернулись к ней и зааплодировали.
Подбежавший Игорь Алексеевич быстрым движением ухватил ее руку и приложился к ней.
— Прошу вас, не надо! — с перепугу очень искренне обратилась она к подтягивающимся к «сцене», аплодирующим гостям. — Я смущаюсь! И мне неудобно!
И поняла, что Господь помог! Вот так! Надо вести себя естественно, не зажиматься, быть самой собой!
— Вы совершили подвиг! И не вздумайте скромничать! — взыграл пафосом Игорь Алексеевич, увлекая ее вперед, поддерживая под локоток. — Идемте, идемте! Я познакомлю вас с гостями!
Первыми на пути знакомства, естественно, оказались господин Победный и его друг.
В отличие от остальных гостей они не поддержали театральности жеста и не аплодировали, а медленным, почтительным наклоном головы присоединились к выражению восхищения.
— Вы, наверное, уже познакомились? — осведомился Игорь Алексеевич, подводя Машку к господину Победному.
— К сожалению, нет, — призналась Маша. — Я вчера сильно переволновалась и забыла представиться.
Обтекаемо и естественно — «забыла»!
«Аты боялась», — похвалила себя Мария Владимировна, стараясь не рассматривать Победного.
— Дмитрий Федорович, Мария Владимировна, — представил их друг другу господин Конев.
Руки потянулись для рукопожатия, закрепленного «очень приятствованием». И в тот момент, когда их ладони соприкоснулись, в Машку ударила молния!
Электрический разряд вошел в ладонь, стремительно пробежал по всей руке, через плечо, шею и шибанул в голову и взорвался там, распадаясь на миллионы искр-зарядиков.
Машка выдернула руку.
«На помощь!» — проорала мысленно куда-то в небеса.
Помощь пришла. Призыв был услышан!
Она выронила сумочку.
Чпок!
Звук упавшей миниатюрной дамской сумочки отключил электрический ток в голове.
Дмитрий Федорович и хозяин званого обеда одновременно наклонились за дамским причин-далом.
Не столкнулись, засмеялись, Маша шаркнула словом: «Ой, извините!» Дмитрий уступил первенство хозяину, Игорь Алексеевич поднял и вернул сумочку даме, легко посмеявшись, и Машка спланировала в первоначальную божественную помощь — к естественному поведению.
— Это все от смущения! — призналась она троим стоящим рядом мужчинам и гостям за их спинами. — Мне ужасно неловко! — И, сделав шаг вправо, открыто улыбаясь, протянула руку стоявшему чуть за спиной Победного мужчине.
Первой. Это по правилам или нет?
— Мария Владимировна, — представилась она.
Осип удивился, как обычно не внешне, вроде очевидно, что он охранник при начальнике, хоть и лицо приближенное. С ним не обязательно знакомиться, да и не принято это, ни одна из Диминых дам не знакомилась с Осипом лично и не здоровалась за руку — в той среде обитания, в которой вращался Победный, с подчиненными, тем более с охранниками, не знакомятся, только если сам хозяин представит.