Одна литера — страница 12 из 30

Когда налетевшая буря прошла, он вернулся к прерванному разговору.

— Интересно, какой он, избранник Суми? — сказал он, не вкладывая никакого особого смысла в свои слова.

— А тебе-то что за дело! — ощетинилась Миэ. — Ему, видите ли, интересно!

Тацуо был ошарашен такой реакцией:

— Не понимаю, почему ты рассердилась. По-моему, вопрос вполне естественный. Мне ведь не совсем безразлично, кто…

— Ах, не безразлично?! Значит, ты до сих пор… — с этими словами Миэ отбросила одеяло, вскочила и, не говоря более ни слова, начала одеваться.

— Послушай, что с тобой? — пораженный Тацуо сел в постели.

Миэ молча схватила пальто, сумку, бросилась к двери и уже на пороге сказала:

— Тебя очень беспокоит моя сестра? Что ж, пойду посмотрю, как она там.

Когда дверь захлопнулась, Тацуо машинально взглянул на часы. Начало второго. Подумал было запереть замок, да не хотелось двигаться. Через несколько минут он уснул.

Потом сквозь сон ему почудилось, что кто-то его будит. Он приоткрыл глаза и тут же зажмурился от яркого света. Горела лампа. У изголовья сидела Миэ, в одной комбинации, и нежно поглаживала его лоб. Часы показывали половину третьего.

— О-о, это ты?.. Вернулась?

Смущенно улыбаясь, Миэ скользнула к нему в постель.

3

Когда утром Китазава уходил на работу, Миэ еще спала. Ему хотелось спросить ее, почему она вчера так стремительно убежала, а потом вернулась, да жалко было будить. Она ведь заснула очень поздно. Так он и ушел, ничего не выяснив.

Об убийстве Суми Фукуй он узнал только в конце дня, когда прочитал вечерний выпуск газеты. Тацуо тут же позвонил в «Пиджён», но Миэ на работе не было. Естественно при таких обстоятельствах.

Сообщение о трагедии он прочитал дважды. При повторном чтении сердце вдруг дало резкий перебой, словно в него вогнали занозу. Маленькую черную занозу, которая вонзалась все глубже, росла вширь и постепенно наполняла грудь черной болью. Читать стало трудно. Строчки прыгали перед глазами.

Почему-то одна фраза словно держала его на привязи, он перечитывал ее вновь и вновь: «…Предполагаемое время наступления смерти — между часом и двумя часами ночи…»

Между часом и двумя… Это как раз то время, когда Миэ уходила. Интересно, где она была?.. Тацуо вспомнил ее слова: «Тебя очень беспокоит моя сестра? Что ж, пойду посмотрю, как она там». Может быть, она действительно пошла к сестре?.. Если так, то, значит, Суми в это время была еще жива?..

Мысли неотвязно крутились вокруг этого. Одно предположение сменялось другим. Чего только в голову не приходило!

«…Если бы Миэ подольше задержалась у сестры, возможно, дурного бы не случилось…

…Быть может, неожиданный приход Миэ послужил поводом для ссоры между влюбленными. Разразился скандал, и этот самый студент, как его… Оотагаки, в пылу гнева убил Суми…

…Миэ, придя домой, увидела убитую сестру, перепугалась и вернулась к нему…

…Нет, последнее невозможно. Очевидно, Миэ вообще туда не ходила. Если бы она увидела убитую, то рассказала бы ему… И уж во всяком случае, не смогла бы так спокойно спать…»

Наконец он пришел к выводу, что все равно ни до чего путного не додумается. Надо встретиться с Миэ. Только тогда откроется истина.

Тацуо попытался отделаться от мучительно-навязчивых мыслей, хотел прогнать черную боль, копошившуюся внутри. Разложил принесенные с работы бумаги, занялся делом. На какое-то время отвлекся, но перехитрить боль не так-то просто. Комок в горле вроде бы исчез, но чернота выпала в осадок, и избавиться от него он так и не смог.

Поздно вечером, когда пришла Миэ, ничто не изменилось. Саднящее чувство не проходило, мешая ему откровенно поговорить с девушкой. А когда она упомянула про алиби, черный осадок всколыхнулся, и боль снова встала комом в горле. Тацуо целовал и ласкал Миэ словно бы по принуждению.

Наконец он решился заговорить:

— Послушай, Миэ… Ты вчера ночью ушла от меня. Где же ты все-таки была? — В ее глазах на миг отразилось такое отчаяние, что Тацуо поспешно добавил: — Я еще утром хотел спросить тебя, но ты так крепко спала.

— Понятно! Вы изволите меня подозревать, — с надрывом произнесла Миэ.

И Тацуо понял, что наступает критический момент. Подчеркнутая вежливость у нее обычно бывала прелюдией к истерике. И действительно, она начала кричать:

— Не хочу… не хочу… не хочу… Не смей так думать!..

Уткнувшись в его колени, Миэ дрожала и извивалась, а он тихо гладил ее по спине. Внезапно она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Он невольно отвел взгляд.

— Хорошо, я все расскажу. Но если ты мне не поверишь… Тогда… не знаю, что со мной будет…

Вчера вечером, когда у нее еще не прошло опьянение любви, он вдруг заговорил о Суми. На Миэ это подействовало, как удар хлыста, — да как он смеет, обнимая ее, думать о таких вещах! Обида жгла ее нестерпимо, и она бросилась прочь. Переночевать есть где. В «Сираюки-со» пустует комната номер два. Она не заперта. Имеются диван-кровать и постельные принадлежности. Эту комнату порой используют для свиданий. Две или три швеи из ателье Таэко Кинугавы, домоправительницы «Сираюки-со», водят туда любовников. Если задерживаются до той поры, когда перестают ходить трамваи, остаются там ночевать. Что ж, на этот раз там переночует Миэ.

В «Сираюки-со» было тихо, все уже спали. К счастью, вторая комната была свободна. Миэ вошла и в темноте начала стелить постель. Свет включить побоялась — если заметит Кинугава, жившая в соседней комнате, неприятностей не оберешься.

И вдруг Миэ услышала, как поворачивается ручка двери. С перепугу юркнула за диван, даже не успев подумать, что будет, если пришедшие зажгут свет…

Миэ на секунду замолчала, потом заговорила снова:

— Знаешь, мне повезло. Они разговаривали в темноте. Видно, тоже не хотели, чтобы их обнаружили… Надеюсь, меня они не заметили…

— Они?.. Сколько ж их было?

— Вроде бы двое.

— Кто-то из живущих в доме?

— Понимаешь… — Миэ сдвинула брови, — я же их не видела. Темно ведь было. И потом я пряталась… Но думаю, скорее всего кто-нибудь из соседей.

— А по голосам ты не могла определить?

— Да нет… Я сама не своя была, боялась — вот-вот меня обнаружат. В общем, не до того мне было, чтобы вникать, кто и что… К тому же я с соседями общаюсь мало, вряд ли бы узнала кого-нибудь по голосу. Вот Суми всех хорошо знала, во всяком случае так у нас в доме считали…

— Но ты хоть слышала, о чем они говорили? Может быть, уловила какую-нибудь характерную интонацию или еще что-нибудь?

— Где же уловить… Они говорили очень тихо, а порой, видно, переходили на шепот, тогда вообще все звуки смолкали… Впрочем, кое-что я все же заметила: один из голосов звучал странно…

— В каком смысле странно?

— Ну, словно человек говорит не своим голосом. Не понимаешь?.. Как бы это объяснить… У нас в баре один клиент рассказывал, что, если в рот что-нибудь положить и говорить очень тихо, голос понижается на октаву. Вот так и звучал тот голос, утробно что ли.

— А этот самый студент, про которого в газете писали… Может быть, это он и был?

— Нет, что ты! По-моему, обе были женщины.

— Женщины? Значит, это не было любовное свидание? Что же они там делали?

— Не знаю… Наверное, дело нечисто, иначе зачем прятаться?.. Но я действительно ничего не поняла. Дрожала от страха. Да и холод собачий — на полу-то… К счастью, не так долго они пробыли в этой комнате. А как только ушли, я пулей выскочила и — к тебе. Боялась, что они вернутся… И еще мне было неприятно, что я устроила тебе сцену.

— И ты… не знала, что с сестрой беда?

— Конечно, не знала! И предположить не могла! Сам подумай, кабы знать, разве смогла бы я проспать до позднего утра?

— Да уж, это было бы странно. А как ты думаешь, эти двое не имеют отношения к убийству?

— Честно говоря, такая мысль у меня мелькнула… Домой я пришла часов в десять, там переполох, кошмар. Я и опомниться не успела, как меня повезли в полицию… Пока ехали, я подумала: не сказать ли про них. А вдруг они действительно замешаны…

— И что же? Рассказала?

— Нет. Меня бы ведь спросили, как я попала в эту комнату. И тогда бы пришлось рассказывать все подробно, по порядку. В первую очередь про тебя… Вот тут полицейские в меня бы и вцепились — мол, есть мотив преступления. И вообще я бы не могла доказать, что пряталась в темной комнате, не будучи ни в чем замешанной. Они бы мне не поверили…

«Она права», — подумал Тацуо Китазава. Ему рассказ Миэ тоже показался не совсем правдоподобным. Ни дать ни взять — сцена из приключенческого фильма. Ночь. Кромешная тьма. В нежилой комнате разговаривают двое неизвестных. Вроде бы женщины. Да еще этот голос — утробный или какой там еще…

Уж не скрывает ли Миэ что-то?.. Не лжет ли?.. Тацуо пристально посмотрел ей в глаза и только сейчас заметил черные круги под ними.

Она вздрогнула под этим недоверчивым взглядом и протянула к нему руки:

— Ну что ты?.. Что ты так смотришь?..


Глава 8. Нити памяти

(Еще одна версия. С 24 часов 30 минут 20 октября до 9 часов 30 минут 21 октября)
1

Позор… позор… позор… Эта мысль нарывом набухала в мозгу, грозя протаранить черепную коробку.

В тесной трехметровой камере ни вони, ни сырости, ни холода не было. Его прежнее представление о тюрьме не соответствовало действительности. Отопление работало хорошо, и Сёдзи Оотагаки — на тонком матрасе, под двумя одеялами — не мерз. Но душа болела нестерпимо. Чудовищная несправедливость! Оскорблен, унижен, опозорен… Допросы, допросы, бесконечно повторяющееся выяснение обстоятельств. Слепящие блицы фотокорреспондентов в коридоре — по дороге в туалет. Гнусная ухмылка дежурного полицейского, принесшего ему пиалу риса с жареными креветками. Черные следы на всех десяти пальцах. Мокрым полотенцем они не оттерлись… Сыщик брал каждый палец, поочередно, мазал его жирной черной краской и прикладывал к странице «Книги отпечатков пальцев». Со временем, конечно, краска сойдет, но замаранную душу не отмоешь…