Игнорирую. Об этом потом.
– Сделайте ей ВИП-палату и скажите, что нужно. Я помогу всем, чем только могу.
– Не перестаю вам удивляться, Богдан. Конечно, я сделаю, как вы просите. Так, может быть, вы с ней поговорите?
– Потом. У меня ещё есть дела на сегодня.
– Через три дня палата будет готова. У нас сейчас немного сократилась численность мест из-за ремонта.
– Хорошо. Держите меня в курсе.
– Конечно. Вы не переживайте, у неё неплохие показатели, болезнь обнаружилась на ранней стадии, поэтому шансов достаточно.
– Да, – кладу на стол визитку.
– Вас проводить?
– Нет. Я сам. Вы звоните, – иду к двери, – если что, звоните мне лично.
Как попал домой, не помню. Я остановился в особняке Доронина, мама настояла, и сейчас я об этом жалею. О том, что согласился.
Из машины сразу иду в бар. Наливаю в стакан виски, но делаю несколько глотков из бутылки. На столе орёт валяющийся мобильник. Уже звонков двадцать пропущено, но мне нет до них дела. Ни до кого.
Слышу шаги за спиной. Мама в шоке смотрит на то, как я лакаю виски, а у меня нет желания ей ничего объяснять.
Но она ничего и не спрашивает. Хоть это на неё и не похоже.
– Тебя потеряли все, – шепчет.
– Потом, мам, – забираю бутылку, идя наверх, – всё потом.
Заваливаюсь мордой в подушку. Мне нужно поспать и переварить всё, что я сегодня узнал. Но даже это оказывается роскошью. Просто поспать. Просыпаюсь от криков на улице. И какого чёрта окно не закрыл?
Что там вообще происходит?
Открываю глаза и медленно ползу к окну. Ни черта не соображаю. Вижу только, как мама побежала к воротам. Стряхиваю остатки дурманящего сна и иду за ней.
Кто-то продолжает вопить за забором, собирая вокруг себя всё больше и больше охраны, мама, кажется, тоже там. Выхожу на улицу и никак не могу понять, откуда я знаю ту, которая устроила здесь истерику.
Мама кричит, чтобы знакомая незнакомка убиралась, а потом замечает меня. Замирает. Сглатывает и на автомате поправляет упавшие на лицо волосы. Дует наверх, явно ощущая себя не в своей тарелке.
Охрана продолжает выпроваживать скандалистку, но, походу, она тоже меня заметила.
– Богдан! Пустите, вы, – охране, – я мама Герды, ты меня не помнишь…
Это удар под дых. Сильный такой. Жёсткий. Охрана уже успела засунуть её в машину. Конечно, нарушать спокойствие живущих в этой деревне чревато последствиями.
– Отпустите, – говорю громко.
Бодигарды останавливаются, но смотрят на Марину. Она стоит уперев руки в боки. Кивает. Неохотно.
Ольгу отпускают очень резко, и она падает на землю. Бычары отходят в сторону, но посматривают с готовностью продолжить начатое.
– Спасибо, – поднимается с земли.
– Чего вам нужно?
– У них какие-то проблемы с деньгами, муженёк же сбежал, – вмешивается Мама. – Чтобы вы провалились. Обе! Сколько можно? Твоя дочь ему всю жизнь испортила! А ты? – уже мне. – Чего ты смотришь? Опять понадобился, когда проблемы! Когда ты уже поймёшь: не будете вы вместе! Не будете. У тебя свадьба.
Маму несёт.
– Ма, – обнимаю, – успокойся. Иди в дом.
– Богдан, – начинает плакать.
– В дом её уведите, – охране. – Поехали поговорим, – уже Ольге, – машину сейчас выгоню.
– Сынок, останься здесь. Я тебя прошу, не езди с ней.
– Мам, я ненадолго. В дом её уведите и успокоительного дайте.
Сажусь в тачку и, подобрав Ольгу, еду в город. По дороге звоню Доронину, рассказывая в двух словах о маме и о том, что ей лучше прислать врача. Александр Николаевич разговаривает со мной, как с провинившимся ребёнком, с приемлемым для него недовольством. Но не сообщи я, потом будет лишь хуже.
Мы заезжаем в какой-то ресторан. Ольга семенит за мной следом, а после, смиренно устраивается напротив.
Откидываюсь на спинку стула, складывая руки на груди. Я готов слушать. Готов ли?
– Спасибо, что… просто спасибо, – делает глоток воды из стакана.
– Что вам нужно? Денег? Я дам. Сколько?
– Ты не так понял.
– Сколько? Не вмешивайте меня в свои делишки. Просто скажите сколько.
Я был уверен, когда сюда ехал, что выдержу этот диалог. А стоило ей заговорить, как я понял всю патовость ситуации. Не могу, не хочу её слушать. И знать ничего не хочу. Боюсь я, сука, всё это знать. Тупо боюсь.
– Счёт пишите, куда деньги скинуть, – протягиваю свой телефон с открытыми заметками. – Сегодня вечером они будут уже там.
Ольга набирает цифры, а я смотрю в окно. Чувствую, как она вытягивает ладонь, возвращая мне айфон.
– Это что?
– Это её номер. Позвони ей. Если не хочешь слушать меня, выслушай её. Спасибо, что не ушёл сразу. Только не в деньгах дело. Совсем не в них…
Гольштейн поднимается из-за стола и уходит. А ведь я помню её другой. Сука она последняя в моих воспоминаниях. Видимо, за эти годы действительно всё изменилось.
Домой возвращаюсь к полуночи. Окс оборвала телефон, но я игнорю. Катаюсь по городу и всё думаю о цифрах, что мне написала Ольга. Готов ли я опять во всё это ввязаться?
Ответа нет. Или же он не изменился спустя годы. Знаю только то, что хочу помочь, просто помочь. Наверное, как стороннее лицо. В башке шум. Заезжаю в гараж и поднимаюсь в дом.
Мама сидит на диване в гостиной. Доронин сжимает её ладони, они одновременно устремляют глаза на меня.
– Не спится?
Мама касается Доронинского плеча и поднимается на ноги.
– Что она тебе сказала?
– Я не стал её слушать.
– Тогда где ты был?
– Катался.
– Богдан, ты же понимаешь, что всё повторяется. Нельзя… так нельзя, и Окс звонила. Она волнуется. Герда осталась в прошлом.
– Мама, у неё рак, – натягиваю омерзительную улыбку.
Марина, которая вытянула руку, чтобы коснуться моей груди, замирает. Я вижу, как её глаза затягивает пелена слёз.
– Они тебе звонили?
Молчание.
– Звонили? – повышаю голос.
И конечно же, вмешивается Доронин:
– Нормально с матерью разговаривай.
– Сына своего воспитывайте. Меня не надо. Так они звонили? – спокойнее.
– В обед. Сначала Герда, а потом эта.
– И ты мне не сказала. Почему?
– Я хочу тебя защитить.
– Защитила? По-моему, всё стало только абсурднее.
– Прости меня, сынок. Я не знала. Я правда думала, что это из-за того, что по телевизору говорят. О муже её.
– Ты просто не захотела слушать. Собственно, как и я. Я так устал и иду спать.
– Богдан…
– Завтра. Давай всё завтра.
А ведь в самом начале, ещё в самом начале всё уже было не так. Не легко. Но тогда я думал, что мы справимся. Я справлюсь. Моя самоуверенность сыграла со мной самую злейшую шутку на планете. Я был так слеп и оглушён, что не понимал, как может искалечить жизнь.
Теперь, стоя на пороге чего-то страшного, я осознаю это в разы острее.
Я многое понял. Осознал. Я её люблю. Я всегда её любил. И если я могу хоть как-то ей помочь, то я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы вытащить её оттуда.
Я оттягиваю эту встречу не потому, что не хочу. Нет. Я, подобно наркоману при ломке, хочу её увидеть. Но в то же время я боюсь сорваться. Я боюсь самого себя. Своих действий, слов…
Утром я уезжаю из особняка одним из первых. Возможно, просто потому, что не хочу случайно пересечься в этом доме с Ма. Я не злюсь. Я её понимаю. Я всегда её пойму и встану на её сторону, что бы ни случилось. Потому что роднее неё у меня никого нет.
Но сегодня… я лишь хочу обезопасить её от своих необдуманных слов. Я знаю, что они будут, когда мы вновь коснёмся этой темы. Но лучше позже. Лучше не сейчас.
Встречаюсь с Серафимовым, и он лично отводит меня к палате Герды.
Я минуты две стою под дверью и никак не решаюсь войти.
Стучу и сразу открываю дверь, чтобы она меня увидела. Делаю это так, словно боюсь сбежать.
– Богдан…
– Привет, – едва заметно киваю.
– Привет… я не ожидала тебя здесь увидеть.
– Я тоже не ожидал увидеть тебя здесь.
– Я понимаю, что не имела права просить о помощи, но спасибо, спасибо, что ты пришёл. Правда. Я уже не думала… мы вернём все деньги, я… только помоги, пожалуйста. Она же совсем маленькая… ты можешь меня ненавидеть…
Герда поднимается с кровати, подходя ближе ко мне. Я пока не понимаю, что происходит. Ни хрена.
– Но Тея, она ни в чём не виновата. Ты же сам там был, ты знаешь, как там плохо. Гриша от неё отказался. Я тебя прошу, только помоги. Я не знаю, чем смогу отплатить, но прошу тебя, – она плачет, а потом резко падает на колени.
Я от своего шока не успеваю её удержать. В голове кровавое месиво. Адское варево. Сглатываю, приходя в себя, склоняюсь к ней, поднимая почти за шкирку.
– Ты совсем? Ты чего творишь? Сядь.
Насильно усаживаю её на кровать.
– Прости, прости. Просто если ты не поможешь, никто уже не поможет, – она тараторит, глотает звуки. – Я в отчаянии. Мне незачем больше жить, если её, если…
– Успокойся и не говори чушь. Сегодня тебя переведут в ВИП-палату, приставят персональную медсестру, и… расскажи мне уже, что случилось ещё? Я не понимаю.
Она быстро кивает, а когда прикрывает глаза, её начинает вести. Сжимаю острые исхудавшие плечи.
– Тихо. Спокойно. Сейчас врача позову. Ляг.
– Тея она… я…
– Молчи ты уже. Потом.
Врача я нахожу сразу, за дверью. Будто одного меня он там и ждёт.
– Плохо ей.
– Здесь подождите.
Меня культурно посылают и не пускают в палату. Звоню своему помощнику, распоряжаясь всё узнать. Иначе она точно так помрёт, пока мне сама рассказывает.
Пока я слоняюсь по коридору в ожидании, когда меня пустят в палату, мой человек скидывает мне множество интереснейшей информации. Многие вещи, конечно, остаются загадкой, особенно те, к которым причастен это Лукьянов. История оказывается более чем занимательной. Вопросов у меня остаётся ещё много, и я непременно всё выясню. Позже. Но хотя бы то, о чем она меня так просила, я понял. Нужно забрать девочку. Платить я, конечно, никому не собираюсь. Просто связываюсь с Дорониным, прося об одном телефонном звонке.