Богдан.
Отвечаю на звонок, чувствуя прилив сил.
– Привет, не разбудил?
– Нет, я не спала. Ты уже в Вегасе?
– Да, сейчас поработаю и завтра вернусь домой. Тею оставил у Ма.
– Хорошо. Я так по вам соскучилась.
– Я тоже, как вернусь, сразу прилечу к тебе, обещаю.
–Я тебя люблю.
– И я тебя, не грусти.
– Не буду. Как я могу грустить, зная, что ты скоро ко мне прилетишь?!
– Резонно. Целую, Умка, вечером отзвонюсь.
– Буду ждать. Удачи.
После нашего разговора он прилетел ко мне, как и обещал, вместе с Теоной. Правда, пробыл совсем не долго, всего несколько дней.
Когда он улетал в Москву, я не могла отделаться от плохого предчувствия. Оно преследовало меня весь дальнейший месяц, вплоть до того дня, когда состоялся бой. Потом я поняла, почему так себя чувствовала, разбито, подавленно. Поняла и, наверное, хотела забыть. Это ужасно – видеть, как человека, которого ты любишь, избивают. Толпа скандирует, шумит, ей нравится это зрелище, им весело. Им, не мне.
Я не знаю, что происходит перед боем, не знаю, что будет в этот вечер, но за час до трансляции я открываю ноутбук, ставя его на тумбочку у кровати. В Вегасе шесть вечера, бой начнётся в семь. У нас уже будет шесть утра.
Мама с Теоной спят в соседней, смежной комнате, а я, если бы и захотела, не уснула бы.
Барабаню пальцами по подушке, словно время от этого пойдёт быстрее.
В пять в наушниках раздаётся звучный голос приветствия, а после шуточки комментаторов. Усаживаюсь удобнее, во все глаза смотря в экран. Богдан звонил мне днём, мы говорили несколько минут, и всё. Я ещё не знаю, что он испытал за пару ночей перед этим боем, по его голосу я этого не почувствовала, мне расскажут об этом потом, через несколько лет, невзначай.
А пока я смотрю в экран и сжимаю руки в замочек перед своим лицом. Молюсь? Не знаю ни одной молитвы, хоть и крещёная. Наверное, на бегу сочиняю свою. Просто пусть с ним всё будет хорошо. Смотрю на то, что происходит за тысячи километров от меня, и чувствую дикое волнение. Ещё в день того его первого боя, который транслировался на весь мир, ещё тогда я смотрела трансляцию с болью в сердце. Я не могла поверить в то, что он восстановился полностью, но на экране я видела лишь победителя. Да, на нём была кровь, много крови, но он выстоял, выиграл, и я даже не придала значения тому, какими усилиями ему это удалось.
Слышу представления соперников, смотрю/на экране короткие видеоролики боя вечера, точнее, боя года.
Тот, кто стоит напротив Шелеста, выглядит агрессивно, афроамериканец, я пропустила все его заслуги, которые перечисляли до этого, но по тому, как комментаторы рассказывают о букмекерах и огромнейших ставках, я понимаю, что все серьёзно. Очень серьёзно. Бой за титул, бой, которого все ждали.
Прижимаю к груди подушку, камера летает по всему залу, успевая ловить эмоции всех, кто там присутствует. Богдан вытягивает руку вверх. Приветствуя эту толпу оголтелых и изголодавшихся по крови людей. Рёв его фанатов слышен даже сквозь громкую музыку.
Он уверен в себе, собран, улыбается. Улыбаюсь вместе с ним, а когда камера ловит его взгляд, мне кажется, словно сейчас он смотрит именно на меня.
Ещё минут десять идут какие-то приготовления, а после октагон молниеносно пустеет. Удар гонга, раунд номер один.
Я не знаю всех этих терминов, а если что когда и знала, то за четыре года всё это успело вылететь из моей головы. Мне плевать, как называются все эти удары и выверты, я хочу лишь одного – чтобы он не пострадал. Чтобы выиграл. Он же хотел этот бой, хотел своей победы, так пусть она у него будет.
Так я думаю до второго раунда, потому что в третьем всё становится ужасно. Не понимаю, что там происходит, об этом не говорят напрямую, лишь что-то лопочут о том, что Богдан теряет хватку. Соперник напирает, заваливает его на пол проклятого ринга. Камеры показывают это в замедленной съёмке, на повторах. Я словно чувствую эти удары, то, как он его бьёт. Кожа покрывается мурашками. Я вижу кровь на его лице и слышу такой заветный удар гонга.
Адреналин зашкаливает, как и дикий, ужасающий страх. Мне хочется выключить этот кошмар, но я продолжаю смотреть. Всё идёт не по плану, я вижу, что всё не так, как они ожидали. А ещё я замечаю, что Богдан изменился, как-то изменился. Не внешне, внутренне, словно что-то произошло, что-то более плохое, чем просто мелькающее перед глазами поражение того раунда.
Четвёртый звоночек, и всё по кругу, такое ощущение, что его что-то сдерживает. Понимая, что грызу ногти, убираю руки подальше от лица.
– Давай, мой хороший, ты справишься, – шепчу, словно это чем-то ему поможет.
Богдан
Нервы. Это первое и единственное, что мне мешает. Я никогда так не нервничал в ночь перед боем, потому что всегда на сто процентов был уверен в своей победе, сегодня же я окончательно осознаю, что всё это время думал о чём угодно, только не о бое. За эти два месяца слишком многое произошло. Произошло такое, что я никогда не мог представить и в самом страшном кошмаре.
Выхожу на балкон, смотря на ночной город. Лас-Вегас невероятен. Тысячи прожекторов, сияние, внушающее трепет и поклонение игорной столице мира. Мне нужно лечь спать, но за всё это время я сбил режим настолько, что в последние дни даже не пытался к нему вернуться. Два дня назад прошло взвешивание. Весогон стал очередной ступенькой в ад, и в этот раз моё сознание посылало в иссохшее тело самые больные мысли, мысли, от которых получается прятаться, лишь когда ты в адеквате. Здесь же спрятаться было некуда.
Закрываю стеклянную дверь, падая на кровать, думаю о Гере. Не о бое. Я постоянно думаю о ней, хотя многие уверены, что я собран и на все сто отдаю себя работе. Но это не так.
Я не уверен в завтрашней победе, совершенно не уверен.
Это станет провалом. Мой проигрыш станет чёрным пятном, потому что это бой амбиций. Бой за титул с тем, кто всё это время шёл со мной в параллель, шаг за шагом.
Утро начинается с тренировки, сраных смузи и звонка Гере, хоть у кого-то из нас есть настроение и вера во всю эту дрянь. Уже радует.
В четыре мы с командой на месте. Нервы на пределе. Боксирую грушу, чтобы отвлечься, но это не помогает. За час до выхода приходит Ма, она только прилетела, хотя я не думал, что она решится смотреть всё это вживую. Она желает удачи, говорит что-то ещё, но я словно в прострации, ни черта не воспринимаю, только киваю, делая вид, что проникся всем, что мне говорят.
Зал оглушает трек. Мой выход. Накидываю на плечи флаг и шагаю сквозь толпу. Слышу своё имя, его скандируют. Те, кто прилетел сегодня поддержать меня лично.
В октагон захожу первым, делая круг, приветствуя публику. Это спасает. Чувствую себя увереннее. Мышцы словно наливаются невидимой силой. Три спокойных раунда, и слегка покоцанная рожа, а потом как по заказу – привет, партер, и едкая боль в колене. Нога не беспокоила меня уже давно, слишком хорошо её тогда подлатали. Вспышка боли отдаётся отголосками по всему телу, в глазах лишь яркие белые искры, словно сейчас поедет крыша. Стискиваю зубы, слыша спасительный удар в гонг.
Тренер видит перемены и лёгкую хромоту, потому что у меня ещё есть силы не поддаваться боли, делать вид, что ничего страшного не произошло, но это внешнее. Внутри же меня корчит от едкой, поражающей мышцы и кости боли. Чёртово колено.
Передых заканчивается, как по щелчку.
Четвёртый раунд я только защищаюсь, боясь уйти в партер, если он меня сейчас завалит, я не выберусь. Последний, пятый раунд. Пять предстоящих минут кажутся адом. Я не верю в победу, ни во что уже не верю. Второе дыхание спит и не собирается просыпаться. Это либо везение, либо чистая случайность, но я успеваю пробить его, когда он открыт. Противник на мгновение дезориентирован, и у меня есть доля секунды на повторный удар. Раз, два, три. Победа нокаутом. В глазах темнеет. Толпа ликует. Я победитель, желающий одного – поскорее убраться с октагона.
В коридоре силы кончаются, опираюсь на Тёму, чувствуя, как меня ведёт, главное, что это происходит не на камеру.
В комнате подготовки начинается паника. Перед глазами мелькают люди, белый халат. Адская боль, словно тебе на живую разрывают сухожилия.
– Укол сделай.
– Сейчас нельзя…
– Делай укол. Что-нибудь посильнее.
– Богдан, надо в больницу.
– Мне надо в аэропорт.
– Ты больной? Тебя нужно осмотреть. Ты забыл, к чему это может привести?!
Выдыхаю, прикрывая глаза.
– Ладно. Поехали, быстро, у меня самолёт.
Тёма кивает, делая вид, что идёт на уступки, но я и так знаю, что у него свой план.
В больничке меня осматривают очень быстро, делают укол, на котором я всё же настоял. Обезболивающее действует как по взмаху волшебной палочки, я знаю, что, когда его действие закончится, меня ждёт отходняк и боли в полтора раза сильнее, но это будет потом.
– Ты не передумал?
– Нет, я улетаю. Готовь самолёт, – уже Майку.
– Ок.
В обед следующего дня мы приземляемся в Израиле, здесь я и полечусь, поближе к Гере. Перед тем как идти к ней, прошу ещё укол, док недоволен, но делает то, что я говорю. Ему за это платят.
Поднимаюсь к ней на лифте, без стука и предупреждений о своем прилёте захожу в палату, сталкиваясь с пустотой.
– Не понял…
– Богдан, – за спиной.
– Ольга, а Гера…?!
– Мы звонили тебе, но ты был вне зоны. Утром Штаркман одобрил трансплантацию, точнее настоял на ней, показатели пришли в норму раньше, чем ожидалось, тянуть нет смысла. Она хотела тебе сообщить, что согласилась. Но не дозвонилась.
– Так она?..
– Полчаса назад увезли. Донор был найден тобой уже давно, поэтому…
Сажусь на кровать, прикрывая глаза. Я был к этому не готов. Если что-то пойдёт не так…
Сука!
Время ожидания превращается в годы, я сижу на этой долбаной кровати, чувствуя, как меня отпускают лекарства. Гера ещё в операционной, а меня медленно начинает ломать. Ма звонила уже сто раз, но я отделался парой сообщений.. Она просекла, что у меня что-то не так. И конечно же, чуть не прибила Майка во время телефонного разговора, когда этот идиот ей всё выболтал.