Сон теперь уже казался чем-то несбыточным. Я накинула халат и зачем-то пошла в коридор, но у лифта меня встретила Гришина охрана, вежливо прося вернуться в номер. Сидя на полу у окна, я только сейчас осознала, куда своим поступком я могла впутать Богдана.
Он бесспорно богат и успешен. Он звезда. Но вот Гриша по самую макушку утонул в криминале, и не дай бог в его больной голове появится…
Даже думать об этом не хочется.
Он ещё не раз мне это вспомнит, но, пока я буду рядом с ним, я никому не наврежу. Ведь, если подумать, я на самом деле приношу людям только вред. Раньше Гриша говорил это очень часто, о том, что я виновна в поломанных жизнях окружающих меня людей, я кричала: нет. Орала и хотела его убить.
Но он был прав.
Богдан попал в аварию тогда, потому что я вынудила его на скандал, а до этого я просто мешала ему выбиться в люди. Или мама, она же попала в больницу, потому что я никогда не замечала ее боли, и ведь общаться мы с ней начали только тогда, когда я вышла замуж за Гришу.
Отец… если бы я приняла все его условия, то ничего бы не было. Ничего этого. Люди бы не страдали из-за меня. Все это происходило и происходит из-за меня.
Пока я изолирована от людей, пока я здесь, рядом с ним, они все в безопасности. Возможно, надо мной злой рок… не знаю.
Утром я выхожу из номера под конвоем. Охрана услужливо семенит следом, открывает двери, помогает сесть в машину. Гриша так и не объявляется, а я медленно начинаю понимать, что, если он сейчас меня бросит, радости мне это не принесёт. Я столько лет его ненавидела, хотела сдохнуть, а теперь понимаю, что в итоге, останусь одна, никому не нужная, а самое главное, без дочери. Назаров ни за что не отдаст её мне. Он меня убьёт, так вот пусть лучше он это сделает. Сегодня.
Дома я оказываюсь в одиннадцать. Привожу себя в порядок, ещё раз звоню маме, но она не берёт трубку. В голове селится страх, вдруг они опять запихнут её в психушку? Если так, то в этом будет лишь моя вина. Моя, и моего неповиновения Грише
Умывшись и подогрев чайник, сажусь на барный стул, и не моргая смотрю в окно. Горячий чай в кружке остывает, но я не делаю и глотка. Когда в квартире слышатся шаги, понимаю, что это вернулся муж. Боже, пусть в этот раз он будет в настроении.
Гриша неожиданно нежно сжимает мои плечи, а лежащий передо мной телефон начинает вибрировать. Номер мне незнаком. Я тянусь к нему, но Назаров делает это проворнее. Отвечает на звонок и ставит на громкую связь.
Из динамика звучит знакомый голос, а Гришины пальцы с болью выпиваются в мою кожу.
Я не знаю, что говорить, поэтому оборачиваюсь к мужу. Он кивает в знак согласия на эту встречу, и я, уточнив время, сбрасываю вызов.
Его ладони медленно скользят по моей шее, чуть надавливая. Тело покрывается испариной. Мне страшно. Видимо, быть убитой я пока не хочу, сколько бы мысленно этого ни просила. Гриша словно переступает в своей голове через какой-то барьер и начинает говорить:
– Ты встретишься с ним, скажешь, что это ошибка, что ты его не любишь, и чтобы он больше тебя не беспокоил.
Молчу. Он с изяществом собирает мои волосы в своей ладони, а после тянет на себя так, что в глазах появляются искры.
Я начинаю кивать как болванчик, и он отпускает.
– И не делай глупостей вроде той, что была вчера. И я не о твоей измене, я о твоём длинном языке, который хотел поплакаться на жизнь и что-то там объяснить. Если ты выберешь его, то навсегда потеряешь дочь. Ни один суд ее тебе не вернёт. Он может покупать кого угодно, но она моя кровь, и я вам её не отдам. Слышишь меня?
– Слышу.
– Если он думает, что его Доронин поможет, то ошибается. На каждого такого Доронина найдётся тот, кто сильнее. Да и к тому же разве ты хочешь принести ему боль? Ты хочешь вновь испортить его жизнь? Все беды, которые происходят с твоими близкими, из-за тебя, не забывай об этом.
После этих слов он покидает квартиру. Я еду на эту встречу и пытаюсь не расплакаться. Я должна взять себя в руки. Должна!
Мне больно. Очень больно. А на задворках сознания Гришины слова. Он прав, я не имею права портить людям жизнь. Только не Богдану. Нет.
Наверное, там, в этой кофейне, я его почти не слушаю. На все вопросы отвечаю на автомате, словно не я. Каждая моя фраза бьет его плетью яда и безразличия. Возможно, в тот момент я чувствую именно его. Безразличие.
Мне не хочется кидаться ему на грудь, не хочется даже дотронуться. Я желаю лишь одного: счастья. Пусть он будет счастлив. Без меня.
Я принесу ему только беду. Я всегда ему её приносила. Наверное, с него уже хватит. Пусть он меня отпустит. Пусть больше не страдает.
На улице Гриша встречает меня, но уже с Теей. Я вижу личико своей крошки, и на душе теплеет. Отвечаю какой-то колкостью на Гришин вопрос, в последний раз смотря в спину Шелеста, и сажусь в машину.
Мне не становится больнее. Мне никак.
Я умерла. Наверное, теперь я и правда – мёртвая.
***
– Герда, подай соль, – мама смотрит на меня взволнованно, – с тобой всё в порядке?
– А? Да. Всё хорошо. Просто задумалась.
Передаю ей солонку. Сегодня такое прекрасное зимнее утро. Последние полгода пролетели так быстро. Всё же время скоротечно. Слишком скоротечно…
– Ты считаешь правильным, что Гриша хочет отправить Тею в Англию?
– Ей нужно учить язык, мам.
– Ей будет всего три…
– Лучше раньше, да и нахождение в стране-носителе языка… это однозначно не плохо.
– Боже! – мама с грохотом кидает кастрюлю в раковину. – Ты себя слышишь? Что с тобой происходит? Где твоя сила? Когда ты начала с ним соглашаться, с мужем своим?
– А разве он не прав?
Не понимаю, чего она от меня хочет. Честно, не понимаю, чего все они от меня хотят… эти полгода все только и делают, что смотрят на меня удивлёнными глазами. Да, я согласна с Гришей. Что в этом плохого?
– Он мой муж и…
– Он же изверг! Он тебя уродует, издевается, нужно что-то делать! Я в своё время ничего не делала, и где я сейчас?! Очнись, дочка. Слышишь меня?
– Слышу. Я подумаю над твоими словами, – киваю и ухожу в комнату.
Поднимаюсь по широкой винтовой лестнице, заглядываю к Теюше, у неё как раз дневной сон. Поправляю одеялко и направляюсь к себе. Точнее к нам. Я не вспоминаю, что говорила мама, даже на минуту не задерживаю в голове её слова. Мне не нужны очередные скандалы. Мне ничего не нужно. У меня всё есть. Всё, что я заслужила, всегда со мной.
В моей голове больше нет места мыслям о свободе, любви. Оно мне не нужно. Я просто хочу быть рядом со своим ребенком и не приносить несчастья другим.
Но мама этого не понимает и никогда не поймёт. Теперь она живёт с нами. Гриша купил дом. Большой, красивый, для всей семьи. Мне он нравится, этот дом. Он купил его для меня… а ещё он больше меня не трогает.
С того дня, когда Шелест ушёл навсегда, Гриша больше ни разу не поднял на меня руку и не сделал больно. Он заботится обо мне. Помогает понять, что счастье не всегда зависит от нас самих, иногда оно напрямую зависит от того, кто рядом.
А ещё говорит, что любит. Он всегда меня любил. Он поступал по-зверски, издевался, но я сама не давала ему хоть как-то проявить свою любовь. Я его не слышала, что ещё ему оставалось?
Мы не раз говорили о прошлом, и я начала его понимать. Он не плохой, просто у него не было никаких шансов, он был в отчаянии и только поэтому творил эти страшные вещи.
Он не раз извинялся и продолжает делать это почти каждый день.
Я не злюсь. Не вижу в этом смысла. Он очень хочет быть настоящей, нормальной семьей, а я… я не знаю, чего хочу я.
Наверное, того же. Конечно, я никогда его не полюблю. Точнее, никого не полюблю. Но мы можем просто жить. Как самые обычные люди. Как семья. Он говорит, что его любви хватит на двоих, и, если он в этом уверен, я не желаю сопротивляться.
А ещё я не понимаю маму… почему она так реагирует? Я больше не несчастна. Она должна радоваться. Я живу. У меня всё хорошо.
Дочь, муж, дом, семейные обеды… это же хорошо! Разве нет?
В разгар моих рассуждений Гриша заходит в комнату совсем не заметно. Я не слышу шагов, поэтому, когда чужие пальцы касаются моей спины, вздрагиваю.
– Ты расстроена?
– Нет. Если только чуть-чуть. Я не понимаю, почему они недовольны… так смотрят, все.
– Они просто завидуют. У нас с тобой всё так хорошо, – его губы касаются моей шеи.
Но я ничего не чувствую. Этот поцелуй, его словно и нет. Ни отвращения, ни наслаждения. Ничего.
– Ты прав. Просто…
– Герда, – шепчет, медленно стягивая лямку моего платья с плеча, – я уже говорил, что ты не должна их слушать.
– Точно. Ты прав.
– Я хочу, чтобы ты улыбалась. У тебя красивая улыбка. И она только для меня. Они так говорят, потому что не любят тебя, ведь ты принесла им столько страданий. И они не могут этого простить. Они слабые. Никчёмные. А я простил тебя, простил и всегда прощу. Я люблю тебя. Только я. Пока мы вместе, всё будет хорошо, ты же знаешь это?
– Знаю, – уголки моих губ сами ползут вверх.
Глава 7
Герда.
Опускаю ноги на коврик, лежащий рядом с кроватью. Он мягкий. Такой мягкий и тёплый…
Зима закончилась как-то внезапно, мне кажется, я так и не смогла до конца понять, была ли она вообще. Дни бегут очень быстро, настолько, что не успеваешь замечать, что происходит вокруг. А может, это действие таблеток? Успокоительное. Не могу без него уснуть. Совсем не могу.
Тяну за край шторы, впуская в спальню дневной свет. На улице склизко и серо. Весенний дождь, оставляющий за собой лишь шлейф тоски. И когда я стала настолько сентиментальна? Спускаюсь на кухню, чувствуя лёгкое головокружение. Уже неделю себя так чувствую. Приливы потери ориентации в пространстве, жуткой слабости… Мама косо поглядывает на меня из-за стола, будто читает мысли.
Не знаю, что это за наваждение.
Жизнь – такая странная штука… мне казалось, я уже умерла, что всё закончилось. Но когда я смотрю на свою дочь, то знаю – я ей нужна. В этом мире есть человек, для которого я – всё. Человечек, которому я нужна. С каждым днём, что Теона находится в Англии, я понимаю это всё больше. Острее чувствуется это расставание, тоска одолевает, со страшной силой. Я пыталась достучаться до Гриши, я так хотела, чтобы он вернул мне дочь, но он меня не слушает. Он знает, как правильно.