Все считают, что я чуть ли не гений и отличные отметки просто валятся мне на голову, потому что я сильна в таких предметах, как матанализ и физика. Да, эти предметы на самом деле даются мне легче, чем многим. Материал прямолинейный, черно-белый, где все либо верно, либо неверно. Мне по душе четкий выбор.
Дисциплины вроде философии, истории и английской литературы, которая начнется у меня сегодня, это совсем другое дело. Не вижу в них смысла. Если есть формула, с помощью которой можно найти правильный ответ, это по мне. На гуманитарных предметах я в силах понять лишь степень правильности или неправильности, и, чтобы выяснить ее, мне придется постараться. В конце концов я всегда получаю отличные отметки – у меня всегда только высший балл по всем предметам, в том числе по физкультуре, – но сами по себе они на меня не падают.
Открывается дверь рядом с классной доской, в аудиторию входит седовласый профессор в черном джемпере, в очках в металлической оправе и направляется к кафедре со стопкой книг под мышкой. Невольно улыбаюсь: хотя бы в одном мои представления о Принстоне совпадают с реальностью.
– Привет, Ирландка.
Рядом со мной усаживается самый нетипичный представитель Лиги плюща[5]. Его высокая фигура полностью заполняет сиденье и занимает часть моего.
– Что ты тут делаешь? – шиплю я, поворачиваюсь и вижу Эштона в темных джинсах и синей рубашке. Начинаю привыкать к его стилю – безупречному и небрежному одновременно. Впрочем, он может с таким же успехом снять рубашку – с этим торсом он и в плавках с леопардовым принтом будет неотразим.
Усевшись поудобнее, он оглядывает аудиторию.
– Сейчас будет лекция по английской литературе профессора Дэлтона?
– Спасибо, я в курсе! – нелюбезным тоном говорю я, а потом понижаю голос, заметив, что профессор бросил на нас взгляд. – А тебя-то сюда каким ветром занесло?
– Я студент и пришел на лекцию, – неторопливо отвечает он с нечитаемым выражением лица. – Некоторые здесь для того, чтобы получить образование, Ирландка, а не только тусить на вечеринках.
Прожигаю его взглядом, борясь с искушением снова врезать в челюсть. В глазах у Эштона пляшут чертики, а губы расплываются в ухмылке, которую я теперь узнаю как фирменный прием флирта. Когда я была пьяной, это сработало, но сейчас я трезва, да еще и зла, так что зря старается.
– Но ты же старшекурсник.
– Ирландка, а ты неплохо осведомлена о моей скромной особе.
Стиснув зубы, молча на него смотрю и жду ответа на свой вопрос. Наконец он пожимает плечами, демонстративно открывает блокнот, щелкает пару раз авторучкой и выдает:
– У меня образовалось окно, а этот курс единственный, который подходит.
– Охренеть можно! – Ругательство выскакивает из меня с легкостью, да еще и слишком громко. На этот раз профессор поднимает голову от своих бумаг и пристально на нас смотрит. Чувствую, как мои щеки заливает краской. Когда профессор отводит глаза, поворачиваюсь к Эштону.
– Расслабься, Ирландка. Зато теперь ты хоть кого-то здесь знаешь.
С этим трудно не согласиться, думаю я, оглядывая море незнакомых лиц.
– А ты на каждой лекции будешь сидеть со мной рядом? – интересуюсь я.
– Трудно сказать. Похоже, ты студентка невоспитанная. Не думаю, что соседство с тобой благотворно повлияет на мнение профессора обо мне.
Намеренно отодвигаюсь от него подальше, а он насмешливо хмыкает.
– Значит, твой выбор никак не связан с тем, что ты ознакомился с моим расписанием? – спрашиваю я.
– Что? Ты думаешь, я выбрал этот курс только потому, что и ты его выбрала? Зачем мне это нужно? – Брови ползут вверх с нарочитым изумлением.
Хороший вопрос. Но я нутром чувствую: он здесь из-за меня. Только не понимаю, зачем ему это нужно.
– И все-таки как ты умудрился? Я думала, на этот курс очередь.
Эштон теребит пальцами потертый кожаный браслет.
– А у меня есть одна знакомая дама в деканате.
– Уж не та ли, что была у тебя в субботу вечером? – выпаливаю я, вспоминая красный носок на ручке двери, и лишний раз убеждаюсь, насколько Эштон порочен.
Он выдерживает паузу, потом поворачивает голову и спрашивает:
– Ирландка, а ты что, ревнуешь?
– С какой стати? Тоже мне рыцарь! Не успела подружка уехать, а у тебя уже в постели другая.
– Да не было никого у меня в постели, – возражает он и облизывает нижнюю губу. Стараясь не смотреть на него.
– Не было? – И я вздыхаю с облегчением. А потом осознаю, что только что вздохнула с облегчением. С какой стати?!
Он качает головой и снова несколько раз щелкает авторучкой.
– Все произошло… в душевой кабинке…
Начинаю собирать свои книги и тетради, чтобы, пока профессор не начал читать лекцию, успеть пересесть подальше, но Эштон прижимает мою ладонь своей и спрашивает:
– А тебе какая разница? Ты же была с Коннором у него в комнате, верно?
– Нет, я… – Меня охватывает жар. – Мы просто разговаривали. – Качаю головой. Не знаю, какая разница на самом деле. То, как он поступает со своей подругой, отвратительно. Но парень прав – меня это не касается. Рано или поздно он получит по заслугам. – Эштон, мне все равно. Просто я подумала, тебе жаль, что так вышло с твоей подругой.
– Я этого не говорил, – тихо отвечает он, отпуская мою руку, и садится слушать лекцию: профессор уже крепит к вороту рубашки микрофон. – Я сказал, мне жаль, что так вышло с тобой.
Сжимаю зубы, а моя гордость получает еще один удар.
– Значит, теперь нас уже двое, – бормочу я, надеясь, что получилось убедительно, хотя мне в любом случае не легче.
– У тебя красивая юбка, Ирландка, – шепчет он, оглядывая мои ноги. Инстинктивно разглаживаю заурядную черную юбку и тяну пониже, чтобы прикрыть ноги.
В течение следующего часа пытаюсь сосредоточиться на лекции, а слова Эштона давят непосильным грузом. Хватаюсь за обрывки фраз профессора Дэлтона, порой умудряюсь поймать мысль. А потом чувствую прикосновение ноги к моей ноге, или меня задевают локтем, и я подпрыгиваю. Пытаюсь устроиться поудобнее. Ерзаю на месте. То и дело бросаю на Эштона гневные взгляды, но он либо не замечает их, либо ему все равно. Вижу, что он не конспектирует лекцию. Лишь черкнул несколько строк на странице, но я сильно сомневаюсь, что они имеют отношение к английской литературе.
Когда лекция заканчивается, я готова бегом бежать по лестнице. Или воткнуть ему в ногу авторучку.
Пока профессор пишет на доске первое задание, Эштон шепчет:
– Теперь я вспомнил, почему никогда не хотел заниматься этим предметом.
– Еще не поздно отказаться, – парирую я.
Красивое лицо Эштона искажает притворная гримаса ужаса.
– И отказать себе в удовольствии два раза в неделю в течение целого семестра составлять тебе компанию? Никогда!
Качаю головой.
– Эштон, я серьезно. Откажись.
– А если нет?
– Тогда… я расскажу Коннору.
– Не расскажешь, – тихо говорит он.
– Почему это? Думаешь, он не захочет тогда со мной общаться? У меня такое чувство, что ты ошибаешься. – На самом деле такого чувства у меня нет. Напротив, думаю, Эштон прав. Но должна же я настоять на своем. Хотя бы один-единственный раз, черт его побери!
Придвинувшись ко мне вплотную, он шепчет:
– Не расскажешь… потому что ты влюблена в меня.
Издаю какое-то невнятное бульканье.
Настояла на своем, нечего сказать.
Сердце бьется в горле. На самом деле понятия не имею, как на такое отвечать, но нутром чувствую, что должна – чтобы защитить себя, а еще потому что понимаю: ему доставляет удовольствие меня смущать. Мне не сразу удается обрести дар речи.
– Если под любовью подразумевается желание оторвать тебе яйца, тогда. – Оборачиваюсь, чтобы припечатать его стальным взглядом. Его лицо на расстоянии ладони, но я держусь. – Да. Я безумно тебя люблю.
Кейси бы мной гордилась.
Не знаю, какого ответа я ждала от Эштона. Я еще ни разу в жизни никому не угрожала. Думала, он отшатнется или хотя бы отодвинется от чокнутой девицы, которая собирается повредить ему гениталии. Все что угодно, только не эту же чертову ухмылку. И, похоже, он придвинулся ко мне еще ближе.
– Как же мне нравится, Ирландка, когда ты так заводишься. – Берет одну из моих книг и пишет что-то на обороте обложки, а потом вкладывает внутрь сложенный листок.
– Только что вспомнил… Три года назад я уже проходил этот курс. И сдал на «отлично». Звони мне, если возникнут проблемы с курсовой работой. – Закрывает свой блокнот, встает с места и, не дожидаясь разрешения профессора, быстро поднимается по лестнице под заинтересованными взглядами всех особей женского пола и нескольких мужского.
Качаю головой, открываю книгу и вижу на форзаце надпись «Ирландка любит Эштона», большое сердце и номер телефона. Чертыхаюсь себе под нос. Испортил учебник за двести долларов дурацкими каракулями. Так и не выяснила, почему он присвоил мне это прозвище. Впрочем, есть неоспоримый плюс: он больше не будет ходить на лекции по английской литературе.
Интересно, а что же в записке? Разворачиваю листок и читаю:
«Сожалею лишь об одном, что все закончилось. И это я ревную. Безумно».
Сердце у меня чуть не выпрыгивает из груди.
– Красивая юбка, – говорит он, скользя ладонями по моим голым бедрам, и внутри разгорается пламя. Он сидит на краю кровати, а я стою перед ним и вся дрожу. Сильные пальцы сжимают мои ноги в опасной близости с тем местом, где меня еще никто не трогал. Мое тело предает меня, с охотой отвечая на его прикосновения. Сердце стучит все быстрее, дыхание учащается, и я будто плавлюсь. Его руки поднимаются еще выше, и вот уже большие пальцы проникают под резинку трусиков. Он тянет их вниз, пока они не сползают на пол. И я выхожу из них.
– Иди ко мне. – Он показывает на свои колени, и я подчиняюсь его воле: он ставит одно мое колено с одной стороны от себя, а другое с другой, и я сижу верхом на нем, держась за его плечи и удивляясь их силе. Он задирает юбку мне на талию, и я чуть не теряю сознание.