– Вот ты где. – В туалет врывается Риган. Тяжко вздыхает и гладит меня по плечу. – Если ты будешь так реагировать, он от тебя никогда не отстанет. Давай-ка спускай все на тормозах.
– Я знаю, Риган. Знаю. Ты права. Просто я в этом полный профан. – И это удивительно: ведь рядом со мной такой крутой специалист, как Кейси. Нет, если я не сумею должным образом обращаться с Коннором, который пока что настроен «не торопить события», он очень даже торопливо сделает ноги.
– А ты делай вид, будто тебе тоже смешно, – советует Риган, гладит меня по плечу, и мы выходим из комнаты отдыха.
И тут я вспоминаю про фотографию Эштона, которую мне только что прислала сестра. Понимаю, что это ребячество, но достаю телефон и с торжествующей улыбкой говорю:
– А что я тебе сейчас покажу! – Когда мы возвращаемся к столу, мы так хохочем, что слезы текут по щекам.
Коннор выдвигает мне стул, и в глазах у него не то удивление, не то удовольствие.
– Что так весело? – спрашивает он. Не могу понять, подействовала ли на него последняя реплика Эштона.
– Да так, ничего особенного, – с небрежным видом говорю я, допиваю остаток своего коктейля и тянусь за новым, который мне заботливо заказали в мое отсутствие. Стараюсь не обращать внимания на пристальный взгляд Эштона.
– Ливи, покажи ему фотку, – с озорной улыбкой предлагает Риган. И добавляет: – Как говорится, долг платежом красен…
Улыбаюсь и поднимаю телефон.
Никогда в жизни еще не слышала, чтобы трое взрослых парней гоготали так, как это делают Коннор, Грант и Тай.
– Давайте увеличим фотку, сделаем постер и повесим дома на стену! – предлагает Тай друзьям и пытается изобразить гримасу Эштона, который понятия не имеет, что происходит, поскольку я намеренно держу экран так, чтобы ему не было видно.
Эштон пытается выхватить у меня телефон, но я предусмотрительно засовываю его в карман. Беру в рот соломинку и продолжаю потягивать коктейль. Ребята всё веселятся, а я с преспокойным видом делаю глоток, опускаю соломинку и откидываюсь на спинку стула. Исподволь бросаю взгляд на Эштона: он покусывает нижнюю губу, а в глазах у него лукавый огонек. Наверняка обдумывает, какой ответный удар нанести. Мне становится страшновато: мало ли что он сейчас выдаст, а вдруг опять унизит меня?
– Привет, Эштон. – Поднимаю глаза и вижу роскошную латиноамериканскую красотку. Стоит и хлопает накрашенными ресницами перед Эштоном. Тут же узнаю голос, который я слышала в кабинке, только теперь в нем недвусмысленно звучит «пойдем со мной».
Эштон не торопится ей отвечать. Не спеша поворачивается на стуле, а рука так и остается на подлокотнике. Потом поднимает глаза и окидывает взглядом ее аппетитные формы.
Как же мне хочется треснуть его по голове!
– Привет, – наконец отвечает он, и, судя по его тону, это что-то вроде: «разве мы знакомы?» или «ну и что тебе от меня надо?».
Похоже, девица тоже озадачена: нервно облизывает ярко-красные губы.
– Мы… мы с тобой познакомились в прошлом году. Захочешь поболтать, я сижу вон там. – Она показывает и маняще кивает головой, взмахнув черной шелковистой гривой. По голосу заметно, что она чуть погрустнела и явно утратила уверенность в своих чарах.
Неспешно кивнув, Эштон вежливо улыбается – именно вежливо, а не игриво, – и говорит:
– Ладно, спасибо. – Опускает руку, устраивается поудобнее и снова поворачивается лицом к столу. Делает глоток из своего бокала и проверяет телефон.
Оборачиваюсь и смотрю в спину девице: похоже, уход оказался куда менее эффектным, чем появление.
Наверное, надо бы ее пожалеть. Эштон обошелся с ней не слишком любезно.
Но мне ее не жалко. Ничуть. Не хочу, чтобы он вернулся домой с ней. И с кем бы то ни было еще.
И вместо сочувствия во мне поднимается волна облегчения. В результате я открываю рот и сдуру выдаю:
– Я слышала, как она говорила о тебе в туалете. – Стоило мне произнести эти слова, как я пожалела. Спрашивается, какого черта я ему это сказала?
– Вот как? – В глазах Эштона вспыхивает интерес. – И что же она сказала? – По его реакции становится очевидно, что он ее помнит и прекрасно понимает что она могла сказать.
Беру соломинку и делаю еще один глоток коктейля. А Эштон пристально смотрит на мой рот. Тогда я поднимаю бокал, чтобы спрятать свои губы. Улыбка становится еще шире. Ему доставляет удовольствие меня смущать. Этот тип так уверен в своей неотразимости, что меня сейчас стошнит. Придется погрешить против истины.
– Сказала, что у нее бывали парни и покруче.
Откуда это вылезло? Мой злой близнец из подсознания разговорился?
Похоже, я угадала с ответом: за столом снова поднимается страшный хохот. А Грант от удовольствия молотит кулаками по столу так, что того и гляди, опрокинет всю нашу выпивку. Щеки у Эштона краснеют, и я не в силах сдержать глупую и довольную улыбку.
Ну что же, может, сегодня я умру от смущения, но хотя бы умру непобежденной.
Понятия не имею, чего же мне ждать дальше? Читать по глазам Эштона трудно. Лишь одно знаю наверняка: они сулят мне проблемы. В этот момент его ладонь ловит под столом мое колено и начинает скользить вверх-вниз по бедру – не слишком высоко, но вполне достаточно для того, чтобы меня охватил жар – это похоже на медленную пытку, словно меня прилюдно раздевают догола.
– А я знал, что ты такая, Ирландка, – произносит он и, подавшись вперед, громко говорит: – Ну что, Коннор… ты еще осилишь несколько бокалов, или опять отольешь мне ночью в кроссовки?
Поворачиваюсь к Коннору: тот вскинул брови от неожиданности и порозовел. Прочистив горло, косится в мою сторону и бормочет:
– Это был Тай.
Тай хлопает ладонью по столу и возмущенно вопит:
– Это не я. Да я сроду никому не мочился в туфли!
– Неужели? – с ехидцей вставляет свое слово Грант. – А как насчет моих сапог? Забыл?
– Ты про те страшные с рыжим мехом? Сами напросились.
– А я потом из-за тебя, придурок, целую неделю в зимнюю сессию мерз без теплой обуви! Чуть не умер от холода!
– Кстати, о смерти от холода. Помните, как наутро после большой регаты тренер нашел Коннора голышом, задницей кверху в одной из лодок? – с ухмылкой вспоминает Эштон, закинув руки за голову и потягиваясь. – Тебя тогда чуть из команды не вышибли.
– Я знаю эту историю! – Риган прикрывает рот ладошкой. – Отец тогда чуть не умер от злости.
Я смеюсь и бросаю взгляд на Коннора. Он подмигивает мне и отвечает:
– Это были цветочки. То ли было дело, когда тебя в Мехико заковал в наручники, раздел и ограбил тот трансвестит.
На этот раз мне с трудом, но удается не обрызгать весь стол своим коктейлем.
Эштон быстро выхватывает у меня из руки бокал, и от прикосновения его пальцев меня снова бросает в жар. Каждое его прикосновение выводит меня из равновесия.
– Да принесите наконец Ирландке слюнявчик!
Еще часа два ребята вспоминают истории бурной юности – по большей части связанные с пробуждением в незнакомом месте голышом – а я позволяю себе расслабиться. И начинаю верить, что со временем все наладится и я научусь вести себя рядом с Эштоном. Когда группа на сцене начинает играть, все уже слегка навеселе, и все грязное белье прополоскано – особенно Коннора и Эштона. Похоже, они весь вечер из кожи вон лезли, подкалывая друг друга.
Разговаривать рядом со сценой трудно, и мы слушаем молча. Рука Коннора лежит на спинке моего стула, большим пальцем он отбивает ритм на моем плече. Сегодня выступают местные альтернативщики, в основном играют кавер-версии, но исполняют и свои песни. Ребята работают профессионально, и я бы получила удовольствие, если бы нога Эштона не задевала мою. Я уже свои ноги чуть ли не на колени Коннору закинула, но избавиться от прикосновений Эштона не могу.
Когда ансамбль уходит на перерыв и фоном включают скучное радио, Коннор наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Извини, но мне пора. У меня завтра первая пара.
Бросив взгляд на часы, с удивлением вижу, что скоро полночь. С огорчением протягиваю руку и хочу снять куртку со спинки стула, но Коннор кладет мне руку на плечо:
– А ты оставайся. Хорошего вечера, – говорит он, и язык у него чуть заплетается.
Оглядываю всю честную компанию: у каждого в руках полный бокал. Эштон разговаривает с Грантом и Риган, теребя пальцами бумажную подставку под стакан. Похоже, никто уходить не собирается.
Похоже, Эштон уходить не собирается.
Прислушиваюсь к себе: хочу остаться.
– Ты уверен? – спрашиваю я. (У меня тоже чуть заплетается язык.)
– Абсолютно. – Он чмокает меня в щеку и поднимается, чтобы надеть куртку. – Пока, ребята. Проводите Ливи домой. – Останавливается, словно вспоминая что-то. Замечаю, как его взгляд переходит со своего лучшего друга на меня. Приподняв мне лицо за подбородок, он наклоняется и небрежно целует меня в губы.
Чувствую, как затылок колет иголочками, и понимаю: Эштон на нас смотрит.
– Много не пей, – шепчет Коннор мне на ухо. А я вдруг осознаю, что ничего не почувствовала. – Ты же не хочешь еще раз проснуться с новой татуировкой.
Провожаю глазами его спину, не переставая ощущать на себе взгляд темных глаз Эштона. Чувствую легкий дискомфорт и решаю, что на сегодня спиртного уже достаточно – и вовсе не из-за татуировок. А еще пора бы прогуляться в уборную. Уже в пятый раз.
Возвращаюсь к столику, когда группа уже играет следующую композицию – медляк. Танцпол забит людьми – кто покачивается в ритм музыке, кто подошел к сцене поближе поглазеть на вокалиста. Тай бросает недвусмысленные взгляды на Сан: я сегодня здесь с ней столкнулась и имела неосторожность подвести к нашему столику – познакомить с компанией. Эштон сидит и слушает музыку, сложив руки за головой, на лице у него непривычно умиротворенная улыбка.
Внезапно я кожей чувствую, что к нам идут.
С другого конца зала на наш столик снова надвигается знойная латиноамериканка с пышными формами. Даже если ее эго пострадало от безразличия Эштона, девушка собралась с силами для второй атаки. Наверное, он на самом деле настолько хорош, если такая красотка, которая и папу римского соблазнит, упорно его добивается.