Надеюсь, он ее опять пошлет.
А что, если нет?
Девица уже в нескольких шагах от нашего столика, неумолимо приближается к своей цели. Не знаю почему, но я вдруг рвусь вперед, чтобы опередить ее, спотыкаюсь и чуть не падаю. Эштон поднимает глаза, вмиг оценивает ситуацию и расплывается в искренней улыбке.
– Ирландка, что за спешка? – спрашивает он, а пальцы красотки с длиннющими ногтями уже поглаживают его плечо:
– Эш, может, потанцуем?
Знойная красотка так уверена в себе, что я чуть не зеленею от зависти!
Перестаю дышать. Вижу по глазам Эштона, что он ее узнал и услышал, и точно знаю: я не хочу, чтобы он согласился. В этот момент Эштон протягивает руку, берет меня за запястье, поднимается и небрежно бросает через плечо:
– Может, как-нибудь в другой раз.
Прежде чем я успеваю разобраться, что происходит, он заслоняет меня всем телом, прижимается ко мне и направляет к танцполу.
В крови вскипает адреналин.
Как только мы оказываемся в толпе танцующих, я жду, что он отпустит меня, раз его маневр удался. Но он снова, как тогда в ванной комнате, ловко управляет мной, притягивая к себе. Берет мои ладони, кладет их себе на шею, а потом его пальцы скользят по моим рукам, бокам, опускаются на бедра.
Музыка так гремит, что говорить трудно. Может, поэтому Эштон наклоняется, и его губы касаются моего уха:
– Спасибо, что пришла на помощь. – Меня словно ударяет током. – И не надо так волноваться, когда я рядом, Ирландка.
– Я не волнуюсь, – вру я, и меня бесит, что я задыхаюсь, но если он не прекратит шептать мне в ухо, то… Даже не знаю, что со мной будет.
Он обхватывает меня руками, сжимает мои бедра, прижимает меня к себе – к своей возбужденной плоти. Боже праведный! Нет, Эштон реально повернут на сексе. Это все неправильно. Опускаю руки и пытаюсь оттолкнуться от его груди, а все мое тело протестует: оно тянется к нему, как в том сне, забыть который я не могу.
– Знаешь, почему я зову тебя Ирландкой?
Качаю головой. Сначала я решила, что в пьяном угаре рассказала про свои корни. А теперь что-то подсказывает мне: дело не только в этом.
– Признайся, что хочешь меня, – говорит Эштон, улыбаясь как змей-искуситель, – и я тебе скажу.
Упрямо покачав головой, бормочу:
– Не дождешься. – Может, тогда я уронила свое достоинство, но сегодня этот номер не пройдет.
Эштон недовольно выпячивает красивые полные губы и пристально смотрит на меня задумчивыми глазами. Понятия не имею, о чем он думает, помимо очевидного. Часть меня хочет прямо сейчас получить ответ на вопрос. А другая подсказывает, что я как идиотка сама лезу в западню. В буквальном смысле. А когда Эштон большими пальцами начинает массировать мне бедра и сердце чуть не выпрыгивает из груди, начинаю понимать, что лучше бы знойная красотка уволокла его с собой, потому что я напросилась на неприятности.
Поэтому следующие слова Эштона меня изумляют.
– Коннор попросил, чтобы я сделал все, чтобы тебе понравиться. В смысле, чтобы ты стала лучше ко мне относиться, – говорит он небрежным тоном и чуть отпускает мои бедра: я перевожу дыхание и отодвигаюсь от его возбужденной плоти. Его губы кривятся, словно он попробовал что-то кислое: – Ведь ты ему нравишься всерьез. – Он вздыхает, смотрит поверх моей головы и добавляет: – А я его лучший друг. – Словно сам себе напоминает об этом.
Коннор. Упоминание его имени и его чувств по отношению ко мне, когда мои ладони все еще на груди его лучшего друга, которую я ласкала всего пару недель назад, наполняет меня чувством вины.
– Что скажешь? – Серьезные темные глаза смотрят мне в лицо. – Ирландка, как же мне это сделать? Что мне сделать, чтобы ты хорошо ко мне относилась? – спрашивает он чуть охрипшим от желания голосом, и от волнения у меня пересыхает в горле. Внезапно точно вспоминаю, почему в ту первую ночь я бросилась ему на шею. И готова броситься снова.
Силюсь собрать волю в кулак и уйти. Выдыхаю, закидываю руки ему на шею и смотрю ему в глаза. У меня нет слов. Нет и все. Кусаю нижнюю губу. Он смотрит на мой рот, губы у него чуть приоткрываются. И я, недолго думая, выжимаю из себя:
– Может, для начала перестанешь меня смущать?
Эштон медленно кивает, словно обдумывая эти слова. Молчит, а потом спрашивает:
– А что, если я нечаянно, а ты все равно смущаешься? Тебя так легко смутить.
Это точно: щеки у меня вспыхивают, и я закатываю глаза.
– Значит, следи за собой лучше.
Руки Эштона скользят вверх-вниз по моим бокам и спине, чуть касаясь мизинцами ягодиц.
– Хорошо. Что еще? Давай, Ирландка, выкладывай все как есть.
Покусываю щеку изнутри и думаю. Что же еще сказать? Чтобы он больше не смотрел на меня так? Чтобы перестал меня касаться? Перестал быть таким сексуальным? Нет… Если быть до конца честной с самой собой, сейчас меня это не беспокоит. Может, дело в том, что я пьяна.
– Конечно, мы можем снова пойти к тебе в комнату и.
– Эштон! – Стукаю его кулаком в грудь. – Ты переходишь все границы!
– Мы давно их перешли. – Внезапно он обхватывает меня и прижимает к себе так, что я чувствую каждую его клеточку. На миг мое тело отвечает само по себе, тянется к нему каждым нервным окончанием.
Наконец мозгу удается разорвать магнетическое притяжение. Ощутимо щиплю его за бицепс, он морщится и ослабляет руки.
Но он еще не готов отпустить меня, и его ладони снова у меня на бедрах.
– Упрямая. Вот такой, Ирландка, ты мне особенно нравишься. Я пошутил.
– Нет, ты не шутил. Я чувствую. – Откидываю голову назад, приподнимаю бровь и смотрю на него с намеком.
Он хохочет.
– Ирландка, ничего не могу с собой поделать. Ты пробуждаешь во мне все лучшее.
– Значит, это для тебя главное?
– Некоторые так считают…
– Поэтому ты… у тебя столько женщин?
Эштон довольно ухмыляется.
– Что ты хочешь сказать, моя сладкая Ирландка? «Поэтому ты трахаешься со всеми подряд?»
Молчу и с любопытством жду его ответа.
На лице у него появляется странное выражение, словно пробегает тень.
– Просто я таким образом расслабляюсь. Это помогает мне забыть… о некоторых вещах. – Улыбаясь одними губами, он добавляет: – Думаешь, ты меня всего просчитала?
– Думаю, ты напыщенный, похотливый, самовлюбленный придурок. Как-то так. – Все, пора завязывать с алкоголем. Опять налицо синдром развязанного языка. Еще чуть-чуть – и расскажу ему про свой сон.
Он медленно кивает.
– Все так. А тебе будет легче, если я вдруг изменю своим привычкам?
– Думаю, твоей подружке точно полегчает.
– А если бы у меня не было подружки?
Не замечаю, что мои ноги перестают двигаться, пока он тоже не останавливается.
– Ты… ты порвал с Даной?
– А если и порвал? Это имеет для тебя значение?
Боюсь, голос меня подведет, и молча качаю головой. Нет, умом я понимаю: это не имеет значения, потому что все равно Эштон весь неправильный.
– Никакого? – Он смотрит на мой рот и говорит таким тоном… Нежным, тревожным, чуть ли не обиженным.
Мое тело само рвется к нему, руки сильнее обвивают за шею, притягивая теснее, чтобы утешить и подбодрить. Что же я чувствую к Эштону?
Медляк закончился, заиграли ритмичную песню, а мы так и стоим вплотную друг к другу.
Знаю, что не должна этого делать, но не могу удержаться.
– А то, что ты написал в записке. Почему?
На миг Эштон отводит глаза и стискивает зубы. Потом снова смотрит мне в глаза, и я вижу в них решимость.
– Потому что ты, Ирландка, не нужна мне как девушка на одну ночь. – Он склоняется, целует меня в подбородок и шепчет: – Ты нужна мне навсегда.
Эштон опускает руки и поворачивается. Сердце стучит в горле. Стою и смотрю, как он спокойно идет к столу и берет свою куртку.
А потом уходит.
Глава одиннадцатая. Притяжение
Ты нужна мне навсегда. Не могу отделаться от этих слов. С того самого момента, как они слетели с его идеальных губ, они неотступно со мной. Они преследовали меня, когда я пьяная возвращалась домой, залезли вместе со мной в кровать и остались со мной до пробуждения утром.
А еще я не могу стряхнуть с себя ощущение, которое охватило меня, когда он произнес эти слова. Длившееся весь вечер, когда он был рядом. Не могу объяснить, что именно я чувствовала, но точно знаю: такое со мной впервые. Оно со мной и сейчас, хотя я протрезвела.
Меня влечет к Эштону Хенли. Ну вот, я призналась в этом. Не ему, не Риган, не кому-то еще… Однако я призналась себе самой, и теперь надо понять, что с этим делать. Меня тянет к типу, с которым я по пьяни обжималась на той вечеринке, и он оказался повернутым на сексе, да еще и лучшим другом и соседом по дому с моим нынешним дружком. Постой. А вдруг он действительно свободен? Эштон так и не ответил. И хотя он всеяден, вопрос остается открытым.
Лежа в постели и глядя в потолок, я уяснила для себя одну вещь. Мое тело подняло мятеж против моего же разума и сердца, а заливать в него алкоголь – это все равно что вручить ему набор ножей.
Мои мысли прерывают стоны Риган.
– Ох уж этот «Джек Дэниэлс»…
Как обычно, моя соседка проиграла Гранту соревнование «кто больше выпьет». А Грант весит больше нее килограммов на сорок.
– Как мне тошно… Все, завязываю с выпивкой.
– То же самое ты говорила и в прошлый раз, или я ошибаюсь? – с издевкой спрашиваю я.
– Лучше помолчи. Будь хорошей соседкой: не разрушай мои иллюзии.
Если честно, мне тоже плоховато.
– Алкоголь – это изобретение дьявола, – цитирую я тетушку Дарлу. Похоже, не такая уж она и фанатичка.
– Однако вечера с ним проходят веселее.
– Риган, для веселья алкоголь не нужен.
– Ты вещаешь, как героиня нравоучительного сериала для малолеток.
– Не смешно, – со стоном отвечаю я. – Может, поползем на занятия?
– Думаешь, стоит? – хмыкает Риган.
Поворачиваю голову и смотрю на красные цифры электронного будильника. Час дня.