Слышу вздох Риган и возвращаюсь к реальности.
– Не знаю, насколько у нас с Грантом все серьезно, но пока он не закончит учебу, мы должны все держать в тайне.
Непонимающе хмурю брови.
– Ну из-за моего отца! Ты что, меня не слушаешь? Ливи… – Она смотрит на меня с укором. – Иногда я думаю, где ты все время витаешь… Отец от него не в восторге.
– Почему?
– Он считает, что Грант несерьезно относится к жизни. Грант боится, что отец обо всем узнает и вышибет его из команды.
– Но ведь он учится в Принстоне. Куда же еще серьезнее? – недоумеваю я.
– Был бы на самом деле серьезный, не стал бы трахаться в библиотеке с дочерью своего тренера, – бормочет Риган и набирает скорость.
С этим не поспоришь.
А дождь все моросит. Холодный осенний дождичек – и скоро моя синяя футболка промокает насквозь. Но мне все равно. Риган выбрала маршрут по безлюдной улице респектабельного жилого района по соседству: красивые коттеджи, ухоженные лужайки и подстриженные деревья, окрашенные во все цвета осенней палитры. Приятно побыть вдали от суеты кампуса. У меня такое ощущение, что с моих плеч упала тяжелая ноша. Наверное, я слишком много времени провожу там, совсем зациклилась на учебе. Окружающая атмосфера наполняет меня спокойствием, я наслаждаюсь ощущением свободы и сосредоточиваюсь на дыхании, удивляясь тому, что не отстаю от Риган.
И думаю об Эштоне. О его жизни, о его матери. От чего она умерла? Несчастный случай, вроде аварии? Или неизлечимая болезнь, например, рак? Вспоминаю наш с ним разговор в первую неделю, когда я ему сказала, что хочу заниматься педиатрией, в частности, детской онкологией. Судя по его реакции, возможно, его мать умерла от рака.
Мы еще не добежали до конца улицы, а Риган уже кричит:
– Давай вернемся. Становится холодно, а нам еще назад километра полтора бежать. – Она перебегает улицу. – Ты можешь побыстрее? Дождь меня достал.
– Может, не стоит больше доверять прогнозам местной метеостанции? – с насмешкой спрашиваю я и выпиваю большой глоток воды. Во рту так пересохло, что даже язык болит, но я не хочу перегружать желудок, вдруг начнется приступ икоты.
– Какой метеостанции? – Она лукаво смотрит на меня через плечо, пока я пытаюсь ее нагнать. Потом она увеличивает темп. Мне такой темп не по силам, решаю я, и бегу чуть позади, любуясь тихой дорогой. Она убегает вдаль извилистой лентой, и приходится огибать неровности и смотреть под ноги, чтобы не спотыкнуться и не подвернуть ногу.
На противоположной стороне улицы вдалеке замечаю бегущую фигуру. Еще один безумец рискнул совершить пробежку в такую погоду. Перевожу глаза с силуэта на дорогу и обратно, а через какое– то время понимаю, что это мужчина. Он приближается, и я вижу темные лохматые волосы.
Это Эштон.
Шаг размеренный, движения четкие, лицо непроницаемое… Эштон бежит как профессиональный атлет. Мокрая белая футболка облепила все ребра и литые мышцы грудной клетки. И я не могу отвести от него глаза. Сердце учащенно стучит от бега, а теперь еще и кровь бурлит от адреналина, и я чувствую прилив энергии. Такое ощущение, будто я могу пробежать десятки километров, могу перепрыгивать через машины, могу.
Хорошо, что успела выставить вперед руки и не вмазалась лицом в тротуар.
Наверное, свалилась я неслабо: Риган услышала шум, бежит ко мне и тревожно вопит:
– Ливи! Ты в порядке?
Морщусь и пытаюсь подняться: острая боль в лодыжке, ссадина на ладони.
– Да, вроде… – Боль в ноге дает о себе знать с новой силой: – Похоже, подвернула ногу, зацепилась о выбоину в тротуаре.
Риган подходит и осматривает бетонное покрытие.
– Ты об этой тонюсенькой трещине?
Чертыхнувшись под нос, бормочу:
– Я тебя предупреждала.
– Ага, помню. Ну и как нам теперь быть? – Нахмурившись, Риган извлекает телефон из кармана. – Может, Грант поблизости. И тогда заберет нас отсюда.
– Ирландка, это было эффектно! – кричит Эштон, перебегая дорогу и шумно дыша.
Риган удивленно таращит на него глаза: похоже, она его сразу не заметила. Как это возможно? Да, она на самом деле не обратила на него внимания! Риган смотрит на меня с намеком: ну конечно, раз у нее хватило сообразительности перепихнуться в библиотеке, она решила, что я специально так картинно завалилась на дороге.
– Привет, Эштон! – игриво говорит она, не отрывая от меня взгляда.
Он быстро кивает и опускается рядом со мной на колено. Осматривает мою щиколотку, а я прислушиваюсь к его дыханию. Внезапно рот наполняется слюной. Как это может быть? Только что там было сухо, как в пустыне! Касание его пальцев, пусть и осторожное, причиняет боль и возвращает меня к реальности.
– Стоять можешь? – участливо спрашивает он, глядя на меня своими роскошными карими глазами.
– Не знаю, – бормочу я и делаю попытку встать на ноги. Он тут же обхватывает меня за талию и помогает выпрямиться в полный рост Очевидно, что пробежка окончилась, да и до дома мне не дойти. – Похоже, растяжение. – Я уже не раз растягивала связки, так что ощущение мне знакомо.
– Я звоню Гранту, – заявляет Риган, открывая телефон.
Внезапно меня отрывают от земли, и вот я уже в сильных руках Эштона, он несет меня вниз по улице, а его ладони непонятным образом обжигают меня сквозь мокрую одежду.
– Не собираюсь стоять под дождем, пока Кливер соблаговолит подъехать, – бросает он через плечо.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, понимая, что общежитие в противоположном направлении и до него больше километра.
Глядя прямо перед собой, он шепчет:
– Тащу тебя к себе в берлогу, Ирландка. – Ухмыляется, а потом уже другим тоном тихо говорит: – Обними меня за плечо. Так будет удобнее.
Послушно поднимаю руку, обнимаю Эштона за шею и кладу ладонь на плечо. Большой палец упирается в вырез футболки. Чувствую, как от моей тяжести у него напряжены мышцы. Интересно, как долго он сможет меня нести?
Риган, похоже, думает о том же. Бежит рядом и замечает:
– Однако идти довольно далеко!
– Метров восемьсот, не больше. Марш! – командует он и подмигивает Риган. – А то еще отрастишь задницу на беду Гранту.
Страх растолстеть – мощная мотивация. Риган показывает Эштону язык, посылает мне многозначительный взгляд и бежит вперед с еще большей скоростью, чем раньше. А я остаюсь наедине с Эштоном.
– Извини, Ирландка, что я весь потный. Ты застукала меня в разгар длительной пробежки, – шепчет он, и на миг его глаза смотрят в мои, а потом снова на дорогу.
– Все в порядке. Ничего страшного, – бормочу я чуть охрипшим голосом. И правда, внезапно понимаю, что вовсе не против, хотя он совсем мокрый. Непонятно, от пота или дождя. Влажные волосы, хотя и липнут ко лбу и щекам, все равно выглядят привлекательно. Вижу, как по щеке бежит капелька, и мне хочется ее смахнуть, но я сомневаюсь, не слишком ли это интимный жест, и сдерживаюсь. А сердце у меня колотится еще сильнее, чем от бега.
– Ирландка, не смотри на меня.
– Я не смотрю. – Отворачиваюсь и смотрю на дорогу, а щеки горят. Попалась. Опять.
Эштон чуть встряхивает меня, перехватив руки поудобнее.
– Может, опустишь меня и отдохнешь?
Он ухмыляется.
– Восемь лет занятий греблей не проходят даром. Я не устал, Ирландка.
– Догадываюсь. – Восемь лет. Теперь понятно, почему он в такой прекрасной форме. – Значит, тебе на самом деле нравится.
Вздохнув, он шепчет:
– Да, здорово расслабляет, когда сидишь на воде и думаешь только о конечной цели. Так проще не думать ни о чем другом.
Эштон встряхивает головой. Вижу еще одну дождинку у него на щеке и понимаю, что он хочет ее смахнуть, но у него заняты руки.
– Сейчас, – шепчу я и протягиваю руку к щеке. Эштон морщится и хмуро смотрит на меня. Отдергиваю руку. Наверное, я неправильно поняла. Не надо было… Но дело не во мне, понимаю я. Заметил большую ссадину у меня на ладони. Он осматривал щиколотку, а про ссадину я забыла.
– Ирландка, лучше тебе не бегать, – бормочет парень.
– А тебе на пробежку лучше одеваться потеплее, – ни с того ни с сего взрываюсь я и чувствую, что густо краснею.
– Не понял, Ирландка. Это еще почему?
Тяну время, облизываю зубы языком и решаю просто проигнорировать вопрос.
– Я могла подождать Гранта.
– И схватила бы воспаление легких, – упрямо парирует он и снова перехватывает руки. От его движения ногу снова простреливает болью, но я умудряюсь не поморщиться. Не хочу расстраивать Эштона.
Он идет быстрым, размеренным шагом и смотрит прямо перед собой, из чего я делаю вывод, что разговор окончен.
– Жаль, что у тебя погибли родители, – говорит он так тихо, что я чудом расслышала.
Украдкой гляжу на него: смотрит прямо перед собой, лицо – непроницаемая маска.
А мне жаль, что у тебя умерла мать.
Слова вертятся на языке, но я молчу. Ведь Риган тогда подслушивала. Предполагается, что она ничего не знает. И я тоже. Вот если он сам мне скажет…
Молчу и просто киваю, жду, что дальше. Но он тоже молчит. Повисает длинная, неловкая пауза. Эштон смотрит на дорогу, а я перевожу взгляд с его лица на придорожные деревья и обратно. Чувствую, что тепло его тела передается мне, и понимаю, что на мне его пот. Слышу биение его сердца и сравниваю со стуком своего. А потом до меня вдруг доходит комизм ситуации.
Больше не могу молчать.
– Даже не верится, что отец Риган знал моих родителей, – непринужденным тоном говорю я. – И что он увидел во мне маму. Не знала, что мы с ней похожи.
Эштон хмурит брови.
– А ты помнишь, какая она была?
– Помню. Но все детские и студенческие фотографии родителей пропали во время наводнения, так что я никогда не видела ее в моем возрасте.
Внезапно я чувствую, что кончики моих пальцев гладят теплую кожу, и понимаю, что в какой-то момент я забылась, моя рука взбунтовалась против разума и скользнула за ворот футболки Эштона. Сегодня, видно, такой день, что меня тянет на подвиги: понимаю, что если не знать ответа, то вопрос мой может показаться вполне невинным, и я решаюсь спросить, стараясь сохранять непринужденный, легкий тон: