18:49 Джек: А тот мужик за тобой так и ходит? Ты поаккуратнее, ладно? Можешь у меня переночевать, я все равно раньше завтрашнего дня не вернусь. Весь дом твой.
18:53 Элоди: Я его не видела с той вечеринки. Все в порядке, не переживай. Наслаждайся спектаклем! (смайлик с поцелуем)
Меня будит скрип. В комнате темно, сквозь щель между шторами заглядывает луна, хотя я точно помню, что уснула, забыв выключить лампу. Я неподвижно лежу, прислушиваясь, но в доме тихо. Как будто даже ветер притаился, боясь лишний раз шевельнуть случайный листочек. Но я чую, что в комнате кто‐то есть. И он совсем рядом. Я медленно поворачиваю голову – и успеваю заметить чужака за секунду до того, как мокрая тряпка закрывает мне нос и рот. Тело реагирует быстрее, чем мозг успевает осознать, что происходит: сердце бешено колотится, мускулы напрягаются, дыхание становится резче. Растерянность уступает место страху, из горла рвется крик, пытаясь пробиться сквозь тряпку.
Я дергаюсь, вырываюсь, пинаюсь, а затем бросаюсь в сторону, скатываюсь с кровати, тяжело падая на пол. Охнув, переворачиваюсь на спину, пытаясь вдохнуть, но сделать что‐нибудь еще уже не получается – нападающий наваливается на меня всем весом. Он крепкий и крупный, а лицо чем‐то замотано. Я замахиваюсь обеими руками, чтобы ударить, но незнакомец легко отбивает их, как хищник лапой, и так прижимает меня к полу, что, кажется, вот-вот треснут ребра. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать, но в голове крутится только одна мысль: «бей или беги». Я пытаюсь позвать на помощь, но во рту снова оказывается мокрая липкая тряпка, и на языке появляется привкус крови.
В отчаянии я начинаю царапать лицо незнакомца – маска соскальзывает, и он отшатывается. Я силюсь подняться на ноги, но тело ватное и не слушается, а в горле до сих пор ощущается привкус вещества, пропитавшего тряпку.
Надо выбраться отсюда.
Надо позвать на помощь.
Я рвусь вперед. Перед глазами все плавает, сливаясь в одно мутное пятно. Из горла снова рвется крик. Чужак бросается на меня, и я ударяюсь о настенное зеркало возле двери. Стекло покрывается паутиной трещин. Плечо пронзает резкой болью – осколок длиной в добрых пять сантиметров втыкается мне прямо в бицепс и как будто жжется. Сжав зубы и превозмогая боль, я ковыляю к двери. Пальцы нащупывают ледяную металлическую ручку ровно в тот момент, когда чужие руки обхватывают сзади меня саму.
Я еще дергаюсь, но голова кружится слишком сильно. Я беспомощна, как новорожденный ягненок.
– Пожалуйста, – умоляю я, – хватит…
Тряпка снова накрывает мне рот – и уже никуда не исчезает.
И я медленно и неохотно проваливаюсь в темноту.
Глава тринадцатая
Первый день после исчезновения
Элоди Фрей
Я заперта в машине. Несколько часов назад я проснулась на заднем сиденье, укрытая простыней. Я совершенно одна – похититель до сих пор так и не появлялся, и мне страшно от мысли, что он может вернуться в любой момент. Хорошо хоть, руки и ноги не связаны: если он снова полезет ко мне, я сумею дать отпор. Может быть, на этот раз даже удастся отбиться.
На руке – огромный порез, оставшийся после встречи с зеркалом, на коже и пижаме – корка засохшей крови. Рана кое‐как перевязана – значит, он прикасался ко мне, пока я была без сознания. Стоит об этом подумать, как внутри все сжимается. Понятия не имею, что этому человеку от меня нужно, но если он собирается меня убить, зачем тогда сначала заштопывать?
Я не оставляла попыток выбраться с тех пор, как открыла глаза, несмотря на слабость и дурноту. Тщетно – только локти и пятки расшибла, пытаясь выбить окно. Помнится, однажды мне попадалась статья, где предлагалось использовать для этого стальные стержни из подголовников, если под рукой больше ничего нет, но мой похититель, видимо, тоже ее читал, потому что все стержни предусмотрительно вытащены. И клаксон тоже отключен – я несколько раз била по нему кулаком, но удалось извлечь только жалобный скрип. Впрочем, даже если бы клаксон и работал, вряд ли тут найдется хоть одна живая душа, способная его услышать.
Потому что вокруг лес. Куда ни посмотри – сплошные деревья. Деревья, и никаких следов цивилизации.
На переднем сиденье обнаружилась сумка с припасами – бутылки с водой, энергетические батончики и гигиенический пакетик. Меня два раза тошнило – то ли от страха, то ли из-за тех препаратов, которые попали в мой организм, – и хотя пакетик запечатан, нос режет густой, кислый запах рвоты, потому что окна заблокированы и открыть их не получается.
Лица похитителя я разглядеть не успела, но совершенно уверена, что это тот самый мужик, ходивший за мной повсюду; тот был точно таким же здоровенным и крепким. Он знал, где я живу, а тут увидел сломанный замок, и… Но зачем он меня похитил, если потом просто бросил в машине?
Желудок снова сводит – а вдруг сталкер тут, за деревьями, наблюдает за мной? Я пытаюсь позвать на помощь, хоть и понимаю, что толку не выйдет. Я кричу и кричу, пока хватает сил, и в конце концов хрипну.
– Да чтоб тебя! – ору я, пиная дверь, и голень откликается болью. – Твою ж мать!
Хотя на дворе разгар лета и я заперта в душной машине, меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Утомившись, я прислоняюсь лбом к стеклу, стараясь не опускать тяжелеющие веки. Но в конце концов проигрываю и эту битву.
В окно кто‐то громко стучит, я вздрагиваю и судорожно оглядываюсь. И недоуменно моргаю, не в силах поверить собственным глазам.
– Господи… – шепчу я, а затем зову погромче: – Джек! Джек!
Дверца машины распахивается, и я кое‐как выбираюсь наружу. Меня так колотит, что ноги подгибаются. Джек привлекает меня к себе, и я висну на нем, с трудом веря, что все это мне не снится.
– Ты ранена, – говорит он, и я слышу в голосе нотки ярости. – Дай посмотреть. – Взяв меня за руку, он бережно стаскивает пропитанный кровью бинт.
– Надо в полицию позвонить, – говорю я.
Меня снова начинают душить слезы – на этот раз от облегчения. Джек же целиком сосредоточен на моей ране.
– Только сначала обработаю порез.
– Не верится, что ты пришел… Не верится… – начинаю я, а затем, спохватившись, спрашиваю: – Погоди, а как ты меня нашел?
– У тебя еще где‐нибудь болит? – Он явно старается не смотреть мне в глаза.
– Как ты меня нашел, Джек?
Он молчит, и я мгновенно забываю про слезы и вырываю руку из его пальцев. Сердце колотится так, что вот-вот через уши выпрыгнет.
– Это что, твоих рук дело? Это ты…
– Нет. – Джек подается вперед, но я отшатываюсь – от растерянности, от страха, потому что весь мой мир, кажется, разваливается на куски. – Боже, Элоди, да я бы никогда тебе не навредил. Ни за что на свете. Неужели ты решила, что это был я?
Он явно ошарашен тем, что такая мысль вообще могла прийти мне в голову. Я и сама, честно говоря, ошарашена, ведь это же Джек. Тот самый, что всегда обо мне заботился. Но мне необходимо услышать его ответ.
– Как ты нашел меня, Джек?
– Он не должен был тебе навредить.
Все становится ясно, и по спине у меня ползет холодок.
– Это все подстроил ты.
Джек даже не думает возражать.
– Господи боже… – Я отворачиваюсь и опираюсь на машину, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
– Элоди…
– Никаких «Элоди»! – огрызаюсь я, разворачиваясь. – Как ты вообще мог так поступить со мной? Я чуть с ума не сошла от страха! Я была уверена, что он меня убьет!
– Не драматизируй.
– «Не драматизируй»? – разъяряюсь я окончательно. – Кто‐то вломился прямо ко мне домой и напал на меня! Кто это был, Джек?! – Я бью его в грудь изо всех оставшихся сил. – Кто это был, мать твою?!
– Какая разница?
Мне отчаянно хочется отвесить ему затрещину.
– Один приятель, – уклончиво отвечает Джек.
– Мой сталкер?
– Приятель, задолжавший мне услугу. Элоди…
– Отвези меня домой.
– Послушай…
Но я не собираюсь слушать. Развернувшись, я направляюсь в лес. Как есть, босиком. Мелкие камешки и сучки нещадно вонзаются мне в ступни, но я все равно иду вперед. Потому что я зла. Зла как черт.
– Элоди! – Джек обгоняет меня, преграждая путь. – Я сделал это ради тебя. Из-за всего того, о чем мы с тобой говорили. У тебя нет ни работы, ни денег, ты вот-вот потеряешь жилье, а потом и всех близких, если они узнают о твоем обмане. Как ты собираешься объяснять Флоренс, куда делась книга, которую она попросила посвятить ее сыну?
– А каким образом вот это все может мне помочь? – отвечаю я вопросом на вопрос.
– В «Харриерс» хотят настоящее преступление – ну так вот им настоящее преступление. Пока все будут думать, что тебя похитили, ты несколько дней проведешь в «Глицинии».
Предложение настолько абсурдное, что я даже не нахожусь с ответом.
– Коттедж пустой. Стоит на отшибе. А потом ты вернешься с историей, подходящей для книги. Очередная хорошенькая блондинка, которой есть о чем рассказать. И тогда за тобой не только «Харриерс» будет бегать, а все крупные издатели до единого.
Я смеюсь, ведь нельзя же нести такую чушь на полном серьезе.
– Помнишь, тогда, в детстве, мы наткнулись на хижину в роще Марли, неподалеку от «Глицинии»? Когда надумаешь найтись, переберешься туда – она находится достаточно близко к коттеджу, чтобы до нее можно было легко дойти, но не настолько, чтобы это вызвало подозрения.
– Ты шутишь, да?
– Проведешь ночь в хижине, а потом выйдешь на шоссе и дождешься первой же машины. А полиции скажешь, что тебя держали в хижине.
– А виноватым окажется тот самый «приятель», которому ты заплатил за нападение?
– Он не должен был причинять тебе боль. – Джек вздыхает. – А ты скажешь, что не знаешь похитителя. На нем была маска, и лица ты так и не увидела. Всего несколько дней, а? Дай журналистам раскрутить твою историю, а потом вернешься и напишешь книгу. И все твои проблемы решатся.
Джек, видимо, думает, что предлагает мне волшебное золотое яблочко, избавляющее от бед, но я‐то вижу, насколько оно червивое. Гнилое. Поэтому я качаю головой.