Еще я узнала важную вещь: матери действительно умеют выполнять некоторые действия лучше нас, простых смертных. Они могут любоваться вашими глазами, под которыми нет мешков от недосыпа, вашей грудью без молока, подтянутым телом, не отекшим после родов, одновременно завидуя и жалея, да еще делать это с тем самым чисто материнским превосходством, которое внушает им, будто их образ жизни – единственно правильный.
Поэтому, когда все внимание сосредоточилось на мне и начались расспросы о графике использования моей матки, я просто улыбнулась и весело ответила: «Пока не знаю!»
Супермама (у нее трое спиногрызов, и она кормит их только органическими продуктами домашнего приготовления, о чем всем рассказывает) тут же встряла:
– Боже, даже не знаю, как бы я жила без своих детей.
– Следующая вечеринка будет в твою честь, Адалин, – заявила мамаша-наседка (она постоянно вьется вокруг своего чада, не давая ему шагу ступить, пока не убедится, что все риски предусмотрены), а потом мягко добавила: – Как у тебя дела, кстати?
Я почувствовала, что все смотрят на меня, поскольку она говорила таким ласковым и сочувственным тоном, что становилось ясно: речь о тебе. Вот тут я запаниковала. Если соврать и сказать, что все в порядке, обзовут бессердечной сукой. Ответить честно и сказать, что я в изнеможении и постоянно переживаю, значит испортить всем настроение.
– А давайте открывать подарки? – мигом предложила Руби.
«Спасибо», – беззвучно шепнула я, когда все тут же повернулись к виновнице торжества. Про меня мигом забыли, когда Руби начала распаковывать молокоотсосы, ползунки и соски в неимоверном количестве.
– Давайте я помогу, – подала голос Дженнифер, забирая два последних пустых стакана, и пошла за мной на кухню. – Вы ведь кузина Руби, Адалин?
– Ада, – поправила я, складывая стаканы в раковину. – Да, это я.
– Она часто вас вспоминает.
– А вы откуда знаете Руби?
– Я занималась букетами к ее свадьбе.
– Это те красивые, из пионов и ромашек?
– Верно! У вас превосходная память, – изумилась Дженнифер. – Спасибо.
Я покосилась на ее левую руку, но кольца не увидела. Странно. Все мои друзья либо женаты, либо помолвлены, либо с детьми, а ведь Дженнифер явно старше меня на несколько лет.
– А вы замужем?
– В разводе.
– Ой. – Мне сразу же подумалось, что ты бы на моем месте обязательно коснулась ее руки или сделала такое лицо, как ты умеешь, – такое, что люди тут же тебе доверяются и начинают откровенничать. – Мне жаль…
– Не стоит. Я вот не жалею.
Дженнифер говорила безо всякой злости, просто констатировала факт. И тогда я подалась вперед – такой жест больше характерен для тебя, не для меня, – показывая, что готова выслушать.
– Мы развелись несколько лет назад, и без него мне живется гораздо лучше.
– Все было настолько плохо?
– Саймон – отличный парень. Со всеми ладит. От предыдущего брака у него остались две дочки, мать из их жизни самоустранилась, так что я взяла эту роль на себя. Порой бывало очень тяжело. Воспитывать детей, особенно чужих, не так уж просто, но я полюбила девчушек. – Дженнифер на мгновение прикрыла глаза, прежде чем снова взглянуть на меня. – Мы возвращались из семейной поездки во Флориду, самолет оказался забит пассажирами, и места нам достались порознь. Три рядом, а одно практически в другом конце салона. Я решила сесть с девочками, чтобы Саймон мог отдохнуть во время полета. Вот только… он не стал отдыхать. Все девять часов полета проболтал с женщиной, чье место оказалось рядом. Ее звали Келли. Они обменялись адресами электронной почты, а может, телефонами, и через полгода он бросил меня, забрал дочерей и улетел в Америку, строить новую жизнь с этой Келли.
На меня накатила невообразимая ярость: я этого Саймона знать не знала, но отчаянно возненавидела. Дженнифер же растила его детей!
– Ничего себе козлина!
– Это еще мягко сказано, – рассмеялась Дженнифер.
Я откупорила шампанское и наполнила два бокала. Сквозь неплотно закрытую дверь в кухню из гостиной долетал счастливый смех, но мне пока не хотелось возвращаться. Я решила, что Дженнифер мне нравится. Мне нравилось, как она себя держит, нравилась ее белая футболка с контурным рисунком грудей, ее джинсовый «вареный» комбинезон. Казалось, она из тех женщин, которым не надо особо стараться, они и так всегда крутые.
– В конечном итоге все оказалось к лучшему, – продолжила она. – Теперь у меня совершенно восхитительный кавалер. И я бы никогда не встретила Лукаса, если бы не развелась с Саймоном.
– А у Лукаса есть дети? – спросила я, вспомнив, как на вопрос мамашки, рожавшей тридцать шесть часов, Дженнифер ответила, что детей не хочет.
– Нет, нету. Я ему сразу сказала, что не хочу заводить ребенка. После того, как Саймон забрал дочерей, я поняла, что эта страница моей жизни дописана. Я и не собиралась становиться матерью, жизнь просто подсунула мне эту роль, и я отыграла ее как следует, но теперь, когда девочек со мной рядом нет, я не желаю заменять их собственными детьми.
– А Лукаса такой вариант устраивает?
– Абсолютно. – Дженнифер улыбнулась, лучась счастьем, как лучится красноватым сиянием костер в холодную ночь. – Он сказал мне, что я единственная женщина во всем мире, с которой он решился бы завести детей, и если он не может завести их со мной, значит, не будет заводить ни с кем.
Все имеющиеся у меня слова прилипли к нёбу, как растаявшие ириски, – что можно добавить к совершенно идеальному ответу мужчины, который узнал, что его подруга не хочет детей? Кто не мечтает услышать от возлюбленного, что ты для него дороже отпрысков, которых еще и на свете нет? А Дженнифер, судя по тону, не лгала и не хвасталась. Я видела, что она говорит правду.
Иногда у меня ощущение, что мы с моими женатыми подругами тайком участвуем в соревновании за звание «лучшего и самого завидного брака», и всякий норовит преувеличить или соврать, чтобы заполучить трофей. Даже я так делаю. И Руби тоже – она может позвонить мне поздно вечером и поплакаться, что Том опять забыл про их годовщину свадьбы, а наутро выложить в соцсети пост с дифирамбами в адрес идеального супруга, как будто это не она мне накануне звонила в истерике. Интересно, каково это – жить в таких отношениях, как у Дженнифер, не требующих подобной лжи?
– А вы замужем? – спросила она, и я кивнула.
– Четыре года.
– Дети есть?
Я одним глотком допила шампанское. Всего второй бокал, а уже такое чувство, что в голове пузырьки булькают.
– Не-а. – Спохватившись, что ответ прозвучал грубовато, я решила отблагодарить собеседницу откровенностью за откровенность: – Три года назад у меня случилась ложная беременность. И мой муж Итан очень обрадовался, узнав, что она ложная. Он тогда не был готов к отцовству.
– А теперь готов?
– Теперь готов.
– И вы готовы стать матерью?
Я помолчала. А потом выдала:
– Ни хрена не готова.
Вот так взяла и созналась, а ведь мы с Дженнифер были пять минут как знакомы. Но я все равно ощутила огромное облегчение. Да, честно скажу: я не хочу детей. Уже не хочу.
Она подняла бровь, но без малейшей укоризны. А потом налила мне в бокал шампанского.
– Похоже, вам не помешает выпить еще.
– Похоже на то, – усмехнулась я.
– А Итан в курсе, что вы не готовы к родительству?
– Нет. Я говорю всем, что хочу детей, ведь их положено хотеть, правда? Потому что иначе некому будет потом навещать вас в доме престарелых. При этом я втайне от мужа продолжаю принимать контрацептивы.
Да, сестричка, все именно так. Я продолжаю принимать пилюли. После ложной беременности и тщетных попыток забеременеть после того, как Итану наконец стало удобно, я поняла, что вообще не хочу детей от этого человека.
Я ждала, что Дженнифер удивится, ужаснется, станет осуждать меня. Но ничего подобного. Она лишь отхлебнула шампанского и жестом дала понять, что слушает.
– Знаю, – заявила я, – вы сейчас скажете, что надо поговорить с мужем честно, и будете правы. Но я уже пыталась, и если Итан услышит, что я пила таблетки без его ведома, он меня бросит, и останусь я в свои тридцать три совсем одна. Возможно, я должна отпустить его, но…
– А возможно, стоит сделать это ради себя, – перебила она, – и освободиться самой. Быть несчастной, но замужем – так себе альтернатива счастью. А счастья не будет, пока вы не возьмете инициативу в собственные руки.
Слова Дженнифер весь вечер не выходили у меня из головы и продолжали звучать в ушах даже после окончания вечеринки, когда мы с мамой уже садились в такси. «Быть несчастной, но замужем – так себе альтернатива счастью».
Мама снова осталась ночевать у меня – папа решил отправиться на рыбалку, и ей не хотелось оставаться одной. Когда мы вошли домой, я предложила ей чаю, но она отказалась. Мне бы тогда уже задуматься, конечно: когда это мама отказывалась от чая? Но я была слишком увлечена мыслями об Итане и отсутствующих детях, так что не обратила на эту деталь внимания, а стоило бы. На часах было всего семь вечера, когда я предупредила маму, что собираюсь ложиться. Мне требовалось многое обдумать, так что я оставила ее. Оставила внизу совсем одну. А сама пошла наверх, в спальню. Пользуясь тем, что Итан еще не вернулся с работы, я полезла в ящик с носками и вытащила облатку противозачаточных. Мой маленький секрет. Не успела я сунуть таблетку в рот, как снизу донесся грохот. Сунув пачку обратно в ящик, я направилась в коридор. Я не спешила, хотя стоило бы, но ведь тогда я понятия не имела, что случилось. У нас в гостиной есть большие деревянные часы, и они периодически падают с ужасающим шумом. Но в этот раз упали не часы, Пчелка Элли.
В гостиной я увидела кровь. И безвольное мамино тело, лежащее на полу. И тогда я заблеяла, совсем как она сама, когда мы вошли в твой дом и поняли, что произошло нечто ужасное: «Мама! Мама! Мама!»
Глава двадцать восьмая
Тридцать первый день после исчезновения