– Ты в порядке? – требовательно спрашивает Скарлетт.
Я закусываю губу, невольно задаваясь вопросом: что такого прочитала Скар на моем лице, что у нее так изменился голос?
– В порядке, – заверяю я ее и делаю вдох, – но… ты права… может, мне не нравится говорить о нем.
– Видишь, – продолжает Скарлетт, поворачиваясь к Ивонн, – я говорила, что это щекотливый вопрос. Мы больше не обсуждаем весь этот ужас.
Я беру свой коктейль и допиваю его, но холодная сладкая жидкость не может перебить горьковатый привкус, все еще стоящий во рту. Не говорить о Чейзе легко.
Не думать о нем – совсем другое дело.
20
На следующее утро я просыпаюсь с улыбкой на лице. Прошлым вечером папа постучал в дверь – в мою дверь! – и сообщил об их с мамой решении позволить мне поехать в приют на своей машине.
Клянусь, моя жизнь становится лучше, и я боюсь, не сон ли это. Окончательно просыпаюсь, одеваюсь, быстро закидываю в себя завтрак и прыгаю в машину. В собственную машину! Подсоединяю свой телефон, чтобы загрузить музыку.
Сегодня будет хороший день. Я отклонилась от курса в несколько последние месяцев. Наконец мне кажется, что я снова вернулась в колею.
Однако, когда приезжаю в приют, меня ждет разочарование. Приобняв меня и сказав, как она счастлива, что я вернулась, Сэнди сообщает, что я не смогу сегодня работать с животными.
– Почему нет? – мрачно интересуюсь я.
– У нас появились новые бланки ответственности, которые должны быть подписаны всеми волонтерами. В твоем случае – родителями, поскольку ты несовершеннолетняя. Я бы послала тебе их на «мыло» еще на прошлой неделе, но, – она пожимает плечами, – не думала, что ты вернешься. Твой отец довольно жестко заявил по телефону, что этого не случится.
– К счастью, он передумал, – отвечаю я со счастливой улыбкой. – Все нормально… Я зацелую и переобнимаю всех на следующей неделе. – С этими словами засовываю кипу бумаг в сумку. – Отвезу их домой и дам подписать маме.
– Отлично. Тогда сегодня ты убираешь вольеры, – Сэнди улыбается. – Вероятно, большинство не так мечтает проводить выходные, да? Особенно в старших классах.
– На самом деле звучит замечательно, – говорю я Сэнди. – Я решила, что хочу быть ветеринаром. Поэтому чем больше я работаю с животными, тем лучше. Пусть даже это уборка вольеров.
Широкая улыбка расплывается у нее на лице.
– Да я сама проводила выходные в старших классах точно так же. Все вечеринки оканчиваются одинаково, ведь верно? Те же пары уединяются. Те же склоки повторяются. Все ведут себя так, словно, кроме школы, больше ничего нет.
Она будто говорит о моей жизни.
– Мы хотим строить новый вольер на заднем дворе. Там надо все очистить от мусора и убрать собачьи какашки. Поскольку ты в брюках и кофте, вполне сможешь этим заняться.
Я смотрю на свои старые легинсы, у которых после многочисленных стирок вытянулись колени, и широкую толстовку школы Дарлинга, вылинявшую так, что половина букв в надписи уже не читается.
– Хороший план.
Сэнди ведет меня по коридору в кладовку. Длинные металлические стеллажи заполнены лопатами, коробки и мешки выстроены вдоль стен. Она проходит в заднюю часть комнаты, берет что-то и возвращается.
– Вот, тебе понадобится это. – И вручает мне пару черно-голубых перчаток.
Я натягиваю их: немного велики, но я не хочу жаловаться. Повезло еще, что мне вернули место после того, как отец уволил меня без предупреждения.
Мы идем к двери на задний двор, потом по каменистой тропинке к краю обсаженного деревьями участка. Там уже есть кто-то, и он перекладывает мусор и строительный хлам из одной кучи в другую. Длинные ноги и легкая походка напоминают мне Чейза. Но в последние дни любой напоминает мне его.
– Так ты серьезно думаешь о том, чтоб учиться на ветеринара? – спрашивает Сэнди.
– Да. Ты знаешь, как я люблю животных. И очень хотела бы иметь питомца, но аллергия. – Не говорю «аллергия моей погибшей сестры», потому что это звучит совершенно безумно. Не хочу, чтобы Сэнди решила, будто мои родители совсем свихнулись.
– Это печально. Есть лысые кошки и им подобные животные, но они довольно дорогие. Мы больше поощряем, когда питомца берут с улицы, чем покупают у заводчиков. В прошлом году на улицу было выброшено порядка миллиона животных.
Я задыхаюсь от ужаса.
– Миллиона?
– Да. Трагедия, правда? – Мы доходим до места будущего строительства, и Сэнди обводит его рукой. – Буквально на прошлой неделе мы купили эту землю. Видишь, тут действительно была свалка. Нам нужно все расчистить. Металл, компост и мусор – все надо разделить. Если будут какие-то вопросы, позови Чейза. Он начал работать тут пару дней назад. Эй, Чейз! – Сэнди машет рукой рабочему, который оставляет тачку и подходит к нам.
Шок сменяется радостью.
Серьезно? Я буду видеть Чейза несколько часов каждые выходные без надзора родителей?
Мне неважно, сколько дерьма я должна тут разгрести, оно того стоит.
– Привет, Сэнди. Что нужно… – улыбка на лице Чейза немедленно исчезает, как только он узнает меня.
– Это Бэт Джонс, наш новый волонтер. Вообще она – старый волонтер, просто вновь присоединилась к нам после небольшого перерыва. – Сэнди задевает его плечом.
Я застываю: они что, встречаются? Он был так рад видеть ее до того, как заметил меня. И она ведет себя так, словно они старые друзья. Выходит, он изменял Сэнди, когда был со мной на вечеринке? Сэнди красивая, но она старше. Ручаюсь: ей уже давно за двадцать пять.
Я пялюсь на Чейза, который мрачно смотрит в ответ.
– Приятно познакомиться, – отвечает он каким угодно, но только не приветливым тоном.
Сэнди смотрит на него с удивлением. Чейзу не приходится объяснять причину этой внезапной смены настроения, потому что кто-то позвал Сэнди.
– Вы вдвоем справитесь? – спрашивает она, явно не решаясь оставить нас одних.
– Сэнди, – снова зовет парень с крыльца.
– Мы справимся, спасибо, – говорю я, потому что хочу, чтобы она скорее ушла.
– Да, иди, Сэнди. Я все улажу, – Чейз кивает ей.
Стоящий передо мной парень кажется куда более уверенным в себе, чем тот, которого я знаю по школе. В коридорах он всегда держит голову опущенной. В классе смотрит прямо перед собой. Здесь его взгляд открытый, плечи развернуты. Он даже выглядит выше и… сексуальней.
Как только Сэнди скрывается из виду, Чейз склоняется ко мне.
Мое сердце начинает стучать так сильно, что, клянусь, я чувствую, как оно бьется о грудную клетку. Воздух между нами становится жарче. Когда его губы приближаются к моему лицу, у меня перехватывает дыхание. Он… он собирается?…
– Ты преследуешь меня? – шепчет он на ухо.
Я отскакиваю.
– Что?
– Почему ты тут? Ты меня преследуешь?
Любые теплые чувства, которые я испытывала к нему, тонут в возмущении.
– Конечно, нет! Я два года работала тут!
Он щурится, как будто не верит мне.
– Это правда, – настаиваю я. – Разве ты не слышал, как Сэнди назвала меня старым волонтером? Это было мое место задолго до того, как ты появился тут.
Уверенно иду мимо него и хватаю ветку. Конечно же, она оказывается больше, чем я ожидала. Ее придавило что-то очень тяжелое, так что я не могу сдвинуться с места. Все всегда идет не так, как хотелось бы.
Большая ладонь обхватывает мою, и ветка высвобождается из кучи мусора.
– Прости, – грубовато говорит он. – Можем начать снова?
Разве не чудесно?
– Начать откуда?
– С самого начала. – Он медленно опускает ветку, а затем протягивает руку. – Я Чейз Доннели.
Я пожимаю его ладонь. Длинные пальцы Чейза обхватывают мои. Словно электрический импульс пробегает по всему телу. Игнорируя это, я говорю:
– Я Бэт Джонс. Снова работаю тут волонтером после короткого перерыва.
– А для меня это – испытательный срок.
Я выпускаю его руку.
– Серьезно, Чейз. Ты не можешь начать с этого. – Столько всего нужно начать заново. Я поднимаю ее и пытаюсь сдвинуть с места.
– Почему нет? – спрашивает он, берясь за тяжелый конец ветки и поднимая его. – Это правда.
– И что? Есть тысяча фактов, с которых ты мог бы начать. Например, что твой отчим – мэр. Как насчет этого?
– Так я выглядел бы напыщенным идиотом, – ворчит он.
– А когда говоришь, что на испытательном сроке, выглядишь как… как… – я ищу верное слово.
– Преступник? – подсказывает он.
– Правонарушитель. Но это не про тебя, – добавляю я.
– Но я именно он и есть.
– Я думала, мы начинаем все заново.
– Не собираюсь никого вводить в заблуждение.
С нетерпением бросаю свой конец ветки в кучу. Разговаривать с Чейзом – все равно что с этими бревнами: бесполезно, слова проваливаются в пустоту.
– Слушай, я не пытаюсь выглядеть глупо, – говорит он, появляясь за моим плечом. – Мне просто кажется неправильным не говорить людям о том, что я на испытательном сроке, придумывать ложный предлог, почему я тут.
– Это не обман, просто, знакомясь с людьми, лучше не сразу сообщать им что-то подобное. Это называется подавать себя с лучшей стороны. На собеседовании ты не будешь в первую очередь рассказывать, что с трудом встаешь по утрам, а уверишь, что готов работать в любое время. Давай попробуем еще раз… Почему ты получил работу тут, а не где-то еще?
– У приюта есть договор о программе реабилитации для несовершеннолетних из колонии штата.
Я в изумлении развожу руками.
– Забудь об этом. Просто сделай татуировку на лбу «Чейз Доннели, уголовник».
– На лбу? Не, я думал сделать тату на шее.
– Что? – оборачиваюсь и вижу, что Чейз улыбается. Слава богу, он шутит.
– Ладно, как насчет этого? – он проходит вперед, хватает мою правую руку и говорит: – Я Чейз Доннели. Учусь в старшей школе Дарлинга. Кажется, у нас есть общие занятия.
Я снова чувствую электрический разряд, но притворяюсь, что эта простая близость не сводит меня с ума.