В конце концов я просто задаю вопрос:
– Где Чейз?
– Его задержали, пока не подъедет адвокат моего мужа. – Пальцы у нее такие же красные, как и у меня. Она тоже нервно перебирает ими.
Ее ответ расстраивает меня. Нет причин, по которым Чейз мог бы быть задержан. Нет вовсе никаких причин, по которым он должен быть тут.
Без лишних слов я спешу к стойке.
– Я Элизабет Джонс.
За спиной слышится громкий вздох.
Поморщившись, я прилагаю все усилия, чтобы игнорировать миссис Стэнтон, и продолжаю говорить.
– Мне нужно сделать заявление о сегодняшнем инциденте в старшей школе Дарлинга.
Офицер смотрит моргая. Он так молод, что я невольно спрашиваю себя, не учится ли он сам в школе.
– Э, ладно, – он роется в ящиках стола, вынимает лист бумаги и кладет его на стойку: – Заполните это.
– Мне нужна ручка. – Я пришла без рюкзака, все мои вещи остались в школе.
– Вот, – он быстро кладет на стойку ручку.
Я нахожу в себе смелость посмотреть через плечо. Мать Чейза стоит рядом, но я не вижу в ее глазах осуждения, как опасалась. Она, кажется, больше растеряна, чем злится.
Хватаю черную ручку и начинаю заполнять форму, вписывая имя, адрес, возраст. Для заявления оставлено порядка двадцати строк. Я прикусываю нижнюю губу. Что я могу сказать, чтобы убедить их в невиновности Чейза? Офицер, кажется, не поверил мне. Полагаю, им нужны подробности. Нужно ли рассказывать им о поцелуе? Боже, я не хочу делать это, особенно когда мать Чейза тут. Проверят ли они телефон Джеффа? Я бы поставила все деньги, которые у меня есть, на то, что это он звонил, притворяясь офицером-куратором. И он – точно тот, кто включил сигнализацию.
Я знаю, что все это правда, но как доказать? К счастью, мне это и не приходится делать.
Слышу жужжание, поднимаю голову и вижу, как Чейз входит в металлические двери.
– Я еще не сделала заявление, – выпаливаю я.
Он пожимает плечами.
– Ты и не должна. Мой куратор подтвердил, что не звонил мне. Офицер сказал, что это был ложный звонок.
Я вздыхаю с облегчением.
– Так ты теперь свободен?
Он едва заметно кивает. Никогда не видела его таким напряженным. Даже когда Трой издевался над ним, называя Мэнсоном, Чейз был в состоянии сохранять спокойствие.
Я хочу обнять его. Но, конечно, не делаю этого. Мимо меня проносится его мать. Она крепко обнимает его, до побелевших костяшек пальцев.
– Чарли, – говорит она приглушенно.
– Прости, – бормочет он, свесив голову так низко, что я почти вижу его затылок. – Прости.
Сердце у меня разрывается. Я шагаю вперед, но мисс Танненхауф тянет меня назад. Я даже не осознавала, что она тоже была тут, так была сконцентрирована на Чейзе.
– Идем, – шепчет мисс Ти.
Скрепя сердце я позволяю ей увести меня. Образ матери Чейза, стоящей от него на расстоянии вытянутой руки, и его самого, согбенного и просящего прощения, до самой ночи стоит перед глазами.
23
Когда вхожу в дом, слышу странный пикающий звук. Проверяю телефон, но экран темный. Я слишком занята мыслями о произошедшем, чтобы беспокоиться о странных звуках телефона. Может, мне вообще показалось.
Я начинаю превращаться в параноика. Каждый шепоток или взгляд в мою сторону кажется мне осуждением моих действий. В школе одноклассники перешептываются о том, что Чейза выпустили лишь потому, что его отец – мэр, а еще о том, что они поверить не могут, что я выступила в его защиту. Даже Скарлетт бросает на меня мрачные взгляды. Джефф пытался говорить со мной, вероятно, чтобы убедиться, что я не настучала на него. Почему-то Скар стала еще злей после этого. А тот, кого я хотела увидеть, так и не пришел. Чейз, должно быть, ушел с мамой домой. Хорошая идея. Мне тоже стоило уехать. Мисс Ти предлагала подвезти меня, но я хотела вернуться в школу: на случай, если Чейз появится там.
Хотя он не нуждался в моей поддержке.
Я вешаю куртку и замечаю, что моя сумка чуть завалилась на полку Рейчел.
– Прости, сестренка, – шепчу я, поправляя свою вещь.
Позади снова слышится писк. Я оглядываюсь и вижу маму, проходящую в заднюю дверь.
– Что это за звук? Микроволновка сломалась?
Она избегает моего взгляда.
– А, это? Просто новая система безопасности, которую сегодня установил твой папа. – Голос у нее высокий и обеспокоенный.
– Ха. Значит, мы будем слышать этот звук всякий раз, когда открываются двери? Это немного раздражает.
– Пусть папа объяснит. – Она останавливается у двери в прихожей, загораживая проход на кухню. – Почему ты дома так рано?
– Уроки кончились. – Она ведет себя как-то странно, не так, как обычно. Или это я паникую? «Почему ты дома так рано?» Обычно она освобождается в пять, а сейчас только три.
Вместо того чтобы ответить, она спрашивает:
– Можешь вместо меня сбегать в магазин?
– Прямо сейчас? Я только вернулась. – Пару дней назад я бы только рада была сбежать из дома и выполнить пару поручений. Сегодня голова у меня раскалывается, и я хочу просто пойти к себе в комнату, закрыть дверь и отбросить все посторонние мысли.
– Нужно купить продукты.
– Могу я сначала переодеться?
– Мне необходим лук, иначе не смогу приготовить ужин, – она непреклонна.
Я вздыхаю, но прекращаю спорить. Когда открываю дверь, снова слышу писк. Откуда-то с кухни доносится слабое эхо. Я замечаю красный огонек над дверью и закатываю глаза. Честно говоря, это кажется ужасно странным.
Мы живем в тихом районе. Нет причин для дополнительных мер безопасности. Кроме того, у нас особо нечего красть. Из любопытства я еще раз открываю и закрываю дверь. Каждый раз раздается этот звук. И, в отличие от первого раза, я слышу эхо.
С подозрением разворачиваюсь и иду на кухню. Мама смотрит в телефон, лицо у нее кривится.
– Ты получаешь сигнал всякий раз, когда дверь открывается и закрывается?
Она бросает телефон на стол и смотрит виновато.
– Что ты сказала?
Я кидаюсь к столу и хватаю телефон. Конечно же, на его экране я вижу уведомления.
«Дверь прихожей открыта» – написано там и проставлено время.
– Бэт, позволь мне объяснить… – начинает она, но наше внимание привлекает громкий стук сверху.
Я смотрю на потолок, затем медленно перевожу взгляд на нее.
– Что там происходит? Папа пришел с работы? – У него нет причин возвращаться домой так рано, как и у нее.
– Да, он работал половину смены, – спешно отвечает она. – Наверное, уронил что-то наверху.
Это не было похоже на звук упавшего предмета.
– Мама, – я делаю вздох, чтобы успокоиться, – почему ты хочешь отправить меня в магазин?
– Потому что нам нужен лук на…
Я больше не слушаю и бегу наверх. Боковым зрением замечаю крошечный мигающий огонек на каждом окне, мимо которого проношусь. Моя озабоченность огоньками испаряется, когда я добегаю до своей комнаты.
Папа выходит оттуда, и наши взгляды встречаются. Затем я пробегаю мимо него и в ужасе останавливаюсь.
В моей комнате полный бардак. Вещи повсюду. Кровать смята. Подушки валяются на полу. Ящики вынуты. На комоде – старый роман, который лет десять назад я взяла у Скар почитать и забыла вернуть, и коробка с презервативами.
Ужас сменяется злостью. Я столько всего сделала, чтобы мои родители хоть немного стали прежними. И они недолго ими побыли. А теперь снова вернулись к своим старым трюкам с постоянным контролем и недоверием.
Я резко разворачиваюсь, вижу маму в дверном проеме и тут только замечаю, что двери в комнату нет. Снова!
– Что это? – кричу я. – Вы обыскивали мою комнату? Зачем?
– Бэт…
– Ответь мне!
– Не кричи на меня, – заявляет она в ответ.
– Не повышай голос на мать! – рычит отец.
– Зачем ты обыскал мою комнату?! – Я так зла, что едва могу дышать. Глаза жжет, горло сжимает так, что трудно говорить. – Что с вами такое?!
Мама начинает нападать.
– Мы сделали это потому, что боялись, что ты принимаешь наркотики…
– Наркотики! – цежу я сквозь зубы. Боже, они невменяемы. Они, мать их, чокнулись.
– Ты поехала в полицейский участок, чтобы защищать этого парня! – орет на меня отец. Лицо у него такое же красное, как и мое. Мы оба тяжело дышим и ужасно злы друг на друга. – Директор Гири позвонил мне на работу, сказал, что этот Доннели нажал сегодня на пожарную сигнализацию…
– Он этого не делал! – я сжимаю кулаки. Мне страшно, что сейчас хлынут слезы бессилия.
– Ты снова защищаешь его! – Мама грозит мне пальцем. – Ты защищаешь парня, который убил твою сестру! Что с нами не так? Что не так с тобой, Элизабет? Что с тобой не так? – страдальчески повторяет она.
– Вы! Вы – вот что со мной не так!
Я прорываюсь мимо нее, оставляя позади тот бардак, который учинили родители в моей комнате. Слышу, как позади кричит папа и всхлипывает мама, но мне плевать. Я мчусь из дома, забираюсь в машину и еду.
Когда останавливаюсь, понимаю, что припарковалась перед домом Чейза. Не знаю, как и почему я очутилась тут и что планирую делать. Двери закрыты, так же как и окна. Не вижу никакого движения.
Интересно, внутри этого дома тоже хлопают дверями и кричат? Нет, кажется, Чейз – не тот парень, который теряет терпение. Там наверняка царит ледяная тишина.
Между тем мои родители сходят с ума, задаваясь вопросом, не принимаю ли я наркотики. И все потому, что я не хожу с пикетом вокруг школы, требуя, чтобы Чейза выкинули вон.
– О Рейчел, что мне делать? – жалобно стенаю я.
Я открываю крышку бардачка и вытаскиваю фото, которое прячу внутри. Опустив голову на руль, смотрю на него. Мы с Рейчел склоняемся друг к другу, одетые в футболки волейбольного клуба «Леди Ястребы». Несколько прядей выбились из хвоста сестры, и от пота надо лбом у нее крошечные завитушки. Она не улыбается, но я ручаюсь, что Рейчел счастлива. Не помню, что это был за день, как я себя чувствовала тогда, что она говорила. Я четко помню лишь день перед ее смертью. Тогда она тоже не улыбалась. Что-то ее беспокоило. Я слышала через стену, как она вздыхает. Я сидела под дверью ее комнаты, думая, не постучаться ли, но боялась, что она разозлится. Так я и не постучала. На следующий день она уже была мертва. Я жалею, что не сделала этого, что не воспользовалась шансом поговорить с ней последний раз.