Они забрали телефон, но у меня есть еще ноутбук и интернет. Возможно, они взломали компьютер и установили кучу шпионских программ, но мне все равно. Знаю, что они никогда не отнимут мой ноут. Он нужен мне для домашней работы, а школа очень важна для родителей.
Я сажусь на кровать и открываю поисковик. Довольно быстро нахожу всю информацию о Чейзе. Однако это немногим больше того, что уже знаю. Он признал себя виновным в непреднамеренном убийстве и был приговорен к трем годам колонии для несовершеннолетних в Кевани. Поговаривали, что приговор суров, потому что в большинстве подобных случаев дают только условный срок. Чейз – я хочу сказать, Чарли – начал отбывать наказание, когда ему было шестнадцать. Значит, сейчас ему девятнадцать.
Единственная ценная информация, которую мне удается найти, – это снимок. Все газеты печатали лишь одно фото Чарльза Доннели, и этот парень совсем непохож на того, которого я встретила на вечеринке. Неудивительно, что я не узнала его. Во время процесса он был с короткой стрижкой, черты лица были мягче, почти детские, без растительности на щеках. Губы казались пухлее, а сейчас они – одна тонкая, сжатая полоса.
Я дотрагиваюсь пальцами до экрана компьютера и провожу по губам Чарли на портрете. Сожалеет ли он о том, что сделал? Хотел бы никогда не красть ту машину, не превышать скорость, не сбивать мою старшую сестру?
Представляю себе эту ужасную картину, и мне становится плохо. Но это не значит, что я собираюсь занять оборону, вооружиться вилами и пойти к дому Чейза с воинственно настроенной толпой. Я хочу поговорить с ним. Если бы у меня был телефон, я бы знала его номер и… И что? Написала бы ему? Позвонила? Что, черт побери, я скажу парню, который сбил мою сестру?
Динь.
Со звонком всплывает окно чата. Это Скарлетт. Смотрю в открытый дверной проем. К счастью, родителей не видно. Убираю звук чата и читаю сообщение Скар.
Ты там, детка?
Да, – быстро печатаю ответ. – Родители не отняли ноут.
О, идеально! Это так же хорошо, как и эсэмэски.
Ага.
Не могу поверить, что твои родители не рассказали тебе о возвращении ЧД.
Они были слишком заняты снятием двери в мою комнату.
ЧТО? Ты же шутишь, да?
Вовсе нет. 1 сек.
Я поднимаю компьютер и разворачиваю его так, чтобы веб-камера смотрела на дверь. Делаю фото, загружаю его в чат и отсылаю. Ответ Скарлетт приходит быстро, она, как и ожидалось, шокирована.
О БОЖЕ! ОНИ НЕ МОГЛИ!
О, они смогли.
Я слышу мягкие шаги по лестнице и ругаюсь про себя. Прекрасно.
Должна бежать, – пишу я Скарлетт. – Скоро вернусь.
Я успеваю свернуть окно чата как раз в тот момент, когда мама появляется в дверях.
– Мы можем поговорить? – тихо спрашивает она.
– Я делаю уроки, – резко отвечаю я.
– Лиззи.
– Бэт.
Она вздыхает.
– Бэт.
Я сосредоточенно смотрю на экран. Мама не видит его и не знает, что я рассматриваю заставку, где изображены я, Скарлетт и Мейси на озере прошлым летом. Она не уходит. Мама стоит тихо, терпеливо выжидая. Наконец я испускаю громкий стон и отвечаю:
– Ладно, говори.
Мама входит в комнату и садится в кресло у письменного стола. Я закрываю компьютер и жду.
Она начинает:
– Мы с твоим отцом обеспокоены…
Я не могу сдержаться:
– Что еще?
– Бэт, – говорит она с упреком.
– Прошу прощения.
– Мы обеспокоены тем, что этот мальчик может оскорбить или расстроить тебя в школе.
Я встречаю ее взгляд.
– С чего бы ему оскорблять меня?
– Потому что ты – напоминание о том, что он сделал с нашей семьей, с этим городом. Людям не нравится, когда им напоминают об ошибках. Иногда в ответ они становятся агрессивны. – Она поджимает губы. – Я не хочу, чтобы этот мальчик околачивался рядом с тобой, Лиз… Бэт.
Я немного смягчаюсь, потому что признательна маме за попытку звать меня Бэт. Она прилагает усилия. В отличие от отца, который не хочет даже пытаться.
– Мы с твоим отцом попробуем добиться, чтобы его убрали из вашей школы. Но мы не можем ручаться, что это получится.
Она ведет себя так, будто это я потребовала от них убрать Чарли из школы. Но это не так.
– Я не прошу вас ничего делать. Мне все равно, что он ходит со мной в одну школу.
– Да тебе стало плохо сегодня от одного его вида! – Мама явно поражена. – Он опасен для твоего душевного здоровья и самочувствия. Обещаю: мы сделаем все возможное. Но на случай нашей неудачи ты должна дать слово, что будешь держаться подальше от него.
У меня вырывается истерический смех. Черт возьми, слишком поздно, мама!
– Мы не позволим ему снова причинить вред тебе или нашей семье, – говорит она, и свирепость ее тона пугает. – Я не позволю ему. Он уже забрал у меня одну дочь, и… – ее голос срывается, и она делает глубокий вдох.
Боль в ее глазах подрывает мою решимость. Раньше мы были близки. В детстве она брала меня раз в месяц на прогулку. Только мы вдвоем. Думаю, этим мама хотела показать, что любит меня так же сильно, как и Рейчел. Хотя я знала, что Рейчел была ее номером один, но меня это не огорчало. Наверное, первенец – всегда самый любимый ребенок. По крайней мере, пока Рейчел была жива, у меня были нормальные родители. Сейчас мне этого не хватает.
– Он не причинит мне вреда, мама.
Кажется, она не слышит меня.
– То, что ты сказала вчера. О том… о том, что это тюрьма. – Она поднимает на меня взгляд: в нем столько страдания. – Этот дом – не тюрьма, Бэт. Это рай, единственное место, где ты по-настоящему в безопасности. Тут тебе ничто не грозит.
Я смотрю на нее. Да неужели? Меня уже ранят в этом доме. Они душат меня своими страхами. Сняли мою дверь, забрали телефон, а заодно – и личную жизнь.
Мама с ума сошла, если верит, что я чувствую себя тут в безопасности.
Она так же безумна, как и я, когда думаю, будто смогу притвориться, что не спала с парнем, который убил мою сестру.
8
На следующее утро возле шкафчиков меня поджидают Скарлетт и Джефф. Скарлетт тут же кладет руки мне на плечи и хнычет:
– Как плохо, что у тебя нет телефона.
– Я в курсе, – мрачно отвечаю я.
– Твой папа сказал, что отнял его потому, что ты сбежала на вечеринку, – начинает Джефф.
Я прищуриваюсь. Не помню, чтобы мы говорили об этом за ужином прошлым вечером.
– Когда он тебе это сказал?
– Сегодня утром. Я зашел перед школой в магазин, чтобы поздороваться.
Это откровение несколько беспокоит меня, но я не могу понять, почему. Когда Джефф встречался с Рейчел, он постоянно околачивался у нашего дома, практически жил там. С тех пор прошли годы, и Рейчел мертва. Внезапная близость с моей семьей выглядит странной.
– Где была эта вечеринка? – Джефф выпытывает детали. – Там были только вы со Скар?
– Я не ездила, – Скарлетт, предательница, отвечает ему. – Бэт поехала одна, с несколькими ребятами из лексингтонской старшей школы.
Я хмуро смотрю на нее, и она пожимает плечами, как будто говорит: «Я не знала, что это большая тайна».
– Ребята из Лексингтона? – переспрашивает Джефф с явным неодобрением. – Все они – полный отстой, Лиззи. Любой это знает.
– Не все они отстой, – говорю я в защиту Эшли, Харли и остальных, которые были со мной в субботу. – Я хорошо провела время.
– Да? И что ты там делала? – спрашивает он с подозрением. – Я слышал о всяких мерзостях, которые распространяют на этих вечеринках в Лексе.
– Ничего такого не заметила, – холодно отвечаю я.
– Надеюсь, что нет.
От осуждения во взгляде Джеффа меня коробит. Кто он такой, чтобы судить? Он меня даже не знает. В последний раз мы виделись, когда у меня во рту были брекеты, а на лице – прыщи. Думаю, тогда я даже еще ни с кем не целовалась.
– Как бы там ни было, я повеселилась, – говорю я Джеффу и Скарлетт, захлопываю шкафчик и закидываю рюкзак на плечо. – Мне пора идти. Хочу поговорить с преподавателем до звонка.
Я ухожу, не дав им ответить, спешно махнув рукой через плечо на прощание. Я действительно хочу прийти на занятие пораньше, но не для того, чтобы поговорить с учителем.
Сижу в засаде у двери класса. Ребята шастают туда-сюда мимо меня по коридору. Некоторые заходят в тот класс, который я сторожу, остальные идут в другие.
Где он?
От нетерпения я начинаю притопывать и теребить лямки рюкзака. Я оглядываю коридор в поисках его, пристально смотрю на всех парней, которые проходят мимо. Продолжаю ждать в коридоре даже после звонка, даже после того, как дверь в класс закрывается. И мое терпение вознаграждается.
Чарли Доннели появляется в конце коридора. На нем черные карго и черная же футболка. Он спешит и явно зол на себя за то, что опаздывает.
Когда парень замечает меня, останавливается как вкопанный.
– Твою мать, – бормочет он.
– Чейз, – неловко говорю я.
Делаю шаг вперед, и он очень быстро отступает в сторону, рукой пытаясь нащупать дверную ручку.
– Мы опоздали на урок, – говорит он, и его тон так холоден и отчужден, что я хмурюсь. Парень даже не смотрит на меня.
– Мне все равно, что мы опоздали. Хочу поговорить с тобой.
– Мне нечего сказать, – бормочет он.
– Прошу, – умоляю я.
Я хватаю его за руку, прежде чем он успевает открыть дверь. Он морщится, как будто я обожгла его каленым железом. Мне становится больно от этого. Несколько дней назад он умолял меня прикоснуться к нему. Теперь, похоже, не выносит даже моего вида.
Почему, черт побери, это меня заботит? Волна гнева и самобичевания захлестывает меня. Этот парень сбил мою сестру и отправился за это в тюрьму. Меня вообще не должно заботить, что он не влюблен в меня.
– Ну, у меня есть что сказать, – четко произношу я. – И неважно, опоздаем ли мы на одну минуту или на пять… это все равно опоздание. Так что вполне можешь уделить мне несколько секунд своего драгоценного времени.