«Ему хочется посидеть в тепле и выпить. Или он голоден, а работа собачья, вот и бегает за мной. Впрочем, это его выбор».
Дана понимает, что через начальника охраны сможет добраться и до столь тщательно охраняемого тела. Она усмехается. Она придумала ему казнь, теперь надо только поймать удобный момент.
13
— Мама, я в порядке. Как Лека?
— Дана, я прошу, позволь нам помочь тебе. Где ты?
— Я в порядке. Вернусь, когда смогу. Как Лека?
— Дана, пожалуйста…
— Ты можешь ответить на мой вопрос? С ним все в порядке?
— Да, он здоров, но очень скучает. Дана, возвращайся…
— Я вернусь, когда смогу.
Дана кладет трубку. Ей трудно даются такие разговоры, но это ее долг, она понимает. Она не может никого утешить. И она не может быть там, с ними. Они не должны заметить, что ее больше нет.
«Я обязана как-то научиться жить. Когда все закончится, я вернусь в свой дом вместе с Лекой. Но это потом».
Дана не знает, когда наступит это «потом» и наступит ли вообще. Она застыла на одной точке смерти, она механически выполняет заданную программу, это единственное, что удерживает ее в относительном равновесии.
Константин напоминает о себе каждый день, но Дана держит его на расстоянии. Она понимает, что он — ключ к успеху ее мести. Он стоит очень близко к человеку, которого она собирается уничтожить. И Дана держит Константина за барьером, превратив его жизнь в пытку.
— Я могу устроить тебя в пресс-службу к шефу, хочешь?
— Немного позже.
Они сидят в «Макдоналдсе», Дана поглощает мак-санди, а Костя поглядывает на часы. У него мало времени, совсем нет, но он не видел ее почти неделю — Градский шлялся по региону. А эта девчонка не привыкла торопиться.
— Ты можешь идти, я знаю, что ты занят.
— Я должен идти, но не могу.
— Попробуй мак-санди, это вкусно с клубникой.
— Я не люблю сладкое.
— Кто тебе это внушил?
Он вздыхает. Единственный прогресс в их отношениях — это обращение на «ты». Он и этому рад. Все остальное, возможно, приложится — потом, со временем.
— Я скучал по тебе.
— Мак-санди — это супер. Я сегодня иду в оперу.
— Одна?
— Естественно.
— Я скучал по тебе.
— Кто-то очень умный придумал «Макдоналдс».
За соседним столиком расположилось семейство — мама и двое девочек-близнецов лет четырех. Обе крепенькие, кудрявые, толстощекие и очень беспокойные. Одна из них опрокинула стакан с колой, другая вскочила и побежала к их столику.
Она остановилась совсем рядом, глядя черными большими глазами на золотую цепочку с блестящим кулоном на шее Даны. Толстенькая ручка потянулась к украшению.
— Аня, нельзя!
Дана вздрогнула, внутри все сжалось. Она поняла, что сейчас может выдать себя, потому что сидящий рядом человек знал когда-то ту Дану. В ушах у нее звенит, а стены начинают плыть.
— Извините, бога ради, — Мать наконец подбежала к их столику. — Их двое, постоянно они что-то… Аня, отпусти, ты порвешь тете цепочку.
Но толстенькая ручонка не собирается выпускать добычу. Глаза малышки наполняются слезами. Ее мать краснеет.
— Извините, я сейчас разожму ей пальчики…
— Не надо.
Дана расстегивает замочек, и украшение остается в маленьком кулачке.
— Нет, как можно!
— Так. Пусть, это ведь ребенок.
Дана поднимается и уходит. Константин идет следом, словно тень. Вот сейчас, именно в этот самый момент, он узнал эту женщину. Он уже видел этот взгляд, эти огромные глаза, но тогда… Нет. Он не может поверить в то, что обнаружил. Но другого объяснения просто нет.
Они выходят в осенний вечер. В ноябре темнеет рано, на улице холодно и неуютно, не спасают даже яркие огни реклам и витрин.
— Значит, ты вернулась.
Дана поворачивается к нему. Она понимает, что должна что-то предпринять прямо сейчас, иначе все рухнет и похоронит ее под обломками.
— Ты вернулась, чтобы отомстить, Дана Ярош.
— И что?
— Пока — ничего. Я просто зафиксировал факт. — Константин смотрит ей в лицо. — Ты думала через меня приблизиться к нему?
— Была такая мысль.
— Значит, ты специально встречалась со мной?!
— Это ты со мной встречался.
Константин умолкает. Она права. Все их встречи были его инициативой. Их разговоры — странный диалог людей, говорящих каждый о своем.
— Я не думала тебя использовать. Но раз уж так случилось, что мы познакомились, мне это показалось неплохой идеей.
— Неплохой идеей? Это ты хорошо сказала! Ты же видела, что я влюбился. И продолжала играть со мной.
— Я не сказала ни слова о любви.
Он видит ее глаза. Они пустые и неживые. Он понимает, что Дана права. Но что ему теперь делать с этим знанием? Нет, инструкции на этот счет однозначны. Только вот обстоятельства изменились.
— Это ты прислала шефу туфельку?
— Туфельку? Какую туфельку?
— Розовую, лаковую…
Он осекся и отвел взгляд. Потому что сквозь бледную бесстрастность лица Даны проступила такая мука, такая нечеловеческая тоска, что выдержать этого Константин не мог. Он любил эту женщину. И ее страдание было невыносимо для него.
— Я не знаю об этом. Расскажи.
— Может, не стоит?
— Расскажи.
— Несколько недель назад кто-то прислал шефу по почте бандероль. Там была только туфелька — маленькая, лакированная розовая с атласным бантиком и порванным ремешком. Он узнал эту туфельку и страшно испугался.
— Ты думаешь, это я?
— Уже не думаю. Этого ты не могла сделать. Ты бы ни за что не рассталась с дочкиной туфелькой.
— Отдай мне ее.
— Как только смогу.
— Ты скажешь ему?
— Нет. С какой стати?
— Почему?
— Просто так.
— Сегодня холодно, правда?
Она уходит. Константин стоит и смотрит, как она удаляется, вот свет витрины упал на ее медные волосы, она зябко поводит плечами. Он понимает, что не сможет жить без этой женщины, а это значит, что он должен либо убедить ее отказаться от мести, либо помочь ей. А сейчас он просто идет за ней. Она права, довольно холодно стало.
Они появились из арки. Двое в темных куртках. Дана успела почувствовать, как ее схватили, больно вывернув руку, втолкнули в машину — и наступила темнота. На голову набросили что-то черное и душное.
— Спокойно, киска. Мы тебе ничего не сделаем. Но твой парень нам кое-что должен.
Дана никогда не слышала этого голоса. Или слышала? Она не может понять, сердце бешено стучит. Она чувствует запах одеколона и мятной жвачки.
«Что ж, хотя бы за личной гигиеной следят, и на том спасибо».
— Он не мой парень.
— Это ты так думаешь. Веди себя хорошо — и останешься цела.
Машина остановилась, Дану выволокли из салона и повели по ступенькам.
— Может, снимете с меня это? — Дана спотыкается уже на третьей ступеньке.
— Только вместе с головой. — В голосе звучит ирония. — Не будь дурой. Мы не хотим тебя убивать.
— Это еще почему?
— Более странной женщины сроду не встречал. Другая бы обрадовалась, а ты спрашиваешь, почему? Скажем так: я не люблю отягощать свою совесть напрасными жертвами. А твоя смерть мне никакой пользы не принесет. Довольна?
— Вполне.
Дану усаживают на диван, она чувствует мягкий ворс обивки.
— Ты пока останешься здесь.
— С этой тряпкой на голове?
— Ты ее снимешь, как только я уйду. Все необходимое у тебя будет.
— Тогда мне уже сейчас нужна пачка тампонов. Я ведь не знала, что это случится, вот и не взяла запасной.
— Черт подери! Ладно.
— С двумя каплями на обертке.
— Что?!
— Они бывают разные.
Хлопнула дверь. Дана стянула с головы тряпку, оказавшуюся мешком из темного материала.
— Черт, ну и гадость!
Кожа на щеках безбожно чешется. Дана трет щеки ладонями и осматривается. Комната небольшая, но очень уютная. Диван, столик и шкаф, белые стены и встроенные светильники в нишах и на потолке. Большая напольная ваза.
«Меня не обыскали».
Дана осторожно нащупывает в кармане коробочку от «киндера». Там покоится джинн, несущий смерть. Но это на самый крайний случай. А за голенищем сапога приделаны ножны. Вот ножом Дана орудует неплохо, Цыба их с Танькой научил еще в детстве. Умение это передал Цыбе папаша, а Вадик не зажилил умение, научил подруг.
Дана расстегивает куртку и откидывается на спинку дивана. Несомненно, где-то здесь есть камеры слежения, но где? Искать опасно и, в общем, бесполезно. Ну, найдет она камеру, дальше что? Куда от нее денешься в такой комнате? А вывести ее из строя тоже нельзя. Во-первых, сразу придут и починят, а во-вторых, призадумаются крепко и, чего доброго, еще заподозрят ее в чем-то. И тогда уж точно убьют.
Дана поправляет волосы, незаметно ввинчивая глубже в ухо передатчик. Она прицепила «жучка» парню, который столь любезно говорил с ней — или еще кому-то, она так и не поняла под мешком. Кто-то сидел рядом, и она прицепила к нему прослушку. Дана надеется, что от этого будет польза.
— …принеси их — и мы отпустим твою пассию. — Дана узнает этот голос и облегченно вздыхает. — А не принесешь, пришлем тебе ее по кусочкам, но сначала трахнем хорошенько. А пальчик ей я и сейчас могу отрезать, хочешь?
— Я тебе объясняю, отморозок: нет у меня этих документов. Мы искали, но не нашли.
— Я тебе не верю.
— А ты поверь. Когда мы вошли туда, она была уже мертва. Мы хорошо искали, и дома у нее тоже. Может, их не было вообще, этих документов?
— Были. И ты мне их принесешь. Иначе твоя девочка умрет страшной смертью. А ведь она тебе небезразлична, я знаю.
— Ну нет у меня никаких документов! И никогда не было!
— Так найди их. Даю тебе сутки. Мой хозяин не любит ждать.
Связь прервалась. Слышно было неплохо, Дана удобнее устроилась на диване. Радиус действия передатчика сравнительно небольшой, но это не беда. Она узнала то, что нужно. Эти ребята ищут документы, собранные покойной Ивановой. Значит, это с ними адвокат вела переговоры. И деньги в сейфе — просто небольшой аванс. Залог дружбы, так сказать.