«Но вот кто именно стоит за ними? Это интересно. Кто-то метит в Градского. Впрочем, даже не в него, а в того, кто стоит за ним. Или за ним никто не стоит? Наверное, он все-таки сам по себе. Никто не стал бы тратить деньги на продвижение такого взрывоопасного человека. Нет, этот ублюдок сам по себе, и его хотят либо убрать совсем, либо заставить подчиняться, что вероятнее всего. Но кто?»
Дана прекрасно понимала суть процессов, происходящих в политике. Фундаментальное образование и склонность к анализу сделали ее неплохим аналитиком. Она читала газеты, слушала новости, и выводы, которые она делала, чаще всего были неожиданными, но абсолютно верными. И сейчас она отлично понимала, по краю какой пропасти ходит. Ей надо учитывать теперь новый фактор — появление еще одной заинтересованной стороны.
«Из меня сделали разменную монету, а Костя может натворить глупостей. Надо отсюда выбираться».
— Он говорит, что они не нашли документы.
— Это он говорит, — Дана никогда не слышала этого голоса. — Ты ему веришь?
— Думаю, он сказал правду. Там побывал кто-то еще. Запасных ключей в ящике стола не оказалось, а секретарша клялась, что они там всегда лежали. И в тот день она их видела.
— Они могли сами взять ключи.
— У них были свои, уже давно.
— Ты веришь?
— Это логично. Градский — недоверчивый сукин сын. Думаю, парень не врет.
— Тогда есть еще кто-то?
— Точно. Но кто?
— Мы узнаем это, когда документы всплывут.
— Найди их раньше.
— А что делать с девкой?
— Она видела кого-то из вас?
— Нет.
— Тогда отпусти. Нам ни к чему лишние трупы.
Голоса замолчали. Дана вслушивается в звуки. Вот человек идет по лестнице. Вот открывает чемоданчик — щелкает замочек. Шуршат бумаги.
— Кто еще знает об этой девице? — вновь звучит голос.
— Никто. Мы с Серегой и вы.
— И она не видела вас?
— Нет, не успела. Убрать ее?
— Отпустим. Насколько я понимаю, она ни в чем не замешана?
— Нет. Мы проверяли. Но этот тип просто спятил из-за нее.
— Тогда она пригодится нам живой. Отвезите ее и отпустите. И чтоб ни царапины.
— Ясно.
Вот человек снова поднимается по лестнице. Дана знает, он идет к ней.
— Надень на голову мешок, — звучит из-за двери комнаты.
«Можно так не орать, я не глухая, — думает Дана. — Орет, как подорванный…»
— Надела. Что теперь? — отвечает она.
Дана слышит, как открылась дверь. Снова сладковатый запах одеколона, чьи-то руки поднимают ее. Дана осторожно нащупывает «жучок» на одежде и снимает его. Они спускаются с лестницы.
— Осторожно, мы никуда не торопимся.
— Вы очень добры.
— Ты странная женщина. Я рад, что не надо тебя убивать.
Дану снова везут в машине. Она лихорадочно раздумывает, как поступить. Ей хочется выйти и бросить в салоне маленький зеленый шарик, пусть все они умрут, а через кого найти парня с запахом мятной жвачки, она знает. Секретарша покойной Ивановой все расскажет, даже если не захочет, ей придется.
«Нет. Если эти двое умрут, они поймут, что это я побывала в офисе Ивановой. Они же не идиоты! Нельзя. Я никак не могу противостоять им. Мне нельзя обнаружить себя».
— Выходи.
Дана открывает дверцу на ощупь. В машине работала печка, а на улице зябко и сыро. Она ступает на дорогу, машина уезжает. Дана срывает с головы мешок, снова сильно чешутся щеки. Она оглядывается вокруг. Ее довезли до дома.
«Очень мило подбросить меня сюда. Черт, как холодно! И это как намек: мы, типа, найдем тебя, если нам понадобится».
Дана входит в квартиру. Здесь тепло, и она почти оживает. Потом идет в ванную, звонок пробивается сквозь плеск воды. Дана не желает никого слышать, она устала и хочет спать, но берет трубку.
— Это я. Тебя отпустили? Просто отпустили?
— Похоже, это была чья-то глупая шутка. — Дана рассчитывает каждое слово. — А ты откуда знаешь?
— Неважно. — Костя напряжен. Она это слышит. — Можно мне подняться к тебе?
— Зачем? Я в ванной, устала и хочу спать.
— Ты не понимаешь. Нам надо поговорить, немедленно!
— Давай завтра. Ну, правда, это уже немного слишком. Я неважно себя чувствую.
— Что они сделали с тобой?
— Ничего. Просто у меня месячные.
На другом конце наступает молчание. Дана злорадствует. Большинство мужчин именно так и реагируют на подобные заявления. Совковый тормоз.
— Тебе придется меня впустить.
— Я жду тебя завтра. Спокойной ночи.
Дана выходит из ванной, а телефон оставляет на полочке. Пусть позвенит. Ей хочется одного: просто лечь и уснуть. В замке поворачивается ключ. Дана скользит по коридору, сжимая в руке пистолет.
Он входит в прихожую, и Дана с силой бьет вошедшего по голове, тот кулем валится на пол. Свет падает на его лицо. Это Константин. Дана чертыхается и втаскивает его в комнату. Она с удовольствием поливает его ледяной водой, серые глаза начинают смотреть осмысленно.
— Чем ты меня?
Дана пожимает плечами. Какая разница?
— Откуда у тебя ключи? Что все это значит? — спрашивает она.
— Я не могу тебе сказать. Но ты сама не понимаешь, среди какого дерьма оказалась. Послушай, все так совпало: ты, я и одна очень неприглядная история… Вернее, не одна. Тебя пытались использовать, чтобы нажать на меня. До сих пор я не имел слабостей такого рода.
— Я спрашиваю: где ты взял ключи?
— И это я не могу сказать. Тебе нужно переехать отсюда. И еще…
— В этом есть смысл? Оставь меня в покое. Меня едва не пристрелили один раз, сегодня из-за тебя похитили. Что дальше?
Константин не умеет сопротивляться этой женщине. Интуитивно он чувствует, что она замешана в деле намного глубже, чем он думает, но в чем это заключается, он не знает.
— Я не выдам тебя. — Константин садится, голова у него гудит. — Здорово приложила. Значит, насилие для тебя — вещь обычная. Думаю, мы многое пропустили, собирая тогда на тебя досье. Собственно, что ты собираешься делать?
— Лечь спать.
— Я серьезно.
— Я тоже. Я сейчас собираюсь уснуть. Уходи.
— Я не могу. Послушай, его охрана поручена мне. И Градского охраняют как следует. Ты знаешь, какая у него власть? Ты даже представить себе не можешь. И он — не марионетка, у него достаточно денег на собственную игру.
— Тогда почему он еще не президент?
— Зря иронизируешь. Ему это пока не нужно, а там кто знает?.. Ты не сможешь достать его.
— Хорошо. Я приняла это к сведению. А теперь я собираюсь лечь спать, так что будь добр, проваливай. Иди, охраняй этого убийцу.
— Ты не все знаешь.
— Я знаю одно: мою дочь и мою свекровь убил этот ублюдок. Просто потому, что был пьян.
— Но он заплатил тебе!
— Заплатил. За то, чтобы не поднимала шума. Но никаких денег не хватит, чтобы выкупить у меня его поганую жизнь. И если бы у него было две жизни, я бы дважды его убила. Но у него только одна, и умирать он будет с полным осознанием: за что. Иди, доноси. Мне плевать. Я достану его, так или иначе.
— Ты сумасшедшая.
— Мне это уже говорили.
14
— Славик, нам надо ее найти. Ее нет уже два месяца, где она?
— Катя, ты иногда бываешь невыносимой.
— Да? — Екатерина Сидоровна потеряла контроль над собой. — Как можно быть таким толстокожим? Мало нам горя? Еще и эта негодяйка добавляет! Как она могла так поступить! Эгоистка, вы оба эгоисты!
— Ты сама себя слышишь? Катя, девочка выросла. И нам придется смириться с тем, что она — не самая счастливая женщина. Как ты можешь говорить о своих переживаниях? Ведь Дане в сто раз хуже, чем нам!
— Мы бы помогли ей, мы бы вместе пережили беду!
— А если она так не может? Катя, она совсем не такая, как мы.
— Строит из себя леди!
— Прекрати. Иногда ты бываешь несносна.
— Но ты можешь что-то предпринять, чтобы найти ее?
— Нет. Послушай, она поступила так, как посчитала нужным. Это ее право. Она звонит, значит, жива. И она вернется, когда сочтет нужным вернуться. А мы можем помочь ей только тем, что присмотрим за Лекой. Все, точка.
Но мать не может успокоиться. Она не в состоянии больше выносить ожидание и тревогу, снедающую ее. И раздражение ищет выход. Противная девчонка! Как она могла так с ними поступить — уехать неизвестно куда и… Она вдруг осознает, что происходит — а именно, что сама старается контролировать жизнь дочери. Влезть в каждую щель ее жизни, не пытаясь понять.
«Покойная сваха пыталась это сделать, как только Дана и Стасик поженились».
Воспоминание о Стасе и Лидии Петровне наполняет грустью ее мысли. Ведь было когда-то хорошо, и куда все подевалось? Почему все несчастья сыплются на их девочку? За какие грехи?
— Виталик куда-то уехал, скоро месяц как его нет. — Екатерина Сидоровна не может оставаться одна со своими мыслями. — Славик, он тебе не сказал, куда едет?
— Сказал, что по делам.
— И Танюше так сказал. Ну, какие у них могут быть дела?
— Катя, перестань. Возьми себя в руки. Дети выросли. Они хорошие люди, ты же сама это знаешь.
— Знаю, но…
Звонок прерывает их диалог. Горничная идет открывать. На пороге стоят двое в штатском. Именно эти слова приходят на ум — в штатском. Потому что погоны просвечивают сквозь одежду, явно непривычную.
— Господин Соловьев?
— Да. Что случилось?
— Вот наши удостоверения. Я — следователь прокуратуры Беляев. Это мой коллега из Санкт-Петербурга. Дана Ярош приходится вам дочерью?
— Да.
— А вы не можете сказать, где она сейчас?
— А что, собственно, происходит? — Екатерина Сидоровна не выдерживает. — Какое вам дело до нашей Даночки?
— Это просто формальности. Так где ваша дочь? С ней можно связаться?
— Она путешествует. — Вячеслав Петрович холодно смотрит на визитеров. — Вы знаете, какое несчастье у нас произошло. Дане надо прийти в себя, поэтому она путешествует. Где именно — мы не знаем.
— Но она вам звонит?
— Нет.
— И вы не беспокоитесь о ней?