глазия взглядом и неожиданно тепло улыбнулся.
Получилось эффектно, как у конферансье перед началом концерта. Все тут же облегченно вздохнули и слегка расслабились.
— Очень хорошо, — одобрительно кивнул парень, потирая свою аллергически-красную щеку. — Мы с вами уже знакомы. Все вы прошли отборочный конкурс и знаете, что нам предстоит тяжелая, изнурительная работа.
Проговорил он эту фразу довольно бодрым голосом, отчего Алене стало не по себе.
— Меня зовут Николай, — он слегка поклонился. — Для тех, кто забыл.
Девушки зашушукались, но этот процесс был сразу же подавлен. Николай поднял руку, призывая всех к вниманию:
— Значит, так. У нас серьезное дело, поэтому нам с вами нужна дисциплина, ответственный подход к репетициям и съемкам — с вашей стороны, ну а с моей — все остальное. Я, как вы помните, режиссер. Теперь о нашей съемочной группе. Саша, Марина! — позвал он, обернувшись к дверям смежной комнаты.
Оттуда, как из сказочного ларца, тут же выпрыгнули две особы — женского и мужского пола. Марина — это та самая дама с холодным голосом, которая сначала отбрила Алену по телефону, а потом заволокла в офис. А Саша — он был экземпляром, на котором она тут же остановила свой пытливый женско-журналистский взгляд. Саша не походил на остальных представителей съемочной группы своей плещущей через край жизнерадостностью, за которой угадывалось желание понравиться всем девушкам сразу.
Несомненно, он был отпетым бабником. Но не таким разборчивым, как, например, Бунин. Нет, Саша млел под лучами, источаемыми каждой встреченной им женщины. С любой мало-мальски привлекательной и еще не совсем дряхлой он готов был завязать романчик. Он не был красавцем, не был даже привлекательным молодым человеком — всклокоченная шевелюра непонятного цвета, пухлые щечки, выпирающее пузо (Бунин непременно назвал бы это пузо зеркальной болезнью — это когда свое мужское достоинство можно узреть только в зеркале). Но тем не менее Саша излучал очарование каждой клеточкой своего похотливого организма. Он уже строил бархатные глазки двум или даже трем девушкам в этой комнате, и Алена не сомневалась, что рано или поздно он подкатит и к остальным. Или хотя бы попытается это сделать. Его вряд ли огорчит отказ, потому что он сразу же найдет другой объект для своего неуемного мужского влечения.
— Значит, эти люди будут непосредственно с вами работать, — режиссер махнул рукой в сторону Саши и Марины. — Александр Сакисян — наш директор, очень нужный человек, потому что он заведует вашими, да и моими гонорарами. Марина Зубова — наш администратор. С ней вы согласуете графики съемок, и вообще она первая ваша помощница. Сразу оговорюсь, что на каждую из вас приходится одна съемочная смена, за исключением сложных съемок, поэтому никто не станет ждать, пока вы выучите текст перед камерой — монолог должен отскакивать от зубов. Но, чтобы вы не терялись, мы планируем по две полуторачасовые репетиции. Тем не менее уж будьте любезны знать текст заранее. И еще…
Что «еще» Алена узнать не успела, потому что в этот момент входная дверь отворилась, и в проем просунулось симпатичное, но явно измученное печалью личико молоденькой девушки. Глаза у нее были красными, видимо, она только что закончила плакать. Девушка всхлипнула, прежде чем робко улыбнуться — никому конкретно, а так, пустоте. Наконец она нашарила глазами Марину.
— Можно мне вас на минуточку? — с мольбой в голосе обратилась она.
Та смерила ее строгим, недовольным взглядом, потом что-то коротко шепнула Саше и, кивнув девушке, вышла с ней в коридор.
— Теперь, — также многозначительно продолжил режиссер, — я хотел бы переговорить с каждой из вас в отдельности. — Поступим так: я пойду в другую комнату и буду вызывать вас по очереди. И не шумите тут, а то у меня уже голова пухнет от вашего щебета.
Он удалился, сохраняя ту меру достоинства, на которое был способен его хилый, хоть и вытянутый в длину организм.
Саша тут же протиснулся к большому столу у окна, открыл верхний ящик и, достав из него пластиковую папку, водрузил ее на стол.
— Нус-с! — Он окинул веселым взглядом девушек, моментально насытив атмосферу радужными флюидами. — Я тоже буду с вами знакомиться! Подходите ко мне по одной. Волкова.
В слово «знакомиться» он вложил весьма определенный смысл, до такой степени прозрачный, что Алену, не терпящую какой-либо фамильярности в отношении полов, нестерпимо потянуло вон из этого помещения.
Волкова — довольно упитанная блондиночка, источающая сильный аромат сладких духов, то ли смысл не уловила, то ли нетерпимость к фамильярности у нее была значительно ниже должного уровня, но она с необыкновенной легкостью подпорхнула к Сакисяну и склонилась над ним, окутав его облаком легких и длинных волос, к великому удовольствию последнего. Саша, моментально оценив перспективу, тут же зашептал ей что-то, скорее всего приятное, потому что милое личико девушки разукрасилось смущенной улыбкой. Она заворковала в ответ, и через минуту они уже мило общались, причем Сакисян успел возложить руку на ее талию. Волкова и не думала сопротивляться.
Алена же поддалась своему желанию покинуть помещение, тем более что в коридоре, по всей видимости, разворачивалась не такая умилительная, но гораздо более интересная сцена с плачущей девушкой и холодной как лед Мариной.
Что могло стрястись, что заставило так страдать эту несчастную? Медленно, чтобы не привлекать к себе внимания, она встала с валика и, осторожно подойдя к выходу, юркнула за дверь. Девушка действительно плакала, вернее, рыдала, отвернувшись лицом к стене. Марина стояла рядом, не выражая никаких эмоций.
— Странная вы какая, — наконец проговорила она и покосилась на Алену с немым вопросом.
Та быстро отошла на должное расстояние, сохранив за собой возможность расслышать разговор, быстро извлекла из сумки пачку спасительных сигарет и закурила.
— Что же мы можем сделать? Ведь это уже не в нашей власти. Надо было заранее думать — вас предупреждали, — продолжила Марина в том же «морозильном» тоне.
— Но я так больше не могу! Я убью себя! — с отчаянием вскрикнула девушка.
— Поймите, милая, — худая длань Марины легла на ее плечо, — вы подписали договор, по которому обязались не предъявлять претензий к нашей студии. Да если бы и предъявили, мы уже ничем вам не поможем. Вы, конечно, можете нанять адвоката, отсудить себе что-то, но, во-первых, это будет стоить очень больших денег, как сам адвокат, так и неустойка, которую с вас взыщут, а во-вторых, судебные разбирательства тянутся очень долго, к тому моменту все уже само закончится. Так что вам выгоднее набраться терпения и выдержать. Вот и все, что я могу вам посоветовать.
— Я не выдержу!
— Выдержите. Обязательно. Это бизнес, милая моя. Никто здесь ничего из жалости делать для вас не будет. Поймите раз и навсегда, жизнь не строится на принципе «хочу — не хочу». Нужно было думать до того, как подписали договор. А теперь привыкайте к мысли, что нужно жить по законам: должна и нужно. У вас есть обязательства. Вас никто сюда на аркане не тянул, вот и терпите. А ходить к нам и истерики устраивать не стоит. Ни вам, ни нам жизнь это не украсит. — Последние слова Марина процедила даже с некоторым злорадством, словно поделом наказала человеческую глупость.
После этого она покинула девушку и вошла в дверь студии. А девушка постояла еще минут пять, прижавшись лбом к стене, потом медленно, как под гипнозом, повернулась и побрела вдоль по коридору. Алена быстро сориентировалась и кинулась следом. Догнав ее, она пошла рядом, лихорадочно раздумывая, с чего бы начать разговор. Но первой заговорила девушка. Она посмотрела на нее заплаканными глазами и, вздохнув, через силу улыбнулась. Улыбка у нее получилась горестная.
— Ты сниматься? — спросила она.
Алена кивнула.
— Уходи отсюда.
— Почему?
— Я снялась у них, теперь вот пожинаю плоды своего труда, — она слегка кивнула туда, где осталась дверь студии.
— А что случилось? — Алена уже знала, что случилось, но без этого вопроса дальнейший разговор был невозможен.
Девушка в красках поведала ей, что произошло после того, как на экраны вышел рекламный ролик с ее участием. По большому счету, ее история мало чем отличалась от Лялькиной, может быть, только подробностями — та же травля со стороны соседей, ссора с родителями, любимым парнем, потеря подруг и проблемы на работе.
— Я теперь совершенно одна! — с чувством закончила Ира, так звали несчастную. — Я не знаю, что дальше делать.
— Но когда-нибудь это закончится, — предположила Алена.
— Хрен! У меня пока только один выход — уехать. Скрыться там, где меня никто не узнает. Хотя, где теперь нет телевизора? У меня, правда, дядька в Сибири, наверное, туда и поеду месяца на три. Там у них поселок старателей, одни мужики. Устроюсь к ним поварихой. — Она снова всхлипнула и вытерла со щеки слезу. — Это после того, как год переводчицей проработала. Представляешь, как кисло!
— Не весело, — согласилась Алена.
— И вот же сволочь! — возмутилась Ирина.
— Кто? Марина?
— Да нет. Марина — шавка, ее дело отлаиваться. Я про своего начальника — паскудный тип! Целый год трахал бесплатно, а теперь все — от ворот поворот. Ему, видите ли, сотрудники с такой репутацией не нужны! Стольких я его клиентов уже ублажила. Да он без меня ни одной сделки бы не заключил. Таскал меня повсюду. Жену не брал, а я — в первых рядах, — она усмехнулась, видимо, вспоминая подробности своего карьерного роста. — Где только не была: и в Таиланде, и в Париже, и в Африке… только не помню Филиппины — это в Африке или нет?
— Вряд ли… — Алена задумалась, где это учат языку тех, кто не знает простейшую физическую географию. О том и спросила: — А ты с какого языка переводила?
— Ой, да брось ты, — скривилась Ирина. — Я же только числилась переводчицей. Ну, для жены, понимаешь? Так-то я только двумя владею, русским и матерным. — Похоже, она обожала делиться подробностями своей личной жизни, даже повеселела слегка. — А я-то думаю, чего мой папик заржал, когда мы на Филиппины прилетели. Я ему — ну вот мы и в Африке, малыш. А он — заржал.