— Вот вы где! — Вадим придвинул стул поближе к ней и тоже сел. Был он свеж и взволнован, как легавая перед охотой на лисицу.
— Я и не знала, что в милиции столько людей работает, — вместо «здрасьте» пробурчала Алена. — А если преступник следит за домом и побоится войти, когда поймет, что у меня столько гостей?
— Не поймет, — заверил Терещенко. — Все оперативники входили в подъезд по одному, ну, в крайнем случае, по двое, под видом служащих жэка или простых граждан.
— Да наш дом никогда столько работников жэка не видел. Хорошо, если какая-нибудь дотошная старушка умудрится заманить к себе полупьяного сантехника — и то большая удача.
— Да что вы в самом деле! — возмутился следователь. — Мы же убийцу ловим, а не суперагента. Будет он следить! Он вас убивать заявится, ему сейчас не до шпионской конспирации.
— Может, вы его недооцениваете?
— На всякий случай мы возьмем всех, кто позвонит в дверь.
— И кто же, по-вашему, должен это сделать? — язвительно усмехнулась Алена. — Просветите меня наконец, чтобы я знала, кого бояться.
— Придет тот, кто обещал прийти, — Сакисян, конечно. Как только мы возьмем Сакисяна, наши люди тут же возьмут Игоря Полунина и Ларису Кравченко. Мы уже за ними следим.
— А при чем здесь Лариса?
— Да ни при чем, собственно. Если не расколется на допросе — придется отпустить. Я подозреваю, что она помогала Сакисяну — ну там клиенток уговаривать или вроде как наводчицей была: втиралась в доверие к тем, к кому Александр не мог втереться, смотрела, как живет девушка, чем живет. Вот ваша соседка, например… Ему ведь точно нужно было знать, с кого сколько денег требовать. С Ирины он взял аж двадцать тысяч — все ее сбережения, которые любовник год отстегивал на карманные расходы. А вот с Инги — всего пять тысяч долларов, больше она дать все равно бы не смогла. В Подмосковье люди бедные.
— А Игорь?
— Игорь вообще-то странный тип.
— Это же еще не повод, чтобы арестовывать человека, — усомнилась Алена.
— Не арестовывать, а задерживать, — поправил Вадим. — Задержим, припугнем эту троицу — они как миленькие все подробности и выложат. Игорь — просто свидетель, да и Лариса скорее всего тоже, но они могут рассказать массу интересных деталей, которые следствию очень помогут.
— Ничего себе работа со свидетелями! — вздохнула Алена. — Чуть что — в каталажку. А где же презумпция невиновности?
— Речь идет о серийных убийствах с банальной целью ограбления, проще говоря, о форменном бандитизме. Пока я начну искать подходы к вашему Сакисяну, потом миндальничать с Ларисой и Игорем, Александр сто раз выкрутится, ведь вся наша операция белыми нитками шита — никаких прямых улик, никаких доказательств. Мы просто знаем, что Сакисян совершает преступления, поэтому нужно оперативно работать. И подельщиков брать.
— Да какие они подельщики?! — Алена даже подпрыгнула на стуле. — Лариса?! Лариса по уши влюблена в Сашку и сама себе в этом признаться боится. Таскается на съемки… Думаете, действительно из феминистских убеждений?! Черта с два! Она эту байку придумала — для себя же самой. Лариса обычная женщина, а он женатый мужик, да и подлец к тому же. Она ведь просто хочет быть все время рядом с ним, вот и весь секрет. А Игорь? Ну, посмотрите на это! — Она схватила с подоконника открытку, которую прислал Игорь два дня назад. Таких посланий от него Алена за последнюю неделю уже штук десять получила, он их под дверь подкидывал вместе с охапками цветов. — Вот:
О, роза! Свежестью дышат губы.
Дыхание лета, дыхание грез.
Взор волшебный, наполненный лунной негой.
О очи, вы молнии летних гроз! —
с выражением зачитала она вирши, написанные размашистым почерком со множественными фигурными загогулинами.
— Что за бред? — следователь округлил глаза.
— И вы до сих пор думаете, что Игорь способен помогать Сакисяну? Да он со своей романтикой все бы испортил!
— Как знать… — многозначительно протянул Терещенко. Вдруг усмехнулся: — А почему вы их так защищаете?
— Во-первых, терпеть не могу столь вопиющей несправедливости, во-вторых, считаю ваши действия превышением власти, что, согласитесь, недопустимо в правовом государстве, сами же говорили…
— Знаете, пожалуй, я и вас арестую. — Лицо Вадима пошло красными пятнами.
— А в-третьих… — запальчиво продолжала Алена, не обращая внимания на угрозу, — я думаю, вы в корне не правы и задержите вовсе не убийцу, а мошенника, которого хорошо бы наказать, но вину его вы вряд ли докажете.
— Да?! — сверкнул глазами следователь. — И кто же, по-вашему, убийца? Ваш разлюбезный маньяк?
— А почему нет?! Почему вы уперлись в одну версию и прете напролом?
— Да потому, что нет ни одного доказательства, что в этом деле замешан какой-то неизвестный убийца. Уж будьте уверены, наши эксперты на славу поработали, но ничего не обнаружили. Все вертится вокруг Сакисяна — и никаких других лиц. Все свидетели — и по убийству вашей соседки, и по убийствам остальных девушек — опознали его. Даже жена господина Тихомирова, ну, того престарелого любовника Ирины, даже она сказала, что он и есть «доброжелатель», который накапал ей на мужа.
— Ну зачем Сашке убивать, когда деньги он и так получил?
— А черт его знает, — махнул рукой Терещенко. — Может, хотел следы замести. Мертвые ведь претензий не предъявляют. Все его обещания снять ролики с эфира — чистой воды блеф. Ну что было бы, если бы ваша соседка осталась жива? Неужели она или ее муж спокойно простили бы ему такое надувательство? Деньги пришлось бы отдавать. И потом, почему вы решили, что он не может оказаться жестоким человеком? Рушить судьбу другого — разве, по-вашему, не жестоко?
— Одно дело рассылать факсы начальству, другое — убить человека извращенным способом… — Алена осеклась, подумала: действительно, почему не предположить, что милый и жизнерадостный бабник — это только маска Сакисяна, а на самом деле он жестокий и расчетливый преступник.
— Вы клюнули на его удочку, а я нет, — улыбнулся Вадим. — Он так все подстраивал, чтобы походило на действия маньяка, но, как видите, просчитался.
— А песня? — пробормотала Алена.
— Да выкиньте вы ее из головы! — снова улыбнулся Вадим. — Не было никакой песни. Никто, кроме вас, про нее так и не вспомнил. Правда, если быть до конца честным, соседи Ирины за день до убийства уехали на дачу, как и ее родители. Но, с другой стороны, показания бабушки из подъезда Ирины тоже нельзя принимать всерьез.
— А мои?
— А вы можете поклясться собственной жизнью, что слышали именно песню про «Тендер»? — усмехнулся следователь.
— Нет, учитывая теперешнее мое состояние. — Алена криво усмехнулась. Сейчас ей было не до шуток. Она бросила тоскливый взгляд в направлении прихожей, где в приглушенном свете суетились темные фигуры. Затем снова посмотрела на Терещенко. — Может быть, вы расскажете, какая роль отведена мне в этом спектакле?
— Ну уж, спектакле!.. Слушайте, когда все угомонятся и вы останетесь одна… Нет, конечно, все мы будем на своих точках, рядом с вами, но вы должны забыть, что мы в квартире. Вот в это время вы должны вести себя естественно. Это самое главное.
— Боюсь, что не смогу.
— Сможете. Судя по вашему разговору с Сакисяном, который я записал на пленку и буду прослушивать каждый день как лучшее шоу сезона, вы прирожденная актриса. Странно, что вы стали журналисткой.
— Знаете, как выламываться в нашем деле приходится, — усмехнулась Алена. — Иногда даже противно.
— Тогда тем более.
— Терещенко, — позвали из гостиной.
— Ну вот, — вздохнул он и нехотя поднялся. — Скоро все кончится, не переживайте.
Он оставил ее одну. «Когда все кончится, — с грустью подумала Алена, — наверное, мне будет жаль. Я уже привыкла». Она ощутила пустоту в душе — абсолютную и холодную пустоту.
Глава 28
Весь день Алена ходила из угла в угол, скорее всего от нервов — не могла усидеть на месте ни минуты. Встречу с Сакисяном они назначили на девять вечера. Он позвонил два раза, первый раз в субботу — спросил, как идет дело со сбором средств. Алена заверила его, что идет нормально. Второй звонок он сделал два часа назад. Она сказала, что к девяти семь тысяч долларов будут у нее.
Сашка, в свою очередь, обнадежил ее, сказал, что уже позвонил кому следует, и те вроде бы согласились начать акцию по снятию ролика с эфира — прямо с завтрашнего утра. Разумеется, он врал, но Алена сыграла прекрасно — похныкала в трубку для приличия, к великому удовольствию Терещенко. Тот потом признался, что из нее получился бы неплохой оперативник — по части конспирации и притворства высший класс. Алена только фыркнула. Знал бы он, как она с Иваром Скрипкой общается.
К восьми вечера все оперативники распределились по точкам и затихли в засаде. Наступило время томительного ожидания. Алене ужасно хотелось, чтобы Вадим вышел из ее комнаты, где, собственно, и находился штаб операции, но она понимала, что этого он не сделает. Она с тоской посмотрела на пакет с пухлыми пачками помеченных долларов — их привезли из милиции на случай, если Сакисян все-таки возьмет деньги. Алена не могла понять этой логики — зачем готовить деньги, если они не собираются отпускать с ними преступника? Все равно же его повяжут. Впрочем, какая ей разница?
Она думала о другом: до какой стадии доведет Вадим ее «убийство», чтобы это выглядело как «задержание при попытке совершения преступления»? Успеет ли Сашка шарахнуть ее по голове или не успеет? Может, только замахнется? Терещенко уверял, что не успеет, однако Алена не была в этом столь уверена. А вдруг он замахнется, оперативники повыскакивают из своих засад, и он с перепугу все-таки ударит ее? Получить по затылку тяжелым предметом ей совсем не хотелось. Мало ли что?! Сашка может не рассчитать, ударит слишком уж «от души», как Марину Зубову. Перспектива залечь в кому Алену никак не вдохновляла.
Наконец раздался звонок в дверь. Алена скорее почувствовала, чем услыхала нервное шевеление, на краткий миг наполнившее квартиру. Но тут же снова все замерли. Она медлила. Звонок повторился. У нее заныло в затылке, словно по нему уже саданули чем-то тяжелым.