— Агни. — Противный голос человека, который был ее врагом, ворвался в уши. — Агни, открой глаза и посмотри на меня!
Смотреть не хотелось. Она же видеть его не может! Но Ариэл никуда не ушел, он продолжал тормошить больную, и пришлось через силу разлеплять веки. В свой взгляд Агния вложила всю ненависть и презрение, на которые сейчас была способна, но перед глазами маячило нечто белое, и вся ненависть досталась ему.
— Не смотри так. — В голосе склонявшегося над нею мужчины послышался смешок. — Это всего-навсего молоко, и ты должна его выпить!
Агния застонала.
— Уйди! Оставь меня…
— Доктор прописал…
— Мне плевать. Уйди…
— Нет, милая! — Он одной рукой приподнял ее голову, поднося стакан к губам. — Будь хорошей девочкой и сделай глоток. Ну?
— Уйди! — От этого человека она не примет ничего. Ни лекарства, ни яда. Хотя яд был бы предпочтительнее. Один глоток, немного мучений — и все закончится. Она окажется рядом с Мареком на том свете.
— Пей.
— Не буду! Я тебя ненавижу.
— Меня — это понятно. Но молоко-то тут при чем? Или дело как раз в нем? Знаешь, я бы с удовольствием налил тебе шампанского, но, боюсь, современная медицина не одобряет таких методов лечения!
Нет, он точно издевается!
— Уйди. Я не буду пить.
— Не будешь пить — умрешь.
— И отлично. Избавлюсь от тебя…
— И не мечтай! Я здесь надолго! — Он рассмеялся коротким злым смехом и так стиснул ее шею, впиваясь в кожу ногтями, что Агния непроизвольно вскрикнула, открыла рот — и ей на язык тут же плеснули теплого молока, приторно-горький вкус которого подсказывал, что в него добавили не только мед, но и, наверное, что-то еще. Закашлявшись и едва не поперхнувшись, Агния все-таки сделала глоток.
— Вот так! Еще пара часов, и по капельке ты все выпьешь…
Ариэл выглядел настолько довольным, что хотелось запустить в него чем-нибудь. Жаль, руки не поднять!
— Я лучше умру.
— Даже не пытайся. Я буду рядом и помешаю.
— Тогда убей меня сам. Как убил Марека!
Выпалив эти слова, Агния забылась, и это привело к тому, что Ариэл попытался снова влить ей в рот молока. Едва теплая жидкость коснулась языка, молодая женщина очнулась и изо всех сил мотнула головой. Удар вышел слабым, но мужчина непроизвольно дернулся, в результате чего половина напитка выплеснулась на одеяло и ему на руки.
— Вот дьявол! — выругался он. — Ты что натворила?
— Я тебя ненавижу! Убийца! — Агния зажмурилась, чтобы не видеть его лица.
— Снова-здорово! Когда ты перестанешь носиться с этой идиотской идеей? Не убивал я Мара!
— Врешь! — Она стиснула зубы.
— Ну, тогда просто выпей молока.
— Нет!
Стиснув зубы, она помотала головой, ухитрившись оттолкнуть руку Ариэла. Голова упала на подушку. Боль охватила череп раскаленным кольцом. Агния застонала, зажмурившись. Ариэл еще несколько раз пытался заставить ее попить молока, но она сопротивлялась изо всех сил, и в конце концов он сдался. Со стуком поставил стакан на прикроватный столик:
— Ну все. Ты сама напросилась!
Агния вздрогнула — столько досады и злости было в его голосе. Вскочив, мужчина выбежал из комнаты, хлопнув дверью, а из глаз женщины сами собой покатились слезы. Она плакала от слабости, от головной боли, от страха, от жалости к себе…
Нет, оставаться тут нельзя! Надо уйти. Но куда? Это ее дом. Куда отправиться? Ей больше некуда податься. Мама живет на другом конце города, подруги тоже далеко, прочие родственники — ох, даже думать не хочется… Ее все бросили, она никому не нужна. И еще главный вопрос: сможет ли она выбраться из дома?
Стиснув зубы, она все-таки попыталась подняться с постели. Руки дрожали. Голова кружилась. К горлу подкатывала тошнота. Агнии кое-как удалось сесть, но при первой же попытке сползти с кровати она потеряла равновесие и рухнула обратно, заливаясь слезами.
Отревевшись, Агния посмотрела на стакан с недопитым молоком.
Пить не хотелось — руки словно налились свинцом, глаза никак не желали открываться, а голова не отрывалась от подушки. Сделав над собой усилие, молодая женщина выпила несколько глотков и отставила стакан, проваливаясь в сон.
В следующий раз она проснулась, когда ее начали вытаскивать из одеяла.
— Она вся горит! — ворчал смутно знакомый женский голос. — Кто ее так укутал? Хотите, чтобы она совсем сварилась?
— Это не я, — ответил мужчина.
— А кто? Ох, вы, мужчины, порой так себя глупо ведете… Хорошо, что вы меня позвали, молодой человек! Сиделку? Никакой сиделки не нужно. Я сама со всем прекрасно справлюсь! А вы отправляйтесь к аптекарю… Агния, девочка моя! Открой глазки, это я!
— М-мама? — Она честно попыталась разлепить веки. Перед глазами все плыло. Знакомое лицо было как в тумане.
— Я, девочка, я. Как только узнала, что ты не здорова, так сразу и приехала. Буду за тобой ухаживать, пока ты не окрепнешь настолько, что можно будет забрать тебя к нам домой. Ну как же так? Совсем одна в пустом доме… И вы тоже хороши, молодой человек! Как можно было бросить ее одну в таком состоянии?
— Я не бросал, — ответил державшийся поодаль Ариэл. — Она сама не хотела меня видеть.
— А что вы до сих пор стоите? Бегите к аптекарю, срочно! Рецепт у вас?
— Да. Агни, деньги у тебя где лежат?
Их голоса раздражали. Голова болела так, что хотелось умереть. Только чтобы ушел хоть кто-то, она махнула рукой:
— Там… ридикюль…
Кивнув, Ариэл вышел, а ее мать принялась доставать из сумочки какие-то порошки и пузырьки.
— Ну ладно еще этот мужчина, — ворчала она. — Но ты-то родной матери могла дать знать, что заболела? Неужели ты думала, что я тебя брошу? Почему ты не заходила, не писала? Хоть пару строчек со своей горничной могла прислать! Это же так просто!
«А вы сами почему за все три месяца так и не вспомнили о моем существовании?» — хотелось возразить Агнии, но сил на перепалку не было. Она просто лежала и сквозь полуопущенные веки наблюдала, как хлопочет ее мать, как отдает приказания дрожащей от волнения Лимании, как раскладывает на столике лекарства.
— Сейчас выпьешь касторки, потом — травяной отвар с медом, — приговаривала она. — Насыплем в носочки горчицы, компресс на голову — и все как рукой снимет. Ты не волнуйся, я за тебя возьмусь! Живо на ноги поставлю!
Мама развила бурную деятельность. Она прибыла со своей горничной и загоняла всех троих — Лиманию, Ариэла и свою служанку, тоже, кстати, сатирру. Агнии только оставалось лежать и послушно открывать рот, если надо было выпить очередное снадобье или проглотить ложку-другую куриного бульона. Есть не хотелось, но сопротивляться матери сил не было.
Пять дней пролетели как в тумане. Агния спала, пила лекарства и бульоны, лежала в постели, слушая, как мама пересказывает ей последние городские новости и семейные сплетни. Сначала она даже ночевала тут же, не отходя от больной ни на шаг, а потом стала проводить у постели дочери только день, приезжая утром и уезжая вечером, оставляя Агнию наедине с Ариэлом. Этих долгих вечеров молодая женщина боялась — в доме никого, она одна с мужчиной, которого от ее спальни отделяет только хлипкая дверь. И нет сил встать, чтобы запереться. Ариэл ночевал на диване в гостиной, нарочно оставляя дверь открытой. Несколько раз он вставал ночью, менял ей компрессы на лбу, давал выпить еще ложку-другую лекарства. Часто, открывая глаза, она видела его лицо, склоняющееся над нею, чувствовала его руки, дотрагивающиеся до нее с осторожностью и нежностью. Губами он касался ее лба, проверяя температуру, и было в этих прикосновениях что-то доброе и теплое.
Не раз ей снились кошмары — то же самое кладбище и те же самые псы, гнавшие ее к открытой могиле. Агния бежала босиком по земле, продиралась сквозь колючие кусты, металась в жару и звала… Звала на помощь хоть кого-нибудь — и на ее отчаянные призывы откликался именно Ариэл. Во сне она влетала в его объятия и, вынырнув из дурмана кошмара, чувствовала его взгляд.
Агния сама не заметила, как привыкла к его присутствию. Рук он не распускал, воспользоваться ее беспомощным состоянием не спешил, на глаза лишний раз не лез и больше помалкивал, избавляя ее от необходимости поддерживать разговор. Днем его вообще нередко было не видно и не слышно, и лишь по ночам он вставал на вахту, как часовой на границе.
И мама тоже начала его привечать. Выздоравливая, Агния замечала, как госпожа Пати все больше улыбается, говоря с Ариэлом, как ненавязчиво предлагает вместе попить чаю в гостиной, как интересуется его жизнью и преувеличенно радуется известию о том, что он бывший лейтенант императорской армии, дескать, профессия военного для мужчины — самое подходящее занятие. Она по-прежнему отправляла его с поручениями, но всегда добавляла: «Возвращайтесь поскорее!» И встречала на пороге, словно любимого сына.
Агнии это не нравилось.
— Как ты можешь так поступать, мама? — не выдержала она в один прекрасный момент, дождавшись, когда Ариэл вышел из комнаты, отправившись с каким-то поручением. — Ты его не знаешь…
Она с тревогой посмотрела на закрытую дверь. Сил у молодой женщины уже было достаточно для того, чтобы сидеть в глубоком кресле, укутанной пледом и обложенной подушками. В это кресло ее только что перенес Ариэл.
— Прекрасно знаю, дорогая! — Мама присела рядом на скамеечку, схватила вязание. — Он брат твоего покойного супруга. Бывший офицер на службе у правительства. Весьма достойный молодой человек.
— Это у какого правительства он на службе? — прищурилась Агния.
— У нашего, разумеется! Он — патриот своей страны и стоит на страже ее интересов!
— Кто тебе сказал?
— Он сам. Я спросила, чем он занимается, а он ответил, что разведкой. И знаешь, — госпожа Пати прищурилась, — он мне нравится. Присмотрись к нему повнимательнее, девочка.
Агния опять повернулась к двери, за которой только что скрылся Ариэл.
— Я на него уже насмотрелась!
— И как он тебе?
— Мама, ты о чем?