сцены все 16 бутылок с наклеенными этикетками и гордо стоял в сторонке, скрестив руки. Ожидали каких-то чинов из обкома партии. Все столпились возле эскизов.
Пока мы стояли, я пригляделся к выставке. Странно было, что Мастер даже не предупредил меня, что будет показывать. Впрочем, я бы и не решился его критиковать. Но сейчас я видел, что он сделал нечто странное. На всех эскизах я узнавал фрагменты известных пейзажей Поля Сезанна в утрированно кубистической манере. Вместо названий вин были наклеены куски журналов с английскими текстами.
В зал влетела взволнованная секретарша начальника: “Комиссия идет, освободите место”. Быстро входит начальник с греческой фамилией, за ним – группа солидных мужчин в темных костюмах. Остановились у сцены, остолбенело смотрят на ряд бутылок: “Что это такое? Как это понимать? Это что – шутка?” Мастер с улыбкой невинного ребенка спрашивает: “Вам не нравится? Это современное решение, в духе кубизма!” Грек побагровел до корней волос, замер, диким испепеляющим взглядом посмотрел на Мастера, резко развернулся и, не говоря ни слова, ни на кого не глядя, вышел из зала. За ним – вся комиссия. Никто не сказал ни слова! Мастер побледнел, но продолжал загадочно улыбаться. Зал мгновенно опустел. Все прекрасные женщины исчезли не прощаясь. Мастер молча снимал свои странные эскизы. Вдруг в дверях возникла секретарша: “Решением комиссии ваш заказ аннулирован, командировка закрыта, вылет в Москву сегодня в 22 часа. Билеты в аэропорту! Можете уезжать!” В дверях секретарша обернулась и выкрикнула в нашу сторону: “Бессовестные! В душу плюнули!” Помню, молча мы поехали за вещами, молча сели в самолет. Я, честно сказать, не знал, что подумать, какую роль мне отводил Мастер в этой истории, зачем меня приглашал лететь в этот Краснодар. Какой-то был во всем этом сюрреализм, театр абсурда. Когда самолет взлетел и отстегнули ремни, Мастер все-таки не выдержал, заговорил, глядя в окно: “Я знаю, о чем ты думаешь! Что мы потеряли столько денег! Что потеряли заказ! А для меня деньги – не главное! Я дал бой этим чинушам! Этим бонзам! Этим провинциальным тупицам! Я им воткнул Сезанна в морду! Я им воткнул в рожу кубизм, Пикассо! Не в деньгах счастье! Великий Белютин всегда нас учил: «Нет ничего лучшего для художника, чем хороший скандал!» Вот Хрущев крыл нас матом в Манеже, а получилось – прославил на весь мир! Так что – не в деньгах счастье! Они запомнят меня надолго! Пусть сидят в своем Абрау-Дюрсо!” Признаться, я не мог понять, серьезно ли говорит Мастер, шутит ли, или просто в шоке от своего позорного провала. Пока я собрался с мыслями хоть что-то ему сказать, Мастер уже спал, свернувшись калачиком в своем кресле. Во сне он продолжал улыбаться все той же улыбкой невинного ребенка.
Ралли по Ставрополью
После странной поездки с Мастером в Краснодар и случившегося там фиаско я никак не ожидал, что вдруг мне предложат работу в той же самой фирме. Но вскоре раздался междугородный звонок и робкий, но вместе с тем настойчивый женский голос с певучими южными интонациями произнес загадочную речь. “Виталий Евгеньевич, дорогой! Вас снова беспокоит фирма «Росглаввино»! Ставропольский филиал. Мы должны срочно сделать новое подарочное оформление для 20 новых сортов ставропольских вин! Приказ министра Полянского! Выручайте, на вас вся надежда!” Я был крайне удивлен: “А почему именно я? Позвоните нам в мастерскую, там много специалистов этого дела”. – “Нет, нет – мы так не хотим, пришлют опять какого-то чудака на букву «м», как в Краснодар! Я вас видела на дегустации и на приеме тогда! Мы вас хотим послать в поездку по всем нашим заводам, даем машину «ЗиМ» и классного водителя. Все расходы – за наш счет! Оплату за этот заказ тоже берем на себя, по договору! Никаких писем, никаких формальностей, времени нет! Утвердим здесь сами, в Ставрополе! Только сделайте!” От таких необыкновенных, сказочных условий трудно было отказаться. Кое-как собрался и вылетел в Ставрополь. На аэродроме меня встретил симпатичный полноватый молодой человек в соломенной шляпе. “Я Володя, ваш водитель! На ближайшие 5 дней отдан в ваше распоряжение! Вот наш «ЗиМ» – садитесь, поехали”. По дороге на 15 минут завернули в управление получить командировку, деньги, какие-то документы. После этого не теряя времени выехали на трассу и со всей возможной в те времена скоростью понеслись по дорогам Ставрополья, навстречу приятному путешествию. В багажнике погромыхивали пустые винные канистры, которые Володя жаждал наполнить лучшими винами. Даже для него, а он был, как оказалось, водителем самого начальника управления, эта поездка казалась подарком судьбы, нежданным отдыхом. И за это он полюбил меня сразу и навсегда. Солнце слепило глаза, был конец августа, жара, пыль. Свернули на проселок. Те же тополя, хатки, суслики и дрофы. Лишь изредка – грузовики с арбузами или капустой. Легковые – очень редко. Наконец справа от нас появились виноградники на холмах и склонах. И вот – первый винзавод. Радушная встреча. Мне виноделы зачем-то вручили букет цветов. Пошли смотреть винные подвалы. Огромные дубовые старинные бочки, а внизу – крохотный кран, откуда нацеживают вино в дегустационный бокал. Впрочем, его быстро заменили граненым стаканом. “А теперь просто давайте выпьем от души!” Под бочками на каменном полу – букеты красных роз. Аромат вина смешан с густым запахом цветов. Эта картина – типичная, она будет повторяться все дни на всех этих винзаводах. Затем – приглашение на обед. Стол накрыт в тени, на длинной терраске под стеной завода. На стол я смотрел с ужасом: ведь впереди сегодня – еще три завода! Я еще не знал, что здесь главная опасность – кубанское гостеприимство. У водителя, кроме обычной путевки, было еще расписание всей нашей поездки. Всего за три дня нам нужно было посетить около 15 винзаводов. На четвертый день – знаменитый коньячный завод “Прасковея” и отдых. На пятый – возвращение. При каждом, самом маленьком заводишке – комнаты для гостей. Там мы останавливались на краткие ночевки, засыпали, едва добравшись до подушки, перегруженные дневными встречами, движением, застольями, шутками, песнями. И с обязательными дегустациями. Из управления всех обзвонили – чтобы художник обязательно все попробовал, проникся, понял! Чтобы “не говорил потом, что не знает на вкус, что делает!”
Виноделы тогда в большинстве были из местных, ставропольских казачек, смешливые, добродушные и озорные. Донимали меня постоянно. Видимо, от скуки обыденной жизни. Заводики-то жили на отшибе, среди полей и виноградников, вдали от вечеринок, танцев и кинотеатров. Вот и шутили: “А вы нас рисовать будете? Нам сказали, что вы из Москвы, чтобы нас запечатлеть! А вы, честно, в самой Москве живете? И все время рисуете? А сколько получаете? А за границей были? А жена у вас есть? А на танцы ходите?” И не дожидаясь ответа, дружно хохотали, перемигиваясь, попутно подливая каждая свое домашнее вино. А я сидел и думал, как сделать эти чертовы этикетки, чтобы хоть в чем-то передать, отразить всю эту местную экзотику. Но были и более грустные темы. Женщины страдали от того, что их заставляли гнать план, делать дешевые “ординарные” вина. Они считали, что в состоянии делать настоящие, марочные и коллекционные вина, не хуже, чем французские и итальянские, а уж тем более болгарские. А им – не дают, почему – неизвестно.
В конце концов прибыли к исходу третьего дня в “Прасковею”. Была пятница, и все местные виноградари сидели за длинным обильным столом в тени огромного дерева, уже очень веселые и разогретые. На нас сразу обрушился шквал гостеприимства. Здесь народ был серьезнее: люди делали лучший и единственный в России “собственный” коньяк. Даже мой водитель Володя не устоял, благо завтра был день отдыха. Пил он осторожно, маленькими дозами и всякий раз приговаривал: “Одно неосторожное движение – и ты отец!” Я же, на радостях от завершения “плана”, совсем потерял бдительность. В итоге обнаружил себя в воде среди плавающих больших золотых рыбок. В глаза било золотое закатное солнце, а сам я, видимо, уснул в круглом бассейне с лотосами и белой гипсовой фигурой пионера с горном – посреди рыбок. Откуда-то доносилось громкое нестройное пение с криками: “Любо! Любо!” За столом все еще шла трапеза виноделов. Про меня и не вспоминали. Собрав оставшиеся силы, выжав свои мокрые одежды, я в смущении направился к разгулявшимся казакам, не зная, как им объяснить свой странный вид. Но вдруг две женщины поднялись из-за стола и сбежали по ступенькам террасы ко мне: “Извините, извините! А мы вас искали! Мы немного пошутили! Угостили вас нашим фирменным ликером 70-градусным, на розовых лепестках! А вы и хватанули сразу полстакана! От этого бы никто не устоял! Тем более по такой жаре!”
Наутро мы с Володей проснулись в комнате, заваленной огромными букетами роз. Они были уже перецветшие, засыпали весь пол, как ковром, красными и палевыми лепестками. На завтрак нам принесли огромную, из 15 яиц, яичницу по-прасковейски и неизменные цыплята табака. Мы поняли, что пропали. Потом начались деловые беседы – как сделать “что-то новое, но чтобы и в традициях”. Чтобы не хуже, чем у французов. Вдруг Володя решил похвастаться: “А вот Виталий живет в Москве в особом доме, в одном подъезде с Высоцким, с Никитой Михалковым, с паном Профессором из «Кабачка»”. Упоминание персонажа Бориса Рунге вызвало взрыв восторга и зависти: “Как! Сам пан Профессор? И вы его видите? Не может быть!” На других знаменитых и великих никто не обратил внимания. Я говорю: “Да, пан Профессор живет со мной в одном подъезде. Мало того – его неизменные партнерши, Аросева и Шубина, иногда прячутся друг от друга в нашей квартире”. – “Как это прячутся? Зачем?” – “Они вот так деликатно, чтобы не ссориться, делят между собой его внимание!” Виноделыпи в возмущении: “Вот это да! Вот это москвичи! Я бы никогда Профессора никому не уступила!” – “И я бы – никогда!” – “Профессор к нам как-нибудь приехал бы в гости – мы бы его так встретили!”
Так и остался в моей памяти этот день: поля цветущих роз, густой аромат коньяков – и цветной портрет пана Профессора из какого-то журнала над столом с подписью от руки “Кабачок 13 стульев”. Водитель Володя заполнил все 6 канистр разнообразным алкоголем “для руководства”. А я привез в Москву еще несколько смешных и теплых южных воспоминаний, а также стойкую симпатию к коньяку “Прасковейский”. (В те далекие времена мне и в голову не могло прийти, что когда-то я буду каждый день проходить мимо шикарного фирменного магазина “Прасковея” на Малой Грузинской, рядом с нашим домом.)