— Блядь, — матерится Уильям. Он хватает воротник рубашки Миллера и притягивает его к себе. Я подпрыгиваю от удивления. Но не прошу их остановиться. Не могу и слова вымолвить.
— Отпусти… меня, — медленно произносит Миллер, в его голосе бешенство, — сейчас же.
Оба мужчины застывают, кажется, навсегда. А затем Уильям отталкивает Миллера и опускается на свое место, поднимая голову к потолку.
— Ты действительно в этот раз облажался, Харт. Сядь, Оливия.
Тут же опускаюсь в кресло, не желая создавать новые проблемы. Наблюдаю за тем, как Миллер поправляет рубашку и галстук, а затем тоже садится. Испытываю глупое облегчение, когда он берет мою ладонь и сжимает, показывая, что в порядке. Контроль вернулся к нему.
— Я так понимаю, ты говоришь о вчерашнем. — Уильям саркастично смеется, его взгляд теперь направлен на меня и Миллера. — Ты хочешь узнать, не о том ли я, что ты пытался пометить свою территорию в моем офисе?
— Что я и сделал.
Помоги мне, боже.
— Довольно! — кричу я, раздраженно глядя на Миллера. — Просто хватит! — Оба откидываются назад, на раздражающе красивых лицах застывает удивление. — Давайте вы уже прекратите строить из себя мачо!
Выдергиваю ладонь из хватки Миллера, но он тут же возвращает ее назад, затем оставляет легкий поцелуй.
— Прости, — просит искренне.
Глубоко вздыхаю и обращаю внимание на Уильяма, который, в свою очередь, задумчиво изучает Миллера.
— Я думала, ничто не сломает нас, — произношу я, замечая, что Миллер прекращает поток поцелуев.
После того, как Уильям помог нам улететь в Лондон, я была уверена, что он больше не вмешается в наши жизни.
Он вздыхает. Чувствую, как Миллер опускает мою ладонь себе на бедро.
— Я сам сейчас ругаю себя, Оливия. Я вижу любовь, но еще замечаю катастрофу. Я ни хера не понимаю, что сделать ради хорошего исхода. — Он прочищает горло и смотрит на меня, извиняясь. — Прости за грубые слова.
Саркастично выдыхаю. Прости за грубые слова?
— И что нам теперь делать? — продолжает Уильям, игнорируя мое потрясение и глядя на Миллера.
Да, давайте уже покончим с этим. Тоже смотрю на Миллера. Он ерзает в кресле, ему некомфортно.
— Я все еще хочу выйти, — говорит он под нашими взглядами. Дискомфорт не мешает ему решительно произносить свои слова. Уверенность — это хорошо. Хотя я прихожу к выводу, что этого недостаточно.
— Да, это мы уяснили. Но позволь спросить, позволят ли тебе уйти? — Риторический вопрос. Ответа нет. И не будет. Поэтому Уильям продолжает: — Почему ты привел ее сюда, Харт? Зная, насколько деликатная ситуация. Зачем?
Меня будто парализовало. Каждый мускул моего тела напрягается в ответ на вопрос. Не могу позволить Миллеру взять вину на себя.
— Он не брал меня, — стыдливо шепчу я, ощущая, как хватка на ладони стала сильнее, — Миллер был в «Айс». Я дома. Мне позвонили. Незнакомый номер.
Уильям фыркает.
— Продолжай.
Набираюсь смелости и смотрю на Миллера. На его лице нежное, любящее выражение.
— Я услышала то, что мне не понравилось.
Жду очевидного вопроса, но он не следует.
— София, — Уильям закрывает глаза и выдыхает, — София, мать твою, Рейнхофф. — Он пристально смотрит Миллера. — Слишком много факторов, указывающих на то, что стоит прекратить отношения с Оливией.
— Миллер ничего не сделал, — спорю я, наклоняясь. — Это моя вина. Я пошла в клуб. Вывела Миллера из себя.
— Как?
Снова отстраняюсь, закрываю рот. Он не захочет услышать это, как и Миллер не хотел видеть.
— Я… — лицо начинает гореть под пристальным взглядом Уильяма, — я…
— Ее узнали, — встревает Миллер. И я понимаю, он винит Уильяма.
— Миллер…
— Нет, Оливия, — перебивает он и наклоняется вперед. — Ее узнал один из твоих клиентов.
На лице Уильяма сожаление, отчего я сама испытываю вину.
— Мне пришлось наблюдать за тем, как какой-то слизняк пытается забрать ее у меня, предлагает позаботиться о ней. — Он дрожит, снова наполняясь гневом. — Мистер Андерсон, ответьте, что бы вы сделали?
— Убил.
Отшатываюсь, услышав короткий ответ. О, он бы так и сделал.
— Что ж, я его пощадил… — Миллер снова расслабляется. — Просто… делает ли это меня человеком лучше, чем ты?
— Полагаю, делает, — отвечает Уильям.
Он честен. По какой-то причине, я совсем не удивлена.
— Рад, что мы прояснили этот момент. Теперь давайте забудем об этом. — Миллер ерзает в кресле. — Я выхожу, забираю с собой Кэсси, и даже скажу тебе, как именно.
Уильям внимательно изучает его, а затем они оба поворачиваются ко мне.
— Хотите, чтобы я ушла?
— Подожди меня в баре, — холодно отвечает Миллер.
И это выражение его лица я знаю прекрасно. Этакое «я не сдвинусь с места» лицо.
— Так ты привел меня сюда для того, чтобы трахнуть на столе?
— Оливия! — ругается Уильям.
Я даже на мгновение перевожу презрительный взгляд с Миллера на него. Он смотрит в ответ. Если бы в этот момент во мне было больше безрассудства, я бы зарычала. Но понимаю, что ничем не помогу. На самом деле вся наша ситуация доказывает, что я помеха. Но все равно… злюсь. На ощущение бесполезности. На то, что такая сложная.
Молча встаю и покидаю офис, тихо закрывая дверь. В оцепенении шагаю по коридору в поисках женского туалета. И без разницы, что прекрасно знаю, куда идти. Не обращаю внимания на то, как люди на моем пути бросают на меня заинтересованные взгляды. Трудно, но я справляюсь. Понимаю, как может повлиять выражение безнадежности на моем лице, поэтому нахожу в себе силы.
После того, как я провела время в туалете, вымыла руки и целую вечность безучастно смотрела на себя в зеркало, направляюсь в лаундж-бар и сажусь на барный стул, быстро заказывая бокал вина — что-нибудь, на чем можно сосредоточиться, кроме того, что происходит в кабинете Уильяма.
— Мадам, — улыбается бармен и ставит передо мной бокал.
— Спасибо.
Отпиваю и осматриваюсь по сторонам, радуясь про себя, что Карла не видно. Быстро смотрю на телефон. Сейчас только полдень. Кажется, будто утро длилось целую вечность. Мысль о скорой встрече с Нан и то, что через несколько часов мы увезем ее домой, поднимает мне настроение.
Чувствую, как окружающая атмосфера и неторопливые глотки вина успокаивают меня. А потом это ощущение. Я испытывала его в последний раз в Нью-Йорке. И вот, оно снова настигло меня. Озноб. Покалывающие мурашки пробегают по плечам, а затем волосы на макушке встают дыбом. Поднимаюсь, поглаживаю шею и смотрю по сторонам. Ничего необычного. Мужчины пьют, женщины сидят рядом на барных стульях. Отмахиваюсь от ощущения и отпиваю еще вина.
Бармен улыбается подошедшей женщине.
— Джин «Хендрикс», пожалуйста, — произносит она мягким, но хриплым голосом, пропитанным сексом. Теперь я вспоминаю, как звучат женщины Уильяма. Как будто учились искусству словесного соблазнения. Даже заказ звучит эротично. Несмотря на неприятное напоминание, улыбаюсь сама себе. Даже не знаю, почему. Может, потому что прекрасно понимаю: я так никогда не звучала.
Подношу вино к губам, наблюдая, как бармен наливает и протягивает даме бокал, затем слегка поворачиваюсь, чтобы увидеть вход в бар, ожидая появления Миллера и Уильяма. Как долго они будут разговаривать? Они вообще живы? Пытаюсь перестать волноваться. Довольно легко это сделать, когда пугающие ощущения снова возвращаются, заставляя меня на автомате повернуться.
Вижу смотрящую на меня женщину. Она держит стакан изящными пальцами. Как у меня. Сердце будто подкатывает к горлу. В голове проносятся миллионы воспоминаний. Видения ясны. Даже слишком.
— Моя малышка, — шепчет она.
Глава 15
Мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза. Зрительный контакт не обрывает даже звон разбитого бокала, выпавшего из моей безжизненной ладони.
Сапфир на сапфир. Горе и шок.
Мать и дочь.
— Нет, — шепчу я и, соскользнув с барного стула, отшатываюсь назад. — Нет!
Разворачиваюсь, чтобы убежать. Голова кружится и гудит. Дышать тяжело. Врезаюсь в широкую грудь. Ощущаю, как сильные ладони обхватывают мои плечи, и поднимаю взгляд. Карл обеспокоенными глазами изучает мое обезумевшее лицо. И это подтверждает, что мое видение — реальность. Злодей выглядит встревоженным, и ему совсем не идет.
Слезы текут из моих измученных глаз, пока он удерживает меня на месте. Тревога исходит от его большого тела.
— Черт возьми, — рычит он, — Грейси, что за глупые игры?
Упоминание имени моей матери возвращает оцепеневшее тело к жизни.
— Отпусти, — кричу я и вырываюсь из хватки, ощущая подступающую панику и огорчение, — пожалуйста, отпусти меня!
— Оливия! — Ее голос пробирается по коридорам моего сознания, позволяя шквалу потерянных воспоминаний атаковать меня. — Оливия, пожалуйста!
Как в детстве слышу ее голос. Слышу приглушенную колыбельную, чувствую мягкие пальцы, ласкающие щеку. Вижу ее спину, когда она уходит из бабушкиной кухни. Меня это сбивает с толку. Ее лицо все портит.
— Пожалуйста, — умоляю я, глядя слезящимися глазами на Карла. Мой голос дрожит, а сердце сдавливает. — Пожалуйста.
Он поджимает губы, и все возможные эмоции играют на лице злодея, как на фотопленке: горе, печаль, вина, гнев.
— Черт, — ругается Карл, и внезапно тянет меня за стойку бара.
Он ударяет кулаком по скрытой кнопке за полкой, полной спиртных напитков, и все здание внезапно начинает кричать, вокруг нас так громко звенят тревожные колокольчики, что все вскакивают со своих стульев. Активность вспыхивает в одно мгновение. И невыносимый звук, что странно, успокаивает. Карл привлекает внимание всех вокруг, но я знаю, что ему нужен один конкретный мужчина.
— Оливия, малышка.
Электрический разряд пробегает по телу, когда она легко касается моей руки. Снова дергаюсь в крепких руках Карла. В этот раз мне удается освободиться.
— Грейси, оставь ее! — рычит Карл, когда я выбегаю из-за стойки, а ноги мгновенно немею