— Он ребенок. Не спорь с ним, — шепчу, не обращая внимания на сардонический смешок Уильяма. Знаю, о чем он думает. Он считает, что это причуда никак не связана с тем, что Гарри еще мал. Просто дело в том, что я его отец. — Это всего лишь носки, — уверяю я.
Мой маленький мужчина медленно осматривает нас и поджимает губы, словно готовясь к худшему. Он уверен, что Уильям, Грег, Бен и я не подведем его, но старый Джордж…
— Отличный выбор, Джордж! — произносит Гарри, опускаясь на колени, чтобы рассмотреть поближе.
Я буквально слышу, как грудь Джорджа вздымается от гордости.
— Спасибо, Гарри. Бабушка Жозефина следит за мной.
Кажется, мое облегчение осязаемо, так же как и Уильяма. Мы оба смотрим на лодыжки Джорджа. Он надел пару темно-синих шерстяных носков. Страшные, конечно, но одинаковые, так что проходят тест. Жозефина гордо улыбается, и я мысленно благодарю ее за то, что она взяла все под свой контроль. Потому что Гарри заставил бы Джорджа снять носки, а обнаженные ноги старика — не самое приятное зрелище. Я вздрагиваю.
— Мило? — вполголоса интересуется Уильям, тыча в меня локтем. — У нас значит с тобой шелк, а ужасные носки Джорджа получают похвалу?
Я хихикаю и опускаю штанину. Осмотр закончен. Наблюдаю, как Гарри подбегает к дедушке.
— Дедушка, а можно мне теперь подарок?
Уильям смотрит на Грейси, спрашивая разрешения. Та кивает. Он делает шаг назад и садится, устраивая Гарри рядом. Тот уже пытается отобрать пакет.
— Эй! — ругается Уильям, отдергивая пакет и бросая на внука предостерегающий взгляд. — Куда делись твои манеры?
— Прости, деда.
— Вот так лучше. Знаешь, в этом мире есть только один человек, которого я позволю бабушке любить больше, чем себя.
— Я, — без промедления заявляет Гарри, — но в действительности у тебя нет выбора.
Я ничего не могу с собой поделать, разражаюсь смехом, к большому неудовольствию Уильяма, держась за живот и вытирая мгновенно намокшие глаза.
— Извини, — смеюсь я, понимая, что нужно успокоиться, прежде чем он замахнется на меня.
— Клянусь, это выводит меня из себя, — ворчит Уильям, в отчаянии качая головой и уворачиваясь от руки Грейси, когда та собирается хлопнуть его по плечу.
— Эй!
— Ну! — спорит он, ласково похлопывая Гарри по щеке. — Как это возможно?
— Он само совершенство. — Вытираю мокрой тряпкой грязные пальчики Гарри.
— Спасибо, папочка.
— Всегда пожалуйста. — Мне хочется стиснуть его в объятиях. — Нам нужно идти.
— Дай мне посмотреть, что там, — просит он, роясь в подарочном пакете. Мы все знаем, что внутри.
— Смотри!
Он уже забыл про носки, переживания стали неважными. Мне кажется, я не найду разумного способа исправить это.
— Ух ты! — Мне становится интересно, и я тоже рассматриваю пару. — Очень умно.
— На них нарисованы лошадки. — Гарри вытаскивает носки и прижимает к груди. — Они подходят к моей рубашке! Это невероятно круто!
Я рад, Грейси тоже. Каждый гребаный человек в этой комнате просто сияет от счастья. И пусть хоть кто-нибудь попробует сказать мне, что мой мальчик не идеален.
Встаю. На меня смотрят три пары глаз. Мне кажется, что все они думают о том, как я внутренне дрожу. Словно это самый яркий момент этого дня.
Двери открываются, и мой пульс ускоряется. Я не дам увидеть сыну свое состояние. Не хочу показывать эту часть себя. Никогда не позволяйте ребенку видеть ваш страх — это знает каждый.
Какого хрена кабинет психотерапевта находится на восьмом этаже? Моему мальчику тяжело подниматься наверх своими маленькими ножками, а нести себя на руках он не позволяет. Так что я застываю в этом проклятом лифте, и так происходит с тех пор, как Оливия настояла, чтобы мы приезжали сюда. У меня портится настроение.
Я чувствую, как маленькая рука сжимает мою, вырывая меня из транса. Черт, я делаю ему больно.
— Ты в порядке, папочка?
Его темно-синие глаза всматриваются в мое лицо. В них беспокойство, и я ненавижу себя за то, что заставляю его переживать.
— Прекрасно, милый мальчик.
Я заставляю себя шагнуть вперед, мысленно выкрикивая мантру ободряющих слов, когда мы переступаем порог коробки ужасов.
Сфокусироваться на Гарри. Только на Гарри. Давай смотри на своего сына.
— Хочешь, пойдем по лестнице?
Его вопрос загоняет меня в угол. Он никогда не спрашивал этого прежде.
— Почему я должен хотеть идти по лестнице?
Он пожимает плечами.
— Не знаю. Может, сегодня тебе не нравится лифт.
Ощущаю себя дураком. Мой пятилетний ребенок пытается помочь мне. Неужели он меня раскусил? И больше не удастся прятать испуг?
— Мы поедем на лифте, — подтверждаю я, протягиваю руку и нажимаю кнопку восьмого этажа, возможно сильнее, чем необходимо. Я полон решимости преодолеть свой страх.
Двери закрываются, и маленькая рука Гарри начинает сжимать мою. Я опускаю глаза и вижу, что он внимательно изучает меня.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, на самом деле стараясь отвлечься.
Он улыбается.
— Мне кажется, ты сегодня выглядишь сногсшибательно, папа. Маме понравится.
— Мама предпочитает, чтобы я носил свободную одежду, — напоминаю ему, смеясь, когда он выказывает неодобрение. Страшно подумать, сколько костюмов я купил за эти годы, и все они прекрасны, но она все равно надевает потрепанные джинсы.
Лифт звенит, двери открываются, выпуская нас в приемную кабинета терапевта.
— А вот и мы!
Гарри выбегает, увлекая меня за собой. Я успокаиваюсь и обнаруживаю, что он меня тащит через комнату к столу секретарши.
— Привет! — щебечет Гарри.
Мой мальчик может вызвать улыбку на лице самого несчастного человека в мире. А секретарь — именно такой человек. Грозная женщина, но моему сыну она улыбается так, словно завтрашнего дня не будет.
— Гарри Харт! Как я рада тебя видеть!
— Как дела, Анна?
— Стали лучше, когда ты пришел. Не хотите присесть?
— Конечно. Давай, папа.
Меня ведут к двум свободным местам, но улыбки Анны я не удостоен, когда киваю в знак приветствия. К тому же ее дружелюбие исчезает, когда она смотрит на меня.
— Мистер Харт, — почти рычит она, намекая, что разговор закрыт и снова сосредотачивается на экране компьютера, стуча по клавиатуре. Она похожа на русскую штангистку, а ведет себя как бульдог. Мне она не нравится.
Подтянув штанины, я сажусь рядом с Гарри и некоторое время изучаю окружающую обстановку. Здесь относительно тихо, как и всегда в конце дня. Наша единственная компания — нервная леди, по имени Вэнди, которая отказывается смотреть кому-либо в глаза, даже Гарри. Он как-то настойчиво пытался с ней поговорить, но в итоге сдался и теперь называет ее Странной Вэнди.
— Я сейчас вернусь, — говорит Гарри, направляясь в детский уголок, где аккуратно сложены кубики «Лего».
Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как он опрокидывает коробку и раскидывает кубики повсюду. Он бросает быстрый взгляд на Странную Вэнди, когда Анна рявкает, приказывая ей пройти в кабинет доктора.
Та быстро убегает, оставляя меня и сына одних в зоне ожидания.
Закрываю глаза и вижу темно-синий оттенок везде: яркие, блестящие, прекрасные сапфиры и светлые волосы. Эта красота чиста и необузданна. Каждая моя чертова частичка принадлежит ей. Теперь я это понимаю. Улыбаюсь, слыша, как мой мальчик собирает «Лего» в другом конце комнаты. Он тоже мой.
— Мистер Харт?
Я подпрыгиваю на стуле при звуке нетерпеливого голоса. Открываю глаза, надо мной возвышается. Быстро встаю. Не люблю чувствовать себя уязвимым под ее прищуренным взглядом.
— Да?
— Вас ожидают.
Она шмыгает носом и отходит, хватая сумочку из-за стола, а после исчезает в ожидающем ее лифте.
Я вздрагиваю, затем ищу Гарри и нахожу у двери, его рука лежит на ручке.
— Поторопись, папа! Мы опаздываем.
Я следую за Гарри в офис, морщась, когда ощущение проблем миллиона людей обрушивается на меня. Они словно витают в воздухе, и в результате меня охватывает озноб. Не понимаю, почему это происходит каждый раз. Здесь тепло и уютно, но я все равно испытываю дискомфорт. Ненавижу сюда приходить. Но есть одна проблема. Гарри нравится это место. А эта женщина постоянно зовет его сюда. Лично мне кажется, что ей доставляет удовольствие смотреть, как я извиваюсь на стуле, пока она сидит за своим столом.
Я стону и сажусь на стул, и Гарри делает то же самое. Но в отличие от меня раздраженного, он ухмыляется. Это поднимает мне настроение, и я немного улыбаюсь.
— Привет, Гарри, — говорит она.
У нее нежный и успокаивающий голос. Я ее еще не вижу, так как кресло стоит спиной к нам. Но когда она поворачивается, ее красота заставляет меня застыть на мгновение. Кажется, еще немного, и мой член встанет в штанах.
— Привет, мамочка, — произносит Гарри, его глаза блестят. Он счастлив теперь, когда мама суетится вокруг него. — Мы пришли за тобой. У тебя был хороший день?
Она расплывается в самой потрясающей улыбке, а ее темно-синие глаза, такие же, как и моего мальчика, сверкают, как бриллианты.
— У меня был чудесный день, и теперь, когда вы здесь, он стал еще лучше.
Она смотрит в мою сторону. Ее щеки пылают. Я хочу взять ее прямо здесь и сейчас. Ее широкая улыбка становится застенчивой, и она закидывает ногу на ногу.
— Добрый вечер, мистер Харт.
Я поджимаю губы и ерзаю на стуле, пытаясь сохранять спокойствие перед сыном.
— Добрый вечер, миссис Харт.
Каждый кусочек того света, который поглотил нашу жизнь с тех пор, как мы встретились, сталкивается друг с другом и взрывается. От этого моя спина выпрямляется, а сердце бешено стучит. Эта женщина, такая светлая, чувствительная и идеальная принесла мне больше счастья, чем я думал. Дело не только в близости, а еще и в том, что я стал объектом ее привязанности. Я — центр всего ее мира. А она — ядро моей души.
Смотрю, как Гарри спрыгивает со стула и направляется к книжным полкам.