— Как ты? — напевает она ему, не удостоив меня еще одним взглядом. Нет, ее внимание приковано к моему совершенному Миллеру. — Выглядишь стильно, как всегда.
— Бетани, — приветствует ее Миллер, спокойно и холодно, вся его непринужденность, которую он мне дарит, исчезает при виде красных губ и стильно уложенных волос. — Я очень хорошо, спасибо. Как сама?
Она надувает губки и переносит весь свой вес на одну ногу, выпячивая бедро. Язык ее тела источает флюиды явно, четко и целенаправленно.
— Всегда хорошо, ты ведь знаешь.
Закатываю глаза и прикусываю язык, поникнув внутри. Еще одна. Теперь ей нужно только заметить меня и прикончить одним из тех взглядов или выплюнуть пару жестоких слов. А если она вытащит одну из его визиток, я не отвечаю за свои действия.
— Отлично, — отвечает он, односложно и резко, несмотря на идеальную вежливость. Я чувствую его беспокойство, все признаки Миллера и его потребности избегать общения с людьми, именно в этот момент я задаю себе вопрос, почему все эти женщины так им заинтересованы, когда он может быть таким враждебным. Он абсолютный джентльмен на свиданиях, — он сам так сказал — но что помимо этого? Как бы они отреагировали, если бы он осчастливливал их своим преклонением. Я смеюсь внутри. Они бы были как я. Не в состоянии без него функционировать. Обреченные. Безжизненные.
Миллер прочищает горло и перекладывает одежду в своих руках.
— Мы пойдем, — говорит он, обходит Бетани, очевидно ожидая, что я последую за ним, но я, почувствовав на себе пытливый взгляд, не могу заставить свои ноги передвигаться. Ну, началось.
— Оу, — выдыхает она, осматривая меня с ног до головы заинтересованным взглядом. — Похоже, кое-кто опередил меня сегодня. — У меня отвисает челюсть, а она невозмутимо улыбается при виде моего оскорбленного состояния. — Простите, вы..?
Я ей скажу, кто я такая. Прими это или учись справляться лучше. Вот мои варианты. Во мне есть дерзость, доказано, и мне нужно учиться грамотно ею пользоваться. Эта девушка, так же как остальные, заставляет меня чувствовать себя ничтожной, и все же Миллер не выказывает своей злости относительно возможности этой девушки вклиниться между нами или заставить меня сомневаться в своей значимости.
— Привет, я Оли…
— Прости, мы опаздываем, — прерывает меня Миллер, как раз когда я нашла в себе дерзость и собралась ею воспользоваться. — Всегда рад. — Он кивает Бетани, которая теперь выглядит действительно заинтересованной, и осторожно подталкивает меня в спину, вместо того, чтобы воспользоваться своим обычным прикосновением к моей шее.
— Ох, аналогично, — восклицает Бетани. Жесткость мгновенно охватывает все тело Миллера. — Надеюсь, скоро увидимся.
Он быстро уводит меня, оба молчим, напряжение осязаемо. Всегда рад. Я сержусь внешне и внутренне. Мы поворачиваем за угол, заходя в отдел мужской обуви, и Миллер тут же хватает первую попавшуюся на глаза пару и показывает мне. Я не смотрю. Бетани уничтожила весь наш сегодняшний прогресс.
— Эти? — он отчаянно старается отвлечь меня. Не сработает. Дерзость, которую я собиралась вывалить на ту девушку, теперь кипит во мне с хорошей примесью злости, и есть только один человек, на которого я могу все это выплеснуть.
Я откидываю туфли:
— Нет.
Он отшатывается, распахнув глаза и слегка приоткрыв идеальные губы.
— Прошу прощения?
Злобно прищуриваюсь, глядя на него.
— Не начинай со своим прощением, — предупреждаю. — Она была клиенткой. Она могла меня преследовать?
— Нет, — он чуть не смеется.
— Почему ты не дал мне просто представиться? И почему ты не поставил ее на место?
Миллер осторожно ставит туфли на полку и передвигает чертову вещь, прежде чем приблизиться ко мне с задумчивым видом. Мое тело отвечает раздражением и нежеланием, но уступает.
— Я уже говорил, не хочу, чтобы кто-то вмешивался, поэтому, чем меньше людей знают, тем лучше. — Подушечкой указательного пальца он приподнимает мой подбородок, принуждая посмотреть на его лицо, покрытое темной щетиной. Замечаю раздражение, плещущееся в глубине его красоты. — Когда я говорю, что есть только мы, — не я или ты — я также имею в виду никого другого.
Каким бы ни был соблазн, существование только меня и Миллера все же невозможно.
— Сколько их? — спрашиваю я. Мне нужно знать, со сколькими из них мне придется столкнуться лицом к лицу. Мне нужно знать хоть что-то, чтобы выделить их, когда столкнусь. Кто из них сможет предугадать его следующее движение? Кто из них станет меня преследовать?
— Это не важно, — он кладет руки мне на плечи, втирая в меня спокойствие, — потому что сейчас есть только моя сладкая девочка. — Его искренность въедается в меня, стирая все сомнения.
Оставь это.
Собравшись с силами, не нахожу нужных для ответа слов, так что хватаю с первой попавшейся полки ботинки.
— Эти, — провозглашаю, и, не дав Миллеру шанса отказаться, направляюсь прямиком к консультанту.
Она улыбается, выпрямив спину, когда впервые бросает взгляд на Миллера.
— Да, мадам. Размер? — Она жадным взглядом смотрит на Миллера, неосознанно подстрекая меня. Я бы хотела назвать ей размер, но, к моему сожалению, вынуждена обернуться и спросить у Миллера.
— Одиннадцатый, — говорит он тихо, пристально меня разглядывая. Ненавижу вдох удовольствия, исходящий от девушки-консультанта. Ненавижу свою реакцию на ее явный интерес.
Встаю перед Миллером и оборачиваюсь, глядя на нее с раздражением:
— Одиннадцатый, — повторяю я, кивая на обувь. — И да, правду говорят про размер. — Я шокирована своим наглым заявлением, и удивленный кашель Миллера за моей спиной говорит мне о том, что он тоже. Но мне все равно. Сегодня время, проведенное вместе, далеко от приятного, и все это вмешательство начинает выводить меня из себя.
— Безусловно! — Она вздрагивает от силы децибелов в собственном голосе, избегая моего взгляда и борясь с диким румянцем на щеках. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас вернусь. — Она без промедления удаляется, никаких виляний бедрами или кокетливых взглядов с ее стороны не замечается. Улыбаюсь сама себе, с удовольствием ускользая с дискомфорта, который создала сама, хотя обещала себе придерживать свой острый язык.
— У меня вопрос, — шепот Миллера мне на ушко стирает с лица все мое самодовольство. Не хочу смотреть на него, но едва ли у меня есть выбор, когда он сжимает мои плечи и разворачивает в своих руках. Собираюсь с силами, понимая, что увижу. Я права. Бесстрастное выражение лица лишь с легкой ноткой осуждения в глазах.
— Какой? — В итоге все довольство испаряется из меня от осуждения, уже потоками источаемого от Миллера. Я перешла черту.
Он убирает руки в карманы.
— Что правда и кто говорит?
В порыве веселья плотно сжимаю губы:
— Ты знаешь, что и кто.
— Объяснись, — командует он, не разделяя моего веселья.
От этого улыбаюсь только сильнее:
— В торговом центре?
— Да.
— Ну… — отодвигаюсь и оглядываюсь вокруг, слишком много покупателей в непосредственной близости, чтобы говорить о таких вещах. — Я расскажу тебе позже. — Он это специально. Все он понимает.
— Нет, — он подходит ближе, прижимаясь ко мне своим торсом, согревая своим дыханием. — Я хочу знать сейчас. Пребываю в неведении. — Если ему и приходится держаться за свою серьезность, то он этого не показывает. Он абсолютно серьезен, даже мрачен.
— Ты со мной играешь, — отхожу, только ему это не нравится, так что он вмиг заполняет собой то пространство, что я создала между нами.
— Скажи мне.
Черт бы его подрал. Пытаясь отыскать глубоко внутри свое дерзкое «я», смущенным шепотом собираю по кусочкам объяснение.
— Размер ноги и мужское, — откашливаюсь, — достоинство.
— Что с ними?
— Миллер! — суечусь, чувствуя, как под давлением вспыхивают щеки.
— Скажи мне, Ливи.
— Ладно! — выпалив, встаю на носочки, чтобы губами прижаться к его уху. — Говорят, большой размер ноги соответствует большому члену. — Лицо пылает, чувствую, как он задумчиво кивает, волосами щекоча мою щеку.
— Это так? — спрашивает он на полном серьезе. Ублюдок.
— Да.
— Интересно, — бормочет он, а потом на выдохе посылает мне по уху горячий воздух. Это еще сильнее сбивает меня с толку и моя невозмутимость испаряется, заставляя меня податься немного вперед. Я врезаюсь в него, шумно выдохнув. — Все хорошо? — голос у него такой важный.
— Превосходно, — бормочу и, с трудом найдя в своей слабости силы, отстраняюсь от него.
— Отлично, — шепчет он тихо, блуждающим по мне взглядом наблюдает за тем, как я с трудом беру себя в руки. — О, смотри, — кивает куда-то за мое плечо, побуждая меня обернуться. — Вот и мой одиннадцатый.
Усмехаюсь, чем зарабатываю толчок в спину от Миллера и озадаченный взгляд от девушки-консультанта.
— Одиннадцатый! — щебечет она, отчего мой смех переходит в истерический хохот. — Вы в порядке, мисс?
— Да! — восклицаю, отворачиваюсь и хватаю первую попавшуюся обувь, которую только смогла найти, лишь бы отвлечься от одиннадцатого размера. Закашливаюсь, увидев размер, выбитый крупным, жирным шрифтом на обуви, которую сама выбрала в качестве отвлечения: она тоже оказалась одиннадцатого размера. Хихикая, ставлю ее обратно на полку.
— Она в порядке, — утверждает Миллер. Я не гляжу на него, но знаю, что он смотрит мне в спину с видом, который для продавщицы покажется беспристрастным, только в глазах можно разглядеть озорной блеск. Если бы я была в состоянии смотреть на Миллера и флиртующую с ним девушку, не задыхаясь от смеха, я бы тут же развернулась, чтобы поймать это потрясающее зрелище. Но я не могу перестать смеяться, сильно содрогаясь.
Внимательно разглядывая случайную обувь с идиотской улыбкой на лице, я слышу шелест бумаги, когда девушка достает ботинки из коробки.
— Нужна ложка для обуви, сэр? — спрашивает она.