В кафе было шумно и душно. Дым из курящей половины кафе медленно надвигался на публику со здоровыми легкими, как зловещий туман в знаменитом ужастике Джона Карпентера.
— Конечно, я не собираюсь оспаривать свое увольнение, — проныла Кареткина. Возможно, кусок чизкейка, который она отправила в рот, действительно смягчил ее обиду. — Очень нужно приходить на работу и знать, что начальник тебя ненавидит. И еще глумится над тобой. Тебе-то хорошо: у тебя нет начальников…
— Открой свой бизнес, у тебя их тоже не будет, — пожала плечами Агата. — Ты считаешь, что я неплохо устроилась? А кто тебе мешает сделать точно так же? Я тебе помогу.
— Сравнила свинью с жирафом! — неожиданно вновь обозлилась Кареткина.
Ее настроение менялось каждые две секунды, и кто-нибудь другой уже давно взвился бы. Но Агата имела богатый опыт работы с клиентами и пришла к выводу, что у большинства людей крыша просто привязана к голове веревочками. Стоит дунуть — и ее сносит, как картонку. Агата научилась стоять на своем и при этом не драть понапрасну горло, усмирять гнев и быть лояльной даже к откровенным самодурам и самодуркам.
Тем более удивительной казалась ей собственная недавняя выходка на автомобильной стоянке, когда она поддалась какому-то животному порыву и изо всех сил огрела незнакомого мужика папкой по голове. Кстати, он вполне мог оказаться клиническим идиотом и в ответ заехать ей кулаком в челюсть. Некоторые мужчины дерутся с женщинами! Эту истину Агата открыла в тот день, когда сдавала отреставрированный летний домик владельцу сети автомастерских, а тому категорически не понравились ручки кухонных шкафчиков.
— И чем же ты собираешься теперь заниматься? — спросила она, глядя на подругу, хлебавшую восхитительный чай без всякого удовольствия.
— Я не зна-а-а-а-ю…
— Кажется, это не я звонила тебе вся в слезах, — напомнила Агата. — Но если поддержка тебе не нужна…
Она привыкла принимать Кареткину такой, какая она есть. Прощала ей грубость, вечное нытье и мелкие обиды просто потому, что Кареткина была подругой детства, а все, что заварилось в детстве, невозможно просто вырвать из сердца, как листок бумаги из блокнота. Это уже потом ты взрослеешь, становишься жестче, и листки летят по ветру, как журавли.
— Когда-нибудь, — Кареткина заговорила своим коронным тоном маменькиной дочки, — с тобой тоже случится что-нибудь такое, что тебя совершенно раздавит.
Она посмотрела на подругу круглыми кукольными глазами и заправила прядь волос за ухо.
— Спасибо, ты очень добрая, — проворчала Агата.
Она тут же вспомнила про больницу, про тайну, связанную с матерью, но решила ничем с рассерженной и возбужденной Кареткиной не делиться. Вряд ли ту удастся отвлечь от собственных горестей. Да и толкового совета она уж точно не даст. Никогда не давала.
— Вот ты сегодня вернешься домой, ляжешь спать, подкатишься Роману под бочок… — Взгляд Кареткиной неожиданно налился злобой.
— Если бы ты не прогнала Петухова, тоже могла бы спать у него под бочком. Он ведь хороший парень. Не понимаю, что вдруг на тебя нашло?
— Хороший парень, но ты бы в такого не влюбилась, — обвиняющим тоном заявила подруга.
— Просто потому, что я влюбилась в другого. О, кстати! Хочешь, покажу приглашения на свадьбу? — В этот момент мобильный телефон в сумочке Агаты пронзительно зазвонил. — Погоди, я сейчас…
Она достала телефон, зажала его между ухом и плечом и, крикнув «алло!», достала из портфеля картонную коробку.
— Погляди, какая прелесть, — сдавленным шепотом сказала она, сунув добытую вещь Кареткиной в руки.
— Что ты там шепчешь? — донесся до нее глубокий, красивый голос, при первых звуках которого по позвоночнику Агаты всегда пробегала стая восторженных мурашек. — Говори громче, мой жаворонок! Это твоя бабка Изольда.
Как будто ее можно было не узнать!
— Господи, как я рада тебя слышать! Как твои дела? Как себя чувствуешь? — зачастила Агата.
— Чувствую себя, как хавронья, которую привезли на ярмарку. Не то продавать будут, не то сразу резать. Ты знаешь, что я в Москве?
— Серьезно?!
— Ну, то есть не совсем в Москве, а… Святослав, где я нахожусь? — спросила она в сторону требовательным тоном. — Говорят, я нахожусь на Новой Риге. Не знаю, что это такое, но все вокруг выглядит так, будто должно охраняться государством.
— Это тебя Святослав туда привез? — догадалась Агата. — В гости, как я полагаю?
— Нет, насовсем. Выписал единственную доступную бабку сидеть со своими чадами. У сопливцев, понимаешь ли, обнаружился актерский дар. Я должна буду погружать их в атмосферу театра. Кроме того, маленькую Настю сразу начинает тошнить, когда в доме появляется новая няня. — Она понизила голос: — Или от няней начинает тошнить жену Святослава, я точно не поняла.
И Изольда Борисовна басом прохохотала что-то вроде музыкального фрагмента. У нее всегда это получалось неподражаемо. Было слышно, как где-то неподалеку завизжали дети. Кажется, они были в полном восторге от бабушки.
Агата страшно удивилась, что Святослав — не то ее троюродный, не то четвероюродный брат, которого она видела в последний раз лет в пятнадцать, — оказался столь человечным и чадолюбивым. Когда она училась классе в пятом, ей казалось, что братца вырастили в пробирке. Насколько она помнила, в то время он был тощий, прилизанный и разговаривал голосом Пятачка из мультика про Винни Пуха. Постоянно мыл руки с мылом и по первому требованию рассказывал взрослым обо всех своих школьных достижениях.
— Погоди, погоди… Так тебя забрали насовсем? — не поверила Агата. — А как же сцена? Твой родной театр? Твой партнер по спектаклям?
— Партнер ушел на пенсию, — вздохнула Изольда Борисовна, — а театр остался стоять. И надо тебе сказать, когда я уезжала, плакала именно я. А он и слезинки не проронил, подлец. Бывшая прима провинциальных подмостков — вот кто я теперь такая. Хотя примой-то я была давно, а в последние годы играла злобных старух и грозных цариц. Так что пора и честь знать.
— А как же твои кошки? — не желала сдаваться Агата. У нее все никак не укладывалось в голове, что Изольду Борисовну вырвали из привычной среды. — Что ты с ними сделала?
— Знамо что! Рассовала по котоноскам и привезла с собой. Всю дорогу бедняжки орали так, будто март наступил еще в прошлом году, а они только сейчас спохватились.
— Тебя что, везли на машине? Из такой дали?
— На «БМВ», — сообщила Изольда Борисовна. — А шофером был негр в фуражке. Нет, вообрази? Может, это теперь у банкиров такая мода и я совсем отстала от жизни? Но, когда я уселась рядом с этим типом, мне показалось, будто я Скарлет О'Хара и мисс Дэйзи в одном лице. И клянусь, кожа этого шофера блестела, как моя новая сумочка!
Агата неожиданно сообразила, что улыбается — рот до ушей. Подняла глаза на Кареткину, которая, по идее, все это время должна была восхищаться приглашениями на свадьбу, и наткнулась на ее откровенно завистливый взгляд. «Светка в своем репертуаре, — пронеслось у нее в голове. — Наверняка сидит и копит в себе обиду на то, что у меня есть бабушка, а у нее нет».
На самом деле Изольда Борисовна роль бабушки всю жизнь исполняла из рук вон плохо. Агате она всегда представлялась Незнакомкой из пьесы Себастиана «Безымянная звезда». Прилетела, сверкнула — и привет. Она была яркой, умной, доброй, но совершенно не умела поддерживать отношения. Даже с единственной родной внучкой, которую любила всем сердцем. Врываясь в жизнь Агаты примерно раз в год, она осыпала ее поцелуями, давила в нежных объятиях, обещала писать, звонить, приезжать, слать открытки и подарки, но все заканчивалось короткими телефонными разговорами и дикими сожалениями, что «чертов театр» сожрал ее вместе с кишками и совестью.
— Я рада, что ты воспринимаешь все так оптимистично, — сообщила Агата. — Мы ведь сможем увидеться? Мне как раз нужно порасспросить тебя кое о чем…
— Ну конечно, мой жаворонок! Святослав обещал не надевать на меня строгий ошейник. Мелкие сопливцы иногда выбираются из дому с собственными родителями, и в такие дни я надеюсь на увольнительные. Ты видишь, как мне повезло. Я всю жизнь жила в свое удовольствие и должна была умереть в канаве, в нищете и беспросветности. Но мне подфартило! Наверное, потому, что я такая незаурядная…
Закончив разговор, Агата обратилась к сидевшей с независимым видом Кареткиной:
— Извини, но ты сама понимаешь — бабушка!
— Тебя вот есть кому поддержать, — предсказуемо заныла подруга. — Если вдруг что, с голоду не помрешь. А я одна, как бездомная кошка!
— Почему бездомная? У тебя прекрасная двухкомнатная квартира, — привычно возразила Агата. — И я всегда могу тебя поддержать, мы же подруги.
— Дружба тоже иногда проверяется, — странным истерическим тоном заявила Кареткина и без всяких комментариев отдала Агате коробку с приглашениями на свадьбу. — Приходит такой момент, когда надо точно знать, настоящая рядом с тобой подруга или нет. И что именно ты можешь ей простить!
— Еще по чизкейку? — спросила Агата и улыбнулась до треска в ушах: — В честь твоей отставки.
— Нет уж, спасибо! Ты останешься стройной, а у меня на боках появятся валики, — гордо ответила несправедливо уволенная. — Лучше я поеду домой и отварю кусок трески. Это здоровая еда.
«Да несчастная треска протухнет прямо на тарелке, если ты будешь ковырять ее с такой физиономией», — подумала Агата, терпению которой пришел конец.
Она честно довела страдалицу до метро, решив, что сама прогуляется пешком. Немного воздуха ей точно не повредит. «А вдруг, когда я выйду замуж, Роман станет вести себя примерно так же? — неожиданно подумала она. — Странно, конечно, сравнивать подругу с женихом, но чем-то они неуловимо схожи. Самоуверенные нытики. Нет, что за глупые мысли! Прочь их, прочь… Мой брак будет удачным, очень удачным. И я еще посмеюсь над своими страхами».
Глеб вошел в квартиру и с порога крикнул, что у него потрясающая новость. Домашние сразу сбежались: бабуля в фартуке, обсыпанном мукой, встревоженная младшая сестра Кристинка, заинтригованный отец.