который я так опрометчиво покинула. Он заканчивался тупиком, а все комнаты были, насколько я помнила, забиты каким-то старым лабораторным оборудованием. Охранники, прибежавшие на зов, остановились, галдя, где-то около трупа своего товарища, и кто-то провопил:
— Ни хрена себе! Сашка мертв! Что делать, командир?! У нее Сашкина пушка!
— Подождем, — раздался в ответ раздраженный голос Игоря. — Да встаньте вы за стены, бараны! Не высовывайтесь пока. Черт, говорил же этому идиоту, чтобы сразу стрелял!
— Чем это она его уделала? Глянь, какая дыра во лбу.
— Хрен ее знает! Это не баба, а черт в юбке, от нее не знаешь, чего ждать.
Ах, ты не знаешь, ублюдок? Высунув руку с пистолетом за угол, я выстрелила. В ответ они тут же начали палить из всех стволов, которых там было не меньше пяти или шести.
— Стоп! — закричал Игорь. — Хорош стены долбить! Подождем, пока у нее кончатся патроны, а потом возьмем ее с потрохами.
— Замочу, падлу! — взвизгнул кто-то с ненавистью. — За Сашкá…
Взяв туфли в зубы, я на карачках поползла дальше по коридору, до следующего поворота. Мне хотелось зарыться куда-нибудь, спрятаться, чтобы не нашли, и ждать наступления утра. А там придет Дима с ребятами, и все образуется. И если бы я не была такой дурой, то отсиделась бы в кабинете Шостикова, и все именно так и случилось бы. Но меня понесло навстречу своей гибели, неизвестно, куда и зачем… Что вот я теперь буду делать, когда действительно закончатся патроны? Из этого тупика никуда уже не денешься, они перероют все комнаты, найдут и пристрелят. А потом сожгут труп в крематории, и никто не узнает, где могилка моя. И Дима никогда не сможет доказать, что я осталась здесь в нарушение всех законов о частной собственности и что здесь же был Родион, от которого тоже сразу избавятся, как только со мной будет покончено. Пока что я надеялась, что Крутицкий клюнул на мой блеф и не тронул пока Родиона. Но он, гад этакий, каким-то образом догадался, что я осталась внутри. Неужели Дима ничего не смог придумать? Ну и друзья у босса… А еще в МУРе работают. Или это Крутицкий оказался слишком умным? Впрочем, теперь уже без разницы, как все получилось, главное, что меня вычислили и теперь будут охотиться, пока не уничтожат. Если у Крутицкого есть свои люди на Петровке, то он наверняка знает о том, что Дима собирается вернуться утром, а значит, попытается во что бы то ни стало решить все свои проблемы до семи часов утра. И главная его проблема сейчас — это я. Ну что ж, если понадобится, я позову Пантеру, и пусть она сама разбирается здесь со всеми своими звериными методами…
Свернув за угол, я увидела тупик и поднялась на ноги. Голоса уже слышались в отдалении: охранники продолжали оставаться на своих местах, думая, очевидно, что я караулю их с пистолетом, и не решались лезть под пули в открытом пространстве узкого коридора. Толкнув первую же дверь с левой стороны, я вошла внутрь и оказалась в каком-то темном помещении. Нащупав на стене выключатель, зажгла свет и осмотрелась. Мы с Димой уже были здесь пару часов назад и ничего подозрительного не нашли. Огромная комната была заставлена четырьмя рядами длинных стеллажей, на которых громоздились непонятные электронные приборы, микроскопы и склянки с надписями по-латыни. В дальнем конце возвышался огромный железный шкаф темно-синего цвета, в котором на плечиках висели белые халаты. В принципе, при большом желании здесь вполне можно было продержаться до рассвета, решила я и начала выкручивать ногтем мизинца шурупы из крышки выключателя — свет мне был ни к чему. Отвинтив крышку, я вырвала один провод из контакта, и люминесцентные лампы тут же погасли. Закручивать крышку я не стала — пусть кого-нибудь долбанет током, если сунется, может, поумнеет… Приоткрыв дверь, я прислушалась. Голосов теперь уже слышно не было. Постояв в неизвестности минуты две и так ничего и не услышав, я, сгорая от любопытства, выскользнула в коридор и на цыпочках, сжимая в руке пистолет, пошла к повороту. Дойдя, затаила дыхание и стала вслушиваться в тишину. Ни звука. Это было странно. Не могли же они уйти? Опустившись на корточки, я осторожно выглянула за угол. Там тоже было пусто. Что за чертовщина? Такое ощущение, что на меня плюнули, про меня забыли и вообще до меня здесь не было никакого дела. Добравшись до того поворота, откуда недавно стреляла, я наконец услышала сдавленный шепот. Разговаривали все там же, где-то около трупа.
— Рвач, не спорь, — зло шипел Игорь. — Сейчас ты доползешь до того угла и проверишь, там она или нет.
— Но, командир, — протестовал Рвач, — если она там, то мне конец, ты ж понимаешь. Она меня первым же выстрелом уложит. Я так не согласен.
— Тебе за что бабки платят, скотина? Не можем же мы сидеть здесь до утра? Шеф сказал взять ее, значит, надо взять, понял?
— А почему всегда я? Пусть вон Кудрявый идет…
— А я что, крайний? — возмущенно прошептал Кудрявый. — Тебе сказали, ты и иди!
— Пошел ты…
— Короче, если не поползешь прямо сейчас, я сам тебя пришью, усек? — процедил Игорь. — Вперед и без базара.
Тяжкий вздох пронесся по коридору, и я услышала, как кто-то, сопя, пополз в мою сторону, перебирая коленями и руками по бетонному полу. Я стала отползать назад, за последний поворот. Оказавшись там, села и стала ждать. Вот он добрался до поворота, замер, видимо, боялся сразу выглянуть, потом зашевелился, шурша одеждой, и я поняла, что он все-таки осмелился выглянуть из-за угла. На этот раз по коридору пронесся вздох облегчения, а затем раздался громкий осипший голос:
— Ее здесь нет, командир! Она смоталась куда-то!
— Ты чего орешь, придурок! — рявкнул во всю глотку Игорь и скомандовал: — Идем, братва!
Десяток пар ног тут же затопал по коридору, а я сняла пистолет с предохранителя. Рассуждать о том, правильно я делаю или нет, не было никакого смысла: или они прикончат меня, или я их. Поэтому, дождавшись, когда вся толпа покажется из-за поворота, я выглянула из-за угла и, целясь в ноги, выпустила все оставшиеся в обойме патроны. Четверо амбалов в белых рубашках и галстуках тут же свалились на пол и задрыгались, крича от боли. Остальные, включая Игоря, который бежал последним, немедленно бросились назад и остановились за стеной.
— Сука! Ты что делаешь, гнида!!! — заорал кто-то. — Игорь, она так нас всех перебьет!
— Не перебьет, — весело ответил тот. — У нее уже патронов нет.
— Ты уверен?!
— А то… У Сашка была только одна обойма.
— А может, у нее еще своя пушка есть!
— А это мы сейчас проверим. Давай, иди и возьми ее. Если не выстрелит, значит, она наша.
— Братки, хватит трепаться, помогите же! — простонал кто-то из лежащих. — Утащите нас отсюда, мать вашу!
— Ага, а если она палить начнет? — несмело возразил кто-то, но Игорь ледяным тоном приказал:
— Волоките их в медпункт. Говорю же, нет у нее больше патронов. Она теперь наша. Миронов и Резо останьтесь здесь, остальные займитесь ранеными. Вперед.
Послышалось пыхтение, стоны усилились и начали отдаляться. Их волокли по полу, как мешки с цементом, не обращая внимания на страдальческие крики покалеченных товарищей. Вслед за этим послышался сдавленный голос Игоря, который, похоже, говорил по рации:
— Шеф, у нас тут потери… Еще четверо… Нет, она им только ноги прострелила… Я понимаю, что ерунда. До семи управимся, не переживайте, никуда не денется. Только мне еще люди нужны. Нужно с других участков снимать… Понял… Живьем брать?! Но, шеф, вы ведь говорили, что… Да ничего она не знает! И того козла давно пора убрать… Ну ладно, как скажете. Только предупреждаю: вся ответственность за жизнь остальных теперь на вас. Эта стерва очень опасна, я ж говорил… О’кей…
— Так, братишки, надо ее живьем брать, — усмехнулся он, выключив рацию. — Шеф чего-то боится и поговорить с ней хочет.
— Если у нее пушки нет, то возьмем, какие проблемы, — ответил кто-то басом с кавказским акцентом. — Может, уже пойдем, чего ждать?
— Иди, биджо, — хмыкнул начальник охраны, — если не боишься. А мы посмотрим, что у тебя получится. Кстати, мне еще подкрепление нужно вызвать.
Он снова включил рацию и начал отдавать команды, смысл которых сводился к тому, чтобы все бросали свои посты и, вооружившись до зубов, бежали к девятому боксу. В поперечном коридорчике, разделявшем наши боевые позиции, послышался шорох: кто-то неслышно подкрадывался к повороту, за которым я пряталась. Вот уже послышалось его сдавленное дыхание, он подошел совсем близко, и наконец из-за угла показалось дуло пистолета, а затем и волосатая рука, сжимавшая рукоятку. Пистолет начал поворачиваться в мою сторону, палец на курке напрягся, но я не стала дожидаться, пока он выстрелит наугад и продырявит мне живот, а ударила по руке растопыренной пятерней, всеми своими когтями, разорвав ему вены и сухожилия на запястье. Несчастный Резо, лица которого я так и не увидела, вскрикнул, кровь брызнула во все стороны, пистолет упал на пол, изуродованная рука исчезла, и послышался торопливый удаляющийся топот и глухое рычание. Еще один кандидат на больничную койку местного медпункта…
— Чем это она тебя так?! — ошарашенно воскликнул Игорь.
— Я сам не понял! — чуть не плача, простонал биджо.
— Беги скорее к врачу, пока вся кровь не вытекла! — злым голосом приказал Игорь и крикнул: — Эй, ты слышишь меня, сучка поганая? Выходи оттуда, если жить хочешь! Или мы из тебя решето сделаем!
— А ты приди и возьми, милый! — ответила я. — Лучше скажи, где мой босс, и я оставлю вас в покое! Ты разве еще не понял, что вам со мной не справиться?
— Что она несет, Игорек?! — воскликнул Миронов. — Это же обыкновенная баба, а не дивизия «СС»! Дай я ее прикончу?
— Заткнись, идиот. Сейчас наши подойдут, и тогда двинемся. Против толпы она ничего сделать не сможет. А вот и они…
До меня донесся топот множества бегущих по главному коридору ног. Точно подсчитать, сколько их прибыло, было невозможно, но явно не меньше десяти человек. В коридоре стало очень шумно. Здраво рассудив, что, если вся эта оголтелая и озверевшая от злости компания головорезов ринется на меня, мне несдобровать, я потихоньку развернулась и поспешила к двери облюбованного мною склада. Закрыв за собой дверь, я включила фонарик и пошла к железному шкафу. По пути снимала со стеллажей приборы и укладывала их на пол — пусть поспотыкаются…. Потом достала из шкафа один белый халат, надела на себя поверх джинсового костюма, застегнула на все пуговицы, сунула за воротник плечики, залезла в шкаф и встала в один ряд с висящими там халатами, зацепив крючок вешалки за деревянную перекладину и втянув голову внутрь длинного, свисающего до самого пола халата. Я почему-то рассчитывала, что таким образом в темноте меня могут и не заметить, тем более что они точно не знали, в какой именно комнате я спряталась. А на самый крайний случай у меня всегда оставалось беспроигрышное средство — Пантера. Застыв в неловкой позе висящего в шкафу халата, я принялась ждать решения своей участи.