инуты особого отчаяния. Когда все фашисты были убиты уже в который раз, наступило чувство разочарования и опустошенности. Чем бы я ни занимался – начинал читать книгу, смотреть телевизор, бродить по интернету, делать бутерброды, пить сладкий чай, поднимать запылившиеся гантели, – чувство опустошенности накрывало с головой.
Сон не шел, я бродил по квартире туда-сюда, считая до ста, потом обнулял подсчеты и начинал все сначала. Телефонный звонок заставил напрячься. На ярком экране отобразился номер моей бывшей работы. Находясь в замешательстве, я все же ответил, хоть и был готов к самому худшему.
– Даниил? Здравствуйте, это Дмитрий Михайлович. Вам удобно разговаривать? – самый глупый вопрос, который почему-то все стали задавать друг другу в последнее время. Бесит!
– Здравствуйте! Я вас слушаю.
– Даниил, ты очень хороший специалист. От лица всей компании хочу выразить сожаление о произошедшем и попросить прощение за действия сотрудников. Понимаю, вряд ли это загладит вину и восполнит моральный ущерб, который тебе был нанесен, но считаю, что наши сотрудники поступили… непрофессионально.
– Все в порядке, спасибо за звонок, – я хотел отделаться от бывшего босса как можно быстрее.
– Ммм… я должен тебе еще кое-что сказать, наоборот, очень приятное. Нашлась группа… Они написали заявление с просьбой не увольнять тебя. Я поддерживаю их стремление и хочу предложить тебе удаленную работу с сохранением заработной платы. Твоим непосредственным начальником буду я, никому другому подчиняться не будешь. Что скажешь?
– Мне надо подумать, – я был слегка удивлен и правда не знал, что ответить. – А кто эти хорошие люди, если не секрет?
– Я бы не хотел выделять кого-то. Собралось достаточно много подписей. Ты сможешь дать ответ до пятницы?
– Да, – ответил я, хотя потом осознал, что вряд ли мне удастся принять решение так быстро. Хотя к чему размышлять? Конечно, я откажу.
Дмитрий Михайлович был рад услышать мое «да» скорее из финансовых соображений, нежели от искренней радости. Поиск нового квалифицированного сотрудника обойдется компании в приличную сумму, учитывая, что кандидаты проходят вначале жесткий отбор в агентстве по найму персонала, что, естественно, требует оплаты. Обычно программистов ищут долго. Также потребуется время на введение новичка в курс дела – все это лишние траты. Учтивость Дмитрия Михайловича больше не казалась такой человечной, как поначалу. А что касается «хороших» людей, то, вероятно, это просто ложь, раз он не смог назвать ни одной фамилии.
– А кто инициатор сбора подписей в мою защиту, если так можно сказать? Откровенно говоря, все звучит как красивая ложь, чтобы оставить меня в компании, уж извините, – я не смог сдержаться и выдал все, что думал.
– Это не ложь. Хорошо, если это важно для тебя, то инициаторами стали Софья, директор по маркетингу, и Катя, наш юрист. Могу прислать тебе скан заявления.
Отказавшись от этого предложения, я еще раз подтвердил, что позвоню послезавтра – брать слова обратно было крайне неудобно. Волки в овечьих шкурах спасали меня, но ради чего? Я был крайне озадачен. Записка Софьи теперь не вязалась с жестоким розыгрышем, но поверить в ее послание так же сложно, как и при первом прочтении. В комнате становилось душно, я вышел на балкон, вдохнул свежего воздуха, чтобы немного взбодриться. День – самый разгар рабочего времени. Только мамы с колясками и дети, которым так же не повезло, как когда-то и мне, остались среди бетонных джунглей. Прямо перед домом у нас маленькая детская площадка – малыши копошились в песочнице под присмотром мам и бабушек, десятилетки и подростки бегали поодаль, уже считая себя взрослыми для песочниц и качелей, и выкрикивали ругательства, что вызывало негодование старшего поколения.
Я наблюдал за царившей на площадке какофонией из ругани, детских плача и смеха, и невольно думал о том, что вырастет из этих невинных созданий в песочнице. Откуда в них берется столько злости и жестокости уже в пяти-шестилетнем возрасте? Но даже сейчас один полуторагодовалый или двухлетний малыш с особым упорством отнимал игрушку у своего соседа. Мама обиженного ребенка всполошилась и бросилась его защищать. Интересно, а меня кто-нибудь защищал из родителей, когда я оставался один перед произволом ровесников? Нет… Я всегда рассчитывал на себя, а если силы были не равны, то плакал в одиночестве. Так у меня отобрали много игрушек в свое время, а я… мстил. Порой гадко и подло, а порой сдавался… Это же все игры грешников – каждый сам за себя. И бей, бей, бей не переставая, чтобы ненароком не дать противнику времени на передышку и не позволить ему встать. Да, бить лежачего самый верный вариант. Подбежать сзади, накинуть на голову черный пластиковый пакет, повалить на землю и бить тяжелыми ботинками до следов крови на толстой подошве. Юрист Катя выбрала верную тактику…
Я сжал кулаки, и на глаза навернулись слезы злости и ненависти. То ли к себе, то ли к родителям и к мнимым друзьям из вдруг ожившего детства. Я не мог увидеть ничего светлого в жизни ни сейчас, ни раньше, ни тем более завтра. Что лучше – жить среди грешников и их гнилья или?…
Наверное, наступило время обеда. Углубившись в мысли, я не заметил, как площадка опустела.
Я стоял на балконе третьего этажа. Внизу – чистое полотно свежего асфальта, сверху – яркое манящее солнце. Пустые карманы не обременяли, пустые мысли не спасали, пустой взгляд в отражении стекла говорил: «Тебе здесь нечего делать». Я посмотрел вниз, прикинул, что такой высоты достаточно для последнего рывка, и даже не пожалел, что не смог провести одну ночь с женщиной мечты. Все тлен. Тело покрылось испариной, я вцепился в ограждение балкона, пытаясь поднять ногу так, чтобы перелезть на другую сторону. Что-то не получалось. Ограда предательски задрожала, угрожая рухнуть вниз вместе со мной еще до того, как я буду морально к этому готов. Нога опустилась, я в страхе отпрянул назад, прильнув спиной к кирпичной стене. Тяжело вдыхая и выдыхая горячий воздух, что уже ни капли не бодрил, я закрыл глаза, стараясь отвлечь себя и успокоиться. Пустота заполняла меня сверху донизу. Я хотел исчезнуть и не мог. Касание солнечных лучей, звуки улицы – машины, чьи-то неторопливые разговоры, даже теплый кирпич, греющий спину – все выдавало состояние «жизни». Я все еще был живым и ненавидел себя за это. Поджав хвост, как описавшаяся на людях дворняга, мне оставалось только незаметно улизнуть от ярких лучей солнца и манящего асфальта, что так и не дождались кровавой лужицы посреди дороги.
Я дернул ручку балконной двери, но она не поддалась. Дернул еще раз и еще. Это же новый стеклопакет, черт подери! Как же дверь могла захлопнуться?! Я сполз вниз на корточки и заплакал. Судьба замуровала меня, не дав отступить от опрометчивого плана. Ирония заключалась в том, что я очень сильно хотел жить, но только жить как все нормальные люди – без сверхъестественного дара, без каждодневных раздумий над собственной душевной чистотой, без жалкой попытки себя убить, пришедшей в минуту отчаяния перед бессмысленностью существования. Но чтобы так жить, необходимо быть… грешником! Так кто же я? Святой, стремящийся духовно пасть, или такой же грешник, ослепленный иллюзией святости? Я подставил лицо солнечным лучам, те коснулись кожи, я зажмурился и прослезился еще сильнее.
Чувства смешались – я не мог понять, что я, кто я, зачем пытался себя убить. Одно я знал наверняка – я всегда не любил людей. Позже мое отношение переросло в ненависть, даже в брезгливость. И если раньше приходилось с трудом отыскивать мотивы для такого поведения, то, обладая даром, я воочию убедился, что всегда был прав, что мотив ненавидеть окружающих оправдан – они грешники, а я нет. Только вот про саму ненависть-то я и позабыл. Такие дела. Я рассмеялся сквозь слезы. Вопрос «Почему я не вижу свои грехи в отражении глаз?» продолжал мучить меня. Ну и ладно.
– Помогите! – ноги затекли от долгого сидения на корточках, но внутренние силы заставили расправить тело подобно пружине. Я взмыл вверх и прокричал это слово настолько громко, насколько мог. Желание жить, чтобы доказать себе, что я способен занять место красивых и довольных жизнью, перевесило все мыслимые и немыслимые преграды. Я такой же, как и они, ничем не лучше, возможно, хуже. А значит, мое законное место именно там, среди смеющихся, радостных лиц…
Мой голос разнесся диким эхом по маленькому прямоугольному двору – мой дом, дом напротив, старые, еще не снесенные гаражи-ракушки справа и белое неприглядное здание со знаком «высокое напряжение» слева. Ответом была тишина. Я оглядел двор, на который смотрел так много раз. Тут меня должны были принять за своего. Лавочки напротив песочницы пустовали, припаркованные машины безучастно стояли железными глыбами. Но вот показалась женщина средних лет с пакетом из соседнего магазина. Она приближалась, и я, пытаясь, привлечь ее внимание, крикнул, махая руками:
– Извините! Мне нужна помощь, балконная дверь закрылась! – она с удивлением подняла глаза наверх, но по инерции продолжила идти дальше.
– Как я могу вам помочь? – крикнула женщина, скорее от неожиданности, чем из готовности прийти на помощь.
– Позвонить куда-нибудь, в службу спасения!
– У меня нет с собой телефона, – женщина прибавила шаг, делая вид, что спешит. Еще пара секунд, и она скрылась из виду. Ну, ладно – человек человеку волк. Так получайте вы все! И я со всей силы стукнул ногой по двери. Она вздрогнула, но не сдалась. Я изо всех сил заколотил по ней ногами. Вроде я не настолько слаб, или мне кажется? Разбить стекло представлялось не такой простой задачей. Тройной стеклопакет был единственным обновлением отцовской квартиры, на которое я решился. Чтобы зимой не дуло из окон, конечно. А теперь… сделанного не воротишь, и я попробовал пробить стекла локтем. Советское остекление давно бы дрогнуло под моими ударами, но заморская технология стояла намертво, да и пробить три стекла локтем было трудной задачей. Страх сильно порезаться мешал вложить всю силу в удары. Я изрядно вспотел и обозлился на весь мир, что обжигал кожу солнцем, запер меня на балконе и скалился улыбками грешников откуда-то снизу, будто улица олицетворяла собой преисподнюю.