– Раньше хотел, теперь уже нет. Я влюбился в образ, который слишком отличается от реальности. Да, я предполагал, что ты большая грешница, можно сказать, дьяволица, но одна ночь с такой, как ты, стоит тысячи ночей со всеми остальными. Было в моем желании что-то животное и первобытное от альфа-самца, спавшего внутри меня. Никто в офисе не может быть с тобой, а вот я могу, и пусть все тогда утрутся и обзавидуются. Желание обрести твое прекрасное тело вовсе не было любовью, и теперь я это понимаю. Любовь гораздо больше, чем секс. Если мне будет нужна женщина, я заплачу деньги – так честнее. А обманывать и себя, и тебя не хочу. Сейчас я надеялся на отношения не на одну ночь, но, повторюсь, теперь не представляю, как с тобой общаться. Подозреваю, что и этот мой ответ ты знала наперед.
Я покачала головой. Моя помощь оказалась такой простой, не требующей никаких усилий, а результат настолько сильным, что становилось ясно – человек помог себе сам, главное – хотел. Один вопрос сотворил чудо – завел двигатель, а дальше водитель сам направил машину, куда нужно.
– Спасибо за откровенность, это дорогого стоит. Когда закончишь портрет? Этого я точно знать наперед не могу, – не знаю, как, но я смогла улыбнуться, должно быть той самой улыбкой, что так пленит мужчин, потому что Даниил смутился и отвел взгляд.
– Надеюсь, скоро, но меня подводит техника. Не все, что задумал, пока могу воплотить на холсте. Давай напрямую – какими ты видишь наши отношения? – Он не хотел уходить от главной темы разговора, почти как я хотела узнать его историю обретения себя.
– Редкая переписка? А зачем тебе вообще отношения со мной? Я давно одна, слишком давно, чтобы стать хорошей женой, а тебе нужна именно жена, а не девочка на час. Дружить со мной, как ты подметил, невозможно, жить вместе – тоже. Любовь на одну ночь тебе не нужна. Наступит день, и я уеду отсюда, сменю имя, род деятельности, прическу и стиль одежды. Стану просто другой и буду отлично выражать мысли на иностранном языке, сойдя за свою. Наши отношения естественно оборвутся, потому что мужчин из России не будет в сценарии новой жизни. Я буду помнить наш танец, встречи в кафе и баре, разговор на веранде, твой взгляд во время моего выступления и, конечно, эти наши беседы – все навсегда останется со мной и будет жить до тех пор, пока жива я, а это, возможно, продлится вечность. Поэтому я вижу наши отношения как платонические, любовь и страсть в воображении и воспоминаниях, что могут вызвать светлую печаль во время дождя или при виде падающей звезды. Когда-нибудь я отыщу твою могилу, если кладбище к тому времени не сравняют с землей и не построят на его месте новый торговый центр. Положу на могилу цветы и про себя скажу: «Здравствуй, Даниил! Как жаль, что мы не смогли насладиться даже одной ночью. Но ты был прав – со мной сложно. Вернись на Землю своим двойником, и пусть я встречу тебя лет через сто». А если не найду могилу, то пройдусь по местам наших встреч – если повезет, закажу несколько стопок текилы, как ты в баре, попрошу ди-джея поставить ту самую или похожую музыку и станцую белый танец, представляя тебя на месте нового кавалера. Ах да – портрет, нарисованный тобой, всегда будет со мной…
Даниил молчал, усердно изображая полную погруженность в работу. Должно быть, он тронут до глубины души. Но то говорило сердце, не разум. Я бы никогда не простила себе, если бы поступила иначе. Что-то сильное повлекло меня к нему и уже через мгновение наши уста слились в крепком поцелуе. От неожиданности Даниил застыл, и вся инициатива легла на меня. Но, как известно, я из тех, кто всегда ведет, а значит, выигрывает. Наши позы казались мне неестественными в тот момент. Я нагнулась к нему через стол, заваленный красками, а он так и застыл, чуть отклонился в мою сторону. Его робость передалась вдруг и мне, и мы застыли вместе, не в силах разомкнуть губы. Два изваяния, что боялись и притягивались друг к другу. Сердца бились вразнобой, глаза открыты – я не решалась сделать что-либо еще, ибо понимала – второго поцелуя не будет никогда, так пусть этот миг длится как можно дольше, а сладостный обман, который я внушила себе, никогда не кончится. Я знала все наперед, но нырнула в пучину страсти без оглядки. Поцелуй обжигал губы сильнее огня и кислоты. Я растворилась и исчезла, чтобы вновь вернуться обновленной и полной сил для нового витка жизни, который будет другим, но все тем же самым.
Он первым отпрянул от меня. И я ушла, чувствуя, что никогда его больше не увижу.
На следующий день он прислал короткое сообщение:
Друзья по переписке – хорошая идея, я согласен. Мой e-mail ты знаешь.
Свободный диаблеро,
Маг-перевертыш вечный,
Любви волшебный оборотень,
Зеркальный василиск.
Ты был всегда свободен,
Ты был всегда причиною,
Того, что вкруг тебя живет,
И ты же был тот риск,
Что иногда себя
Ты сам же забываешь,
И адом мир становится,
В котором ты живешь.
В обмане засыпая,
Твой дух теряет память,
О том, что ты – и есть тот Свет,
Которого ты ждешь.
Илья Кнабенгоф. Диаблеро
Часть 5Начало
Глава 1
Софья всегда была рядом, хоть и незримо. Закончив портрет, я отправил его по почте, на адрес, который она указала – куда-то в Южную Америку. С нашей последней встречи прошел месяц, и я случайно узнал из корпоративной переписки, что еще приходила изредка на мой электронный адрес, что Софья по непонятным причинам уволилась. Во всем винили хедхантеров и нереально завышенные зарплаты – гадали, кто мог ее переманить – то ли государство, то ли крупная международная корпорация. Возможно, она работает в разведке? Читая полушутливую переписку, я невольно улыбался, грустно вздыхая.
Тем временем жизнь обрела новые формы. Скучать и сожалеть о том, что наговорил Софье, что не остановил, когда она уходила, было некогда. После нашего расставания я понял, что мне чертовски не хватало общения – хотелось рисовать в компании друзей где-нибудь на природе и сменить жанр портрета на пейзаж. Воображение создавало идеальные в моем понимании картины – расплывчатые контуры моста сквозь залитое дождем окно, одинокое строение, врезанное в берега маленького ручейка и прогнувшееся под одинокой фигурой человека, стоящего на нем…
Одна из девушек, с которыми я успел познакомиться на курсах, стала особенно мне близка. Ее звали Надя, и у нее было отличное чувство юмора, потрясающая техника живописи и нечто притягательное, помимо миловидного открытого лица. В прошлом она любила зло шутить, подливая спирт в пиво, устраивала маленькие взрывы в школе (когда-то любила химию) и всячески хамила учителям, что не могли найти на нее управу. Но это скорее баловство, детские шалости, за которые тем не менее сейчас стыдно. Главное, что мне в ней понравилось, раскаяние в том, что она упорно ругалась с родителями, которые запрещали ей заниматься то химическими опытами, то рисованием, то разведением собак. Заглянув Наде в глаза, я почувствовал родственную душу и понял, почему она здесь, среди тех, кто нашел пристанище на курсах. После расставания с Софьей я не медлил и минуты, а сразу позвонил, ведь иначе не мог поступить. И пусть помада Софьи была еще на губах, а горечь нашего расставания бередила сердце, приветливый голос Нади оживлял и заставлял думать только о хорошем. Однако будущего с Софьей нет и быть не может, как бы я ни хотел ей помочь, но это выше моих сил.
Я чувствовал, что мы никогда больше не увидимся, хотя верил, что она отыщет мою могилу. Никто прежде не говорил мне таких высокопарных красивых слов, как в день нашей последней встречи, но они звучали не слащаво, а искренне, трогательно и до боли правдиво. Мог ли я бросить человека, который мне помог? С моим новым мировоззрением – нет. Но все, что я мог подарить Софье – ощущение ада, в котором она жила уже много лет.
Таким образом моя жизнь разделилась на две части – одна веселая, красивая, творческая, полная любви к женщине и искусству, работе программиста и освоению новой для себя профессии учителя, а вторая – немного грустная в письмах к Софье. Она удивлялась тому, что я рассказывал о своей жизни, и все еще пыталась узнать секрет успеха.
«Хочешь стать учителем? – писала она, недоумевая. – Ты будешь учить программированию студентов? Только практика и совсем немного теории, собственный курс. Так, а как ты собираешься раскручиваться, уже знаешь? А рисование? В твоей жизни все вроде бы и предсказуемо, или ты специально сочиняешь для меня эти небылицы, чтобы убедить, насколько чуден мир? Премного благодарна, что стараешься, но оно того не стоит. Моя жизнь вполне удалась. Я, кстати, опять американка, работаю в международной корпорации, подтягиваю испанский. Давно не была в Южной Америке – Анды прекрасны. А портрет висит в спальне. Каждый раз, просыпаясь, вспоминаю о тебе».
«Да, буду учить программированию, – отвечал я. – Первое занятие бесплатное, второе и последующие уже за деньги. В общем, я посоветовался с маркетологами – надо делать и онлайн курс, и оффлайн. Люди разные бывают – кому-то можно и без общения, кому-то оно необходимо. Рисую в свободное время по велению души и совсем не хочу зарабатывать этим деньги, иначе исчезнет вся романтика. Насчет предсказуемости в жизни не знаю – я делаю то, что подсказывает сердце, то, чего я действительно хочу, и не иду на поводу ни у общественного мнения, ни у родителей. Мир и вправду чудесен, если бы ты открыла глаза и хоть ненадолго примерила костюм обычной женщины, а не той, что знает все-все про людей и жизнь. Счастье кроется в простоте. Анды – это здорово, но Северный Кавказ ничуть не хуже. Ценить стоит то, что у тебя есть, и не пытаться от себя убежать… Хотя мои слова, должно быть, пусты и банальны – ты же все знаешь. Прости. Я иногда забываю, что у тебя нет дома в традиционном понимании, но почему бы тебе не позаботиться о том, чтобы его создать? Иметь дом, не дом в смысле строения, а в смысле уютного уголка, где все знакомое и тебя ждет, – самое чудесное, что только может быть. Ты же понимаешь, что я имею в виду? Постарайся создать для себя уютный уголок, я уверен, это принесет немного счастья.»