– Матильда! – воскликнула Кэрол-Линн и двинулась к кровати как человек, долго блуждавший в лабиринте и наконец увидевший перед собой выход. Упав рядом с кроватью на колени, она сжала хрупкие пальцы старухи. – Это я, Кэрол-Линн. Я вернулась!
Свободной рукой Матильда прикоснулась к ее волосам.
– Да, птичка моя, ты вернуться, чтобы остаться навсегда. Как ты и обещать. – Ее голос был тонким и слабым, но все еще сохранял напевные интонации, которые я хорошо помнила по тем временам, когда Матильда пела мне на ночь печальные негритянские колыбельные.
– Я ведь вернулась, правда? – повторила Кэрол-Линн с интонациями ребенка, который твердит одно и то же в наивной уверенности, что сказанные много раз слова каким-то волшебным образом станут правдой.
Потом я задумалась – а что, если моя мать уже бывала здесь с Бутси? В этом не было ничего невозможного, как не было ничего невозможного в том, что она уже произносила те же самые слова. Матильда, однако, ничего не сказала и только закрыла невидящие глаза, ласково гладя Кэрол-Линн по голове. Она уже пережила многих своих родных, в том числе мужа и сына, и я решила, что, возможно, именно благодаря этому старая негритянка обрела смирение и покой, научившись принимать неизбежное как… как неизбежное. Чему быть, того не миновать, так, кажется, говорила когда-то Бутси.
Кло рядом со мной попятилась, и я, не глядя, протянула руку, чтобы ее удержать, но девочка либо вовсе не видела моего жеста, либо намеренно его игнорировала. Еще несколько мгновений я тянулась к Кло, потом снова опустила руку вдоль тела.
Матильда повернулась в нашу сторону, она словно вглядывалась в нас своими незрячими глазами.
– Кого это ты привести с собой, Кэрол-Линн?
Мне не хотелось, чтобы мать представила Кло как Джо-Эллен, поэтому я поспешила заговорить первой:
– Это я, Вивьен. Я привела с собой мою приемную дочь Кло.
Моя мать отодвинулась, чтобы сесть в ногах кровати. Матильда широко развела руки, и я порывисто бросилась вперед. Через мгновение я была уже в ее объятиях. Я прижималась к старой негритянке так крепко, словно она была моим прошлым – тем самым прошлым, которое я хотела вернуть. И – вот странно! – пока я чувствовала прикосновение ее сухих и тонких, почти бесплотных пальцев к своей коже, я почти верила, что это возможно.
Наконец Матильда отпустила меня, и я слегка отстранилась. Ее пальцы нашли мое лицо и погладили по щеке, по которой текли непрошеные слезы.
– Ты стать намного красивее, Вив. Я всегда говорить, ты чем старше – тем красивее. Ты теперь замуж?
– Была, но… У нас как-то не сложилось, – сказала я, думая о Кло, которая стояла позади меня и напряженно ловила каждое слово.
– Значит, ты тоже вернуться. – Это не был вопрос, но не было и утверждение. Матильда словно повторяла слова, которые произносила уже много, много раз. – Где ты быть?
Рука моей матери легла на одеяло, под которым едва угадывались тонкие, как палочки, ноги Матильды.
– Вив гонялась за призраками.
– Гм-м… – откашлялась Матильда и кивнула.
Чувствуя, как с каждой секундой становится сильнее пульсация крови в висках, я переводила взгляд с матери на Матильду и обратно, пытаясь постичь смысл их непонятного диалога. Глаза негритянки закрылись, и я решила, что она уснула, однако какое-то время спустя она вдруг вскинула голову и повернулась к Кло:
– Ты помогать Вив в саду мис Бутси?
Кло отрицательно покачала головой, потом спохватилась:
– Нет, сэр. То есть – нет, мэм…
Матильда снова нашарила мою руку и слегка сжала.
– Уже почти год, как она уйти. Ее сад нужно ухаживать. Когда твои пальцы все время в земля, некогда гоняться за призраки.
Я опустила голову. На мгновение меня посетила мысль, что разум Матильды отправился вслед за зрением. Я-то надеялась, что она мне посочувствует, даст какой-нибудь практический совет, скажет, что мне делать, как быть дальше, а вместо этого… Неужели мне действительно нужно работать в запущенном саду, сажать помидоры и кабачки, чтобы решить все мои проблемы?
Неожиданно я вспомнила, зачем на самом деле я сюда приехала.
– Ты хорошо знаешь нашу семью, Матильда, помнишь многих моих предков… Скажи, ты никогда не слышала историй о том, что какая-то наша родственница пропала без вести?
Пальцы старухи в моей руке на мгновение замерли, но выражение лица не изменилось.
– Почему ты спрашивать, Вив?
– Помнишь, несколько дней назад была ужасная буря? Она повалила старый кипарис, который рос у нас на заднем дворе, – вывернула его буквально с корнями. В яме оказался скелет женщины, которую кто-то похоронил там много лет назад. Теперь мы пытаемся выяснить, кто была эта женщина и как она туда попала.
Матильда закрыла глаза, но я видела, как под тонкими, словно пергамент, веками быстро движутся из стороны в сторону ее глазные яблоки. Столетняя женщина словно вглядывалась в картины былого, стремительно несущиеся перед ее мысленным взором. Наконец она сказала:
– Была одна женщина Уокер… давно, еще до меня. Та, муж который построить усадьба. Тогда это быть совсем дикое место, а она быть очень хрупкая леди, и не могла терпеть трудности. Эта леди бросить мужа и детей и вернуться к своей семье в Новый Орлеан. Я не знать, вернуться ли она… эта часть истории не есть такая интересная, как про ее отъезд, поэтому люди об этом не говорить.
Мне показалось, ее пальцы снова дрогнули, но, быть может, это дрожала моя рука. Голова у меня буквально разламывалась от боли, и я попыталась сосредоточиться на лице Матильды – лишь бы не думать о флаконе с таблетками в моей сумочке.
– Среди костей этой женщины мы нашли крошечное золотое колечко, точнее – половинку наборного кольца с сердечком… Оно не было надето на палец, а висело у нее на шее на цепочке от часов. И еще на нем была гравировка «Я буду любить тебя вечно». Тебе это ничего не говорит?
Матильда отняла у меня руку и попыталась откинуть в сторону одеяло.
– Я хочу сидеть в мое кресло. Надо отдохнуть. Говорят, в постели умирать больше людей, чем на войне.
Первым моим побуждением было позвать Джанетту, но потом я сообразила, что она, скорее всего, просто заставит Матильду снова лечь в кровать, а мне казалось, что, если человек дожил до ста четырех лет, он имеет право спать где хочет. Откинув в сторону одеяло, я бережно поддержала Матильду под локоть – и с удивлением увидела, что Кло взяла ее за другую руку. Старая негритянка почти ничего не весила, и мы без труда отвели ее к креслу и усадили. Потом я накрыла ей ноги вязаным покрывалом и нажала на рычаг, наклоняя спинку так, чтобы Матильде было удобнее.
– Так ты помнишь такое кольцо? В собранном виде оно выглядело как двойной золотой ободок с сердечком наверху, и…
– Кольцо?.. – повторила Матильда, словно желая убедиться, что она правильно расслышала. – Кольцо… – Она подняла руку и коснулась щеки Кло. Я видела, что глаза девочки слегка расширились, но, к ее чести, она не отдернулась, когда Матильда провела кончиками пальцев поперек ее лбу, потом ощупала нос и подбородок.
– Сколько тебе лет, детка?
– Двенадцать, – ответила Кло, бросая на меня вопросительный взгляд.
– Гм-м… У тебя хорошие косточки, птичка моя. Когда-нибудь ты быть настоящая красавица – как Вивьен и Кэрол-Линн. В раннем детстве они обе быть уродливые, как ощипанный цыпленок, – особенно Кэрол-Линн, но потом… Ты только не спеши, детка. Главное – иметь терпение, только тогда ты вырасти человек, настоящий человек. Личность. Некоторые родиться красивый, но не мочь связать два слова.
Матильда уронила руку на колени и закрыла глаза.
– Скажите Джанетта, что я заснуть, пусть она меня не тревожить.
Кло отступила на шаг назад. Ее щеки пылали, как две розы.
Думая, что Матильда уже спит, я наклонилась, чтобы поцеловать старую женщину в щеку.
– Я была очень рада повидаться с тобой, – тихо сказала я. – Я еще зайду… если ты не против.
Матильда ничего не ответила, только грудь ее чуть заметно вздымалась в такт дыханию. Похоже, она и в самом деле уснула, и мы на цыпочках выбрались в коридор. В одном из холлов я увидела Джанетту и предупредила, что Матильда спит, но где она спит, уточнять не стала.
На улице мы снова втиснулись в машину, и я включила двигатель, однако его негромкое урчание оказалось слишком серьезным испытанием для моей головы, в которой не то рубили породу, не то взрывали скалы. На мгновение я даже растерялась, потеряла ориентацию и не знала, куда ехать, куда развернуть машину. «Когда твои пальцы все время в земле, некогда гоняться за призраками», – голос Матильды пробился сквозь пульсирующую боль в моей голове, и я повернулась к матери.
– Садовые инструменты Бутси все еще в сарае? – спросила я.
Взгляд Кэрол-Линн был ясным, как у младенца, и почти таким же бессмысленным. Я набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, стараясь справиться с охватившим меня гневом и разочарованием. Порой мне казалось – моя мать нарочно заболела Альцгеймером, чтобы я не смогла поговорить с ней по душам. Об этом разговоре я мечтала много, много лет, и вот теперь он не состоится никогда. Это было нечестно, несправедливо, но изменить я ничего не могла.
– А зачем тебе садовые инструменты? – спросила с заднего сиденья Кло.
– Мы будем выращивать овощи. И цветы, – ответила я. – Кто знает, быть может, эта работа зачтется тебе в школе как твой домашний реферат по естественным наукам.
– Мой – что?
Я только вздохнула. Мне не хотелось говорить ей о звонке Марка – о том, что он даже не попросил меня позвать дочь к телефону, но теперь у меня не осталось выбора.
– Твой отец звонил сегодня утром, и мы решили, что ты останешься здесь, со мной, по крайней мере до середины мая, когда он вернется из своего свадебного путешествия. Но ведь тебе надо как-то закончить учебный год, чтобы осенью перейти в следующий класс, поэтому я предложила организовать для тебя домашнее обучение. Когда мы вернемся домой, я расспрошу миссис Смит, как это лучше сделать. В конце концов, она много лет преподавала в школе и должна разбираться в таких вещах.