– Ты хочешь сказать, что сажать растения, смотреть, как они растут, и учиться рыбачить совсем не так интересно, как кататься, скажем, на «русских горках»?
Кло метнула на меня взгляд, который яснее ясного говорил: ей не до шуток.
– Растения – это научный эксперимент для школы, а значит, в нем никакого удовольствия быть не может, – отчеканила она с таким видом, словно изрекала всем известные истины. – А ловить рыбу мы так и не поехали, потому что мистера Монтгомери вызвали на какую-то автомобильную аварию, и ему пришлось уехать. В общем, по сравнению с необходимостью сидеть в четырех стенах даже ваши школьные танцульки – это все равно что концерт Мэрилина Мэнсона. Понятно?
Я не стала напоминать ей, что она никогда не была на концерте Мэнсона. Однажды, впрочем, Кло едва туда не попала с подачи своей подружки Хейли. Марк не возражал; он готов был отслюнить на билеты любую сумму, не задавая лишних вопросов, но я тогда еще могла мыслить трезво, поскольку перестала принимать таблетки из-за беременности. Узнав о том, куда собралась Кло, я проявила твердость, что случалось со мной не часто, и категорически запретила ей идти на этот концерт, а Марку – давать дочери деньги. Разумеется, в глазах обоих мне это симпатий не прибавило, и все же тогда мне показалось, что, помимо раздражения, Кло испытывает и что-то вроде мрачного удовлетворения, словно всю эту историю с концертом она использовала, чтобы посмотреть, способен ли хоть кто-то из нас двоих повести себя так, как подобает нормальным родителям.
– Когда я была в твоем возрасте, – сказала я, – девочки надевали на танцы обрезанные до попы джинсы и майки с блестками. А еще в наших краях были очень популярны объемные укладки и начесы, хотя весь остальной мир давно носил волосы как попало. Ну и, конечно, ковбойские сапоги… Здесь их носят постоянно, носят в любое время года и буквально со всем. Я даже подозреваю, что мода на них пошла именно отсюда, из Дельты, а вовсе не из Техаса, Монтаны или где там до сих пор водятся живые ковбои…
Кло подняла брови и картинно вздохнула.
– Что ж, в таком случае я, наверное, никуда не пойду.
На самом деле это означало, что ей очень хочется пойти, и я крепче вцепилась в руль, чтобы не поддаться соблазну и не воздеть в победном жесте сжатый кулак.
– Я с удовольствием отвезу тебя в «Хемлин», чтобы ты выбрала подходящую одежду – и для вечеринок, и на каждый день. Погода с каждым днем будет становиться все жарче, а я не хочу, чтобы ты слегла с тепловым ударом, так что подобрать тебе что-нибудь полегче просто необходимо. И, конечно, надо купить тебе купальник. Когда мы поедем на рыбалку, он тебе пригодится. Мистер Монтгомери ловит рыбу своим особым способом, но для этого надо заходить в воду.
О том, что я разговаривала с ее отцом и что он разрешил ей остаться со мной до середины июня, я Кло уже сказала. К моему огромному облегчению, она даже не спросила, почему отец не захотел поговорить с ней сам, так что врать и выкручиваться мне не пришлось.
Испустив еще один театральный вздох, Кло съехала по сиденью вниз.
– Как хочешь. Мне, в общем, все равно, во что я буду одета, если только никто не будет меня фотографировать, чтобы потом отправить фотки моим друзьям в Лос-Анджелес.
Я кивнула, мельком глянув на пустой экран мобильника. Да кому нужны твои фотки и ты сама, хотелось мне сказать. Уж во всяком случае, не Хейли и иже с ней.
– Нам придется взять с собой Кэрол-Линн, когда мы поедем по магазинам. Ей давно хочется подобрать тебе что-нибудь этакое, – произнесла я вслух. – Ты не против?
Кло снова оживилась и даже села почти прямо. Несколько секунд она сосредоточенно размышляла, наморщив от напряжения лоб, потом спросила:
– А она это запомнит? Я имею в виду – она сможет вспомнить, что была со мной в магазине, когда мы вернемся домой?
Настал мой черед задуматься, так что некоторое время мы ехали в молчании. Все, что я знала о старческом слабоумии из Интернета и случайно прочитанных когда-то брошюр, могло уместиться в спичечном коробке, и еще осталось бы место. В конце концов, отчаявшись найти строго научный или хотя бы логичный ответ на вопрос Кло, я решила положиться на интуицию, на внутренние ощущения, которые никогда меня не подводили. Правда, в последний раз я полагалась на них уже очень давно и почти забыла, как это делается.
– Возможно, не сможет. Даже скорее всего – не сможет. Но я уверена, что, пока она будет с нами в универмаге, ей будет очень приятно, а это, наверное, самое главное. Видишь ли, я сама не очень хорошо помню некоторые конкретные вещи, которые нравились мне в детстве, но когда я думаю о школьных годах вообще, о футбольных матчах в пятницу вечером или о походах в мастерскую к дяде Эммету, у меня… у меня просто становится тепло на душе. Прогулки с подругами, купание в озере Подкова, школьные танцульки, ежегодный Праздник урожая… все это части чего-то большого и приятного. – «И Трипп», – подумала я и яростно затрясла головой, пытаясь очистить мозг от посторонних мыслей. – Вкратце говоря, я думаю, что Кэрол-Линн будет приятно в любом случае, а раз так, то мы должны взять ее с собой, пусть даже потом она все забудет, – резюмировала я.
Кло немного помолчала.
– А она… поправится?
На память невольно пришли слова Томми. Я помнила их все время, но только сейчас поняла всю заключенную в них безнадежность. «Мама живет в своем маленьком мирке, который с каждым днем будет становиться все меньше и меньше, и очень скоро мы вовсе перестанем ее узнавать…»
– Нет. – Я покачала головой. – Не поправится. Правда, я надеюсь убедить Кэрол-Линн съездить к врачу, чтобы он ее осмотрел и прописал какие-то лекарства, но они могут лишь замедлить болезнь. Замедлить, но не остановить, и тем более – не повернуть вспять.
Лгать Кло мне не хотелось – для этого я слишком ее уважала, поэтому мне оставалось только надеяться, что я поступила правильно, когда открыла ей правду. Жестокую правду, согласна, но жизнь вообще жестокая штука.
После этих моих слов Кло долго молчала, глядя в окно. Когда мы проезжали указатель, приглашавший путешественников в Индиэн Маунд, она сказала:
– По крайней мере, Кэрол-Линн здесь, рядом. И она не одна.
Мне захотелось обнять девочку, но я точно знала, что делать этого не следует. Даже будучи совсем маленькой, Кло любила доходить до всего сама и терпеть не могла, когда ей мешали. Я знала, что на самом деле за этим стоит желание доказать всем – и самой себе тоже, – что на самом деле ей никто не нужен, и старалась не вмешиваться. Но когда Кло была больна или ей было страшно, она сама, бывало, просила полежать с ней или посидеть, накрывшись одним одеялом. И этого обычно хватало нам обеим. Просто быть рядом – мы обе знали, как это много.
– Да, по крайней мере, она рядом, – согласилась я, в очередной раз мысленно удивляясь той мудрости, которой бог наделяет наших детей.
Потом я свернула на парковку возле общественного городского выпаса и выбралась из машины, но Кло медлила. Обойдя «Ягуар», я открыла ей дверцу и, наклонившись в салон, спросила:
– У тебя все в порядке?
Вместо ответа Кло показала на тротуар, где в тени полосатой маркизы сидела крупная белая дворняга (как мне показалось – помесь ретривера и мальтийской овчарки) и, вывалив розовый язык, смотрела на нас.
– Я боюсь, вдруг он меня укусит!
Я внимательно посмотрела на пса.
– А мне кажется, он не агрессивен. Наверное, хозяин оставил его здесь, а сам пошел за покупками.
Опасливо косясь на пса, Кло кое-как выбралась из машины и, обойдя «Ягуар» сзади, нерешительно двинулась к тротуару. Собака следила за ней большими желтыми глазами, дружелюбно повиливая хвостом, но Кло это не успокоило. Когда же пес поднялся и двинулся за нами, она негромко вскрикнула и попыталась спрятаться за меня.
– Смотри, он идет за нами! Ты точно знаешь, что он не укусит?
– Если бы он хотел, то давно бы бросился. Может, он просто любит детей. Многие собаки любят…
– На обед? – спросила Кло, причем почти не шутила.
Пес проследовал за нами до самых ступеней городского муниципалитета, но когда мы вошли в дверь, даже не попытался прорваться за нами внутрь, словно знал, что собак сюда не пускают. Через пару минут мы уже спустились на отчаянно скрежетавшем лифте в подвал, где нас встретила миссис Шипли. Одета она была в точности как в прошлый раз, и только ее строгий коричневый костюм выглядел на полтона темнее.
– Доброе утро! – приветливо поздоровалась она, вставая нам навстречу из-за своего огромного стола. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули и готовы посвятить еще одно утро нелегкому труду на благо общего дела. – Тут уголки ее губ чуть заметно опустились. – Признаться, я была немного разочарована тем, как мало вы успели сделать в прошлый раз, но это, наверное, потому, что вы просто не успели приспособиться к… к новому виду деятельности.
Мне каким-то чудом удалось сдержаться и не напомнить ей, что мы как-никак добровольцы. Вместо этого я как можно любезнее улыбнулась и сказала:
– В этот раз мы будем действовать более целеустремленно. Дело в том, что нам удалось установить имя женщины, останки которой были найдены на нашем заднем дворе. Ее звали Аделаида Ричмонд. Вообще-то, считалось, что она утонула во время Большого наводнения 1927 года, но как тогда ее останки оказались под кипарисом?.. В прошлый раз я нашла несколько газет за двадцать седьмой год, с них я и начну. Главное, теперь у нас есть имя, так что теперь наши поиски будут более конкретными.
Пока я говорила, губы библиотекарши сжимались все крепче, пока не превратились в две тонких, бескровных ниточки.
– А я-то гадала, почему вы бросили эти несколько газет прямо на столе, – проговорила она, неодобрительно качая головой. – Я убрала их обратно в коробку, где вы, несомненно, их найдете. В библиотеке должен быть порядок, иначе это никакая не библиотека.
Я хотела возразить, но миссис Шипли не дала мне такой возможности.