– Шериф Адамс уже побывал здесь до тебя, и я показала ему фотографии из газет и часы. Часы он велел мне оставить, поскольку это, как ни крути, фамильная реликвия, а вот книгу хотел забрать, но я посоветовала ему обратиться к миссис Шипли. Между прочим, я отвалила за нее ни много ни мало тридцать долларов, так что…
Трипп негромко присвистнул.
– Я и забыл, что твой бывший – преуспевающий пластический хирург, который делает разным знаменитостям греческие носы и сиськи, как у коров. Должно быть, при разделе имущества ты получила жирный кусок, иначе сейчас бы ты не швырялась деньгами направо и налево.
– Ага, жирный кусок!.. Держи карман шире! К счастью, мы заключили добрачный контракт, в противном случае этот тип просто из вредности попытался бы отобрать у меня и ферму, и этот дом. С другой стороны, из-за этого контракта я не получила при разводе ни цента сверх того, что было у меня до брака, – только новую машину. Наверное, мой адвокат меня пожалел и сумел каким-то образом добиться приличных алиментов. Богачкой я, конечно, не стану, но хоть с голода не помру.
Трипп промолчал, но молчал он так, что мне стало ясно: он рта не раскроет до тех пор, пока я не скажу вслух то, о чем мы оба сейчас подумали.
– …А еще Марк запретил мне видеться с Кло. Как только он упомянул в суде о моей зависимости, мне было уже не на что надеяться. Девочку оставили ему.
– Ты не собираешься оспорить это решение?
Я удивленно моргнула.
– А на каком основании? Да и что я могу предложить Кло? У меня есть дом и кусок земли, но нет ни работы, ни каких-либо других источников дохода. Я никто, и вся моя жизнь – это двадцать семь лет поисков и ошибок. Кроме того, Марк – биологический отец девочки, а я… Я всего лишь была за ним замужем, только и всего. Нет, этого дела мне никогда не выиграть!
– А что, если попробовать поговорить с самим Марком, вместо того чтобы решать вопрос в суде? Ведь, как ты сказала, он – ее отец и должен желать для своей дочери всего самого лучшего.
– Не знаю, по-моему, Марку все равно. Единственное, чего он хочет, это наказать меня; о том, как это отразится на Кло, Марк думает в последнюю очередь. В общем, не стоит и пытаться.
Некоторое время Трипп молча раскачивался в кресле. Пауза затягивалась. Это была одна из тех искусственных пауз, которые он с таким мастерством пускал в ход каждый раз, когда хотел вывести меня из равновесия. Я, впрочем, всегда считала, что на меня это оружие почти не действует, но сейчас мне очень хотелось, чтобы Трипп перестал тянуть кота за хвост и сказал прямо, что́ он по этому поводу думает. Наконец я не выдержала.
– Ну?.. – сказала я, требовательно глядя на него.
Трипп продолжал раскачиваться как ни в чем не бывало.
– Я, кажется, ничего не говорил.
– Я знаю, поэтому я хочу… И вообще, перестань качаться! – Я тряхнула головой, чувствуя, что выгляжу глупо.
– Мы все иногда ошибаемся.
– Черта с два, Мистер Совершенство! Свою-то жизнь ты устроил именно так, как тебе хотелось. Я уверена, с тех пор как ты научился ходить, ты ни разу не оступился и ни разу не свернул в неправильную сторону.
– Это не так. Одну ошибку я совершил…
Снова повисла пауза, в течение которой я со страхом ждала, когда опустится нож гильотины.
– Я дал тебе уехать. – Он произнес эти слова совсем негромко, но на меня они подействовали как пощечина. Некоторое время я ловила ртом воздух, пытаясь придумать ответ, но Трипп не дал мне такой возможности.
– Я же знал, Вив: ты не умеешь сдаваться… Ты была такой всегда – еще со школы, с детского сада… Если тебе нужно было возглавить школьную команду болельщиц, стать редактором школьной газеты или решить какой-то другой вопрос, ты просто шла к своей цели и никогда не отступала. Даже если ты слышала «нет» девяносто девять раз подряд, тебя это не останавливало: ты делала и сотую, и сто первую попытку и в конце концов добивалась своего. Так было всегда… – повторил он.
Опустив голову, я разглядывала лежащую у меня на коленях книгу, где были перечислены имена моих многочисленных предков, благодаря которым я пришла в этот мир… и которые были бы очень разочарованы, если бы слышали меня сейчас.
– Я уже говорила тебе: той, прежней Вивьен больше нет.
Трипп раскачивался в кресле и молчал, только чуть поскрипывало старое дерево, и я прокляла себя за то, что подарила ему прекрасную возможность мне возразить.
– Ее больше нет! – повторила я с нажимом.
Прошло еще несколько мучительно долгих минут. Я молчала, хотя для этого мне пришлось собрать в кулак всю мою волю. Наконец Трипп сказал:
– Насколько я помню, с самого раннего детства и вплоть до выпускного бала ты каждый раз плакала, когда на Рождество мы представляли пьесу о Марии и Божественном Младенце и пели «Ночь тиха». Это многое говорит о человеке. И тот, в ком это есть, не меняется. Никогда!
Пронзительный визг, донесшийся из-за угла дома, заставил нас подскочить. Повернувшись в ту сторону, мы увидели промокшую с ног до головы Кло, которую преследовал по пятам такой же мокрый пес. Его длинная шерсть прилипла к телу, и сейчас он выглядел чуть ли не втрое меньше своего первоначального размера.
Трипп быстро поднялся, но я видела, что он изо всех сил старается не рассмеяться.
– Не беги, и он перестанет за тобой гоняться!
Кло помчалась по разворотному кругу перед крыльцом. На бегу она поглядывала на Триппа, желая удостовериться, что правильно его расслышала. Когда он кивнул, девочка резко остановилась, пес с разбега налетел на нее и сбил с ног. Ни жива ни мертва от страха, Кло лежала совершенно неподвижно там, где упала. Пес поднялся первым, отряхнулся, обдав Кло еще одним фонтаном брызг, а потом принялся вылизывать ее лицо – то ли извиняясь, то ли в знак признательности за доставленное удовольствие.
Я сама не заметила, как оказалась на ногах. Книга соскользнула у меня с колен и упала на пол, но я не обратила на это внимания. Я была уже на крыльце, когда Трипп поймал меня за руку. Только тогда до меня наконец дошло, что Кло визжит не от ужаса, а от удовольствия. Одно это заслуживало внимания – я еще никогда не слышала, чтобы моя приемная дочь издавала подобные звуки. Впрочем, раньше у нее просто не было причин визжать от восторга.
Наконец Кло удалось сесть. Вцепившись обеими руками в мокрую шерсть пса, она посмотрела на нас и улыбнулась во весь рот. Волосы у нее намокли и висели как мочало, в черных прядях застряли травинки, соломинки и клочья мыльной пены.
Трипп облокотился на ограждение веранды.
– На твоем месте я бы еще раз сходил в кухню и попросил у миссис Смит еще пару полотенец для вас обоих, – доброжелательно посоветовал он. – Только, ради бога, не через дом, а вокруг, о’кей?.. И не беги, иди спокойно.
Кло поднялась, потом двинулась в обход дома нарочито медленными и маленькими шажками. Внезапно она остановилась и сделала несколько шагов в обратную сторону.
– Хорошо, сэр.
С этими словами она исчезла, а мы вернулись в кресла, причем Трипп снова принялся раскачиваться.
– Только ничего не говори! – предупредила я, хотя его молчание меня изрядно нервировало.
– Я и не собирался.
– Да знаю я, черт!.. – Наклонившись, я подобрала книгу миссис Шипли. Одна страница замялась во время падения, и я, сосредоточенно хмурясь, попыталась ее разгладить. Наконец я кое-как справилась с этим делом и, вновь раскрыв книгу на нужном месте, положила ее себе на колени. – Кстати, – сказала я, не глядя на Триппа, – Марк просил, чтобы ты перестал вкладывать свои сопроводительные записки в мои анализы. Он считает их непрофессиональными, и… Короче, они его бесят!
– Он так и сказал?
– Да.
– Замечательно! – Трипп продолжал раскачиваться, и мне захотелось столкнуть его с веранды, но потом я представила себе лицо Марка, когда он получит следующий отчет, и невольно улыбнулась.
– Ты останешься на ужин?
– Ты меня приглашаешь?
Я тяжело вздохнула. Разговаривать с Триппом всегда было нелегко.
– Приглашаю… поскольку ты все равно уже здесь. Кроме того, мне хотелось бы кое в чем разобраться, и мне нужна восторженная публика, чтобы проверить некоторые мои идеи.
– Идеи насчет Аделаиды Ричмонд?
– Вот именно. – Я кивнула. – Шериф Адамс практически на сто процентов уверен, что это ее останки. За это говорят результаты исследования ДНК, газетные статьи и кольцо. Остается только дождаться результатов комплексного криминалистического исследования, которое, возможно, поможет нам установить причину смерти. Я… Мне не хочется предавать ее земле, пока мы не узнаем, что случилось и кто виноват.
– Это может быть невозможно, Вив. В конце концов, с тех пор прошло восемьдесят лет.
– Я знаю. – Невольно я вспомнила, как совсем недавно Трипп утверждал, что я не признаю́ слова «нет». Так действительно было, но потом я начала принимать таблетки, лишившие меня воли и желания побеждать. И все же в чем-то он был прав: из песни, как говорится, слова не выкинешь.
Некоторое время я внимательно рассматривала фамильное древо Уокеров на страницах лежащей передо мной книги.
– Бутси часто рассказывала мне о наших предках, но я, к сожалению, слушала ее не слишком внимательно. Мне всегда казалось, что когда-нибудь потом, когда у меня будет больше времени, я обязательно все это запишу, чтобы не забыть, но… Когда человек молод, ему и в голову не приходит, что на что-то времени может и не хватить.
Мой палец заскользил по тонким линиям, соединявшим квадратики с вписанными в них именами, – миновал Аделаиду, поднялся к Бутси, к Кэрол-Линн и наконец остановился на мне и Томми. Здесь линии обрывались.
– Теперь я жалею, что в свое время не захотела выслушать историю матери. Мне бы хотелось многое понять, но теперь уже слишком поздно.
– Задним умом…
– Я знаю, – перебила я. – …Все крепки.
– А я считаю, что слово «поздно» придумали пессимисты. Попробовать-то можно?..
– Я знаю, что говорю. Если я сказала – поздно, значит, так и есть, и пессимизм здесь ни при чем, потому что речь идет о Кэрол-Линн. Она до сих пор зовет Кло именем своей школьной подруги и считает, что мне по-прежнему шестнадцать.