было бы большой беды, если бы из разошедшегося ворота не выпала висевшая на шелковой нитке крупная жемчужина – та самая, которую я видела у нее на шее во время Праздника урожая. До сегодняшнего дня Матильда скрывала свое единственное украшение под платьем, поэтому мне не приходило в голову, что жемчужина может по-прежнему быть у нее.
– Не думаю, сэр, – ответила Матильда, делая шаг назад.
– Ты хочешь сказать, что я лгу?
– Думаю, именно это она и хочет сказать, – вмешался Уилли из своего кресла, подняться с которого он либо не хотел, либо просто не мог.
– Прекратите! – воскликнула я. – Вы оба пьяны! Сядьте и ешьте, чтобы Матильда могла вернуться к моей дочери.
– Смотри-ка, что у нее есть! – Чаз добрался до Матильды и, с трудом вскарабкавшись на ноги, потянулся обеими руками к ее шее. – Настоящая жемчужина, будь я проклят! И какая крупная!.. Ты когда-нибудь видел, чтобы черномазые девки щеголяли в жемчужных ожерельях? Наверное, она ее где-то украла.
Уилли окинул Матильду расфокусированным взглядом и присвистнул.
– Ого! Точно, украла!.. Отвечай, черномазая, где ты взяла эту штуку?
– Это я ей дала.
Мы как по команде повернулись к Саре Бет, которая преспокойно выпустила изо рта тонкую струйку дыма.
– Матильда не крала эту жемчужину… – Сара поднялась с козетки, и я только сейчас заметила, что у нее новые серьги – очень красивые золотые подвески с крупными изумрудами. Точно такие же серьги Анджело Берлини купил в лавке Пикока для своей невесты. Должно быть, я невольно ахнула, поскольку Сара бросила на меня острый взгляд. В растерянности я перевела взгляд на Уилли и поняла, что он тоже их заметил. Даже Чаз обернулся в нашу сторону, выпустив из рук жемчужину, и Матильда поспешно попятилась, зажимая платье у горла. На пороге она, однако, остановилась в нерешительности, словно не зная, что лучше – сбежать или остаться.
– Так, так… – проговорил Чаз, укоризненно качая головой. – Откровенно говоря, я нисколько не удивлен, что наша Сара так любит черномазых. Мне приходилось кое-что слышать… Один человек, который заправляет нелегальной винокурней на старой плантации Эллиса, сказал мне по секрету, что…
Договорить он не успел – Уилли бросился на приятеля и сбил с ног. Оба мужчины повалились на пол, тумбочка, на которой стоял радиоприемник, зашаталась, и я в страхе всплеснула руками. Я была уверена, что сейчас произойдет что-то ужасное, но сделать ничего не могла. Краем глаза я видела, что Сара Бет стала белой, как полотно, и что пепел с ее сигареты вот-вот упадет на ковер тети Луизы.
Уилли и Чаз барахтались на полу. К счастью, они были слишком пьяны, поэтому удары, которые они пытались наносить друг другу, по большей части не достигали цели. В конце концов мой кузен ухватил Чаза за воротник и, притянув к себе, проорал прямо ему в лицо:
– Не смей говорить гадости о моей невесте! Не смей, слышишь?!. Эти люди с плантации – просто белая рвань, подонки! Они скажут все что угодно, лишь бы запятнать репутацию настоящей леди. А теперь – убирайся!.. – Он несколько раз встряхнул Чаза, потом швырнул его на тетино кресло. – Пшел вон!
Чаз вытер разбитую губу рукавом пиджака. Руки его дрожали.
– Я… я прошу меня извинить. Это была шутка. Я просто очень рассердился. Ваша черномазая дрянь меня рассердила!
– Вон отсюда! – повторил Уилли, делая шаг в сторону приятеля.
– Но… – Чаз с трудом выбрался из кресла. – Как же я поеду домой? У меня даже нет машины!
– Проваливай, кому сказано! – заревел Уилли, толкая его в грудь. – Убирайся из моего дома и больше никогда не попадайся мне на глаза!
Опасливо оглядываясь через плечо и поминутно спотыкаясь, Чаз выбежал в коридор, еле-еле разминувшись с Матильдой, которая так и застыла на пороге соляным столбом. Я услышала короткий грохот – на крыльце Чаз все-таки упал. Потом наступила тишина, и я решила, что он заснул прямо у нас на ступеньках. Интересно, подумалось мне, успеет он проспаться до того, как вернутся дядя и тетя, или дяде Джо придется везти его домой в своем грузовичке?
В другое время я бы, наверное, не сдержалась и захихикала, представив, как дядя забрасывает бесчувственного Чаза в кузов, точно тюк с бельем, но сейчас мне было не до смеха, потому что лицо у моего кузена сделалось каким-то странным. И у Сары Бет тоже. Эти двое смотрели друг на друга так, что у меня мороз пробежал по коже. Наконец Уилли сказал:
– Какие красивые у тебя сережки, Сара. Откуда они? Я что-то не помню, чтобы я дарил их тебе…
Сара Бет быстро облизала губы.
– Это не ты, это отец… Он купил серьги к моему дню рождения, но… я случайно их нашла, и ему пришлось подарить их раньше.
Уилли долго смотрел на нее и качал головой, потом, держась рукой за стену, вышел в коридор и добрался до лестницы. Схватившись за перила, он повернулся к нам:
– Я иду спать. Спокойной ночи, леди. – И, продолжая цепляться за перила, Уилли стал подниматься.
Ни я, ни Сара Бет не проронили ни слова, пока он не достиг верхней площадки и не пропал из вида. Потом моя подруга сказала:
– Я тоже, пожалуй, пойду домой. Извини, что испортила тебе вечер… – И, взяв с козетки свои меха, она тоже двинулась к выходу.
– Постой! – Я бросилась за ней вдогонку. – Ты слышала, что́ говорил Чаз о людях с плантации? Он имел в виду Вельму и Леона, правда?
Сара Бет пожала плечами.
– А ты слышала, что сказал Уилли? – парировала она. – Эти люди – просто подонки, и Клан правильно сделал, что вышвырнул их с плантации. Нечего им там делать!
– Тогда почему ты солгала насчет жемчужины? Ведь ты не дарила ее Матильде, и мы обе это знаем – знаем, как она к ней попала…
Сара Бет стояла теперь совсем близко, поэтому, когда она заговорила, меня обдало таким крепким запахом табака и виски, что я с трудом сдержала рвотный позыв.
– Никогда… – с расстановкой проговорила она, – никогда не задавай вопросов, ответы на которые могут тебе не понравиться.
С этими словами она распахнула входную дверь и, с вызывающим видом тряхнув сережками, вышла на веранду и исчезла в темноте. Я покрепче заперла за ней дверь и обернулась. Матильда давно ушла, в прихожей я была одна, и только последние слова Сары Бет продолжали звучать у меня в ушах.
Глава 41
Вивьен Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Май, 2013
Вытерев мокрые руки о фартук, я заглянула в столовую, где Кэрол-Линн и Кора накрывали на стол. Сегодня мы ждали на ужин Матильду – а также Триппа, который вызвался доставить ее из «Солнечных полян», а потом отвезти обратно. Сосчитав количество приборов на столе, я невольно улыбнулась, поняв, что моя мать, верная себе, снова поставила тарелку для Бутси. Точно так же, впрочем, поступала и сама Бутси все годы, что Кэрол-Линн скиталась неизвестно где. Быть может, подумалось мне, все годы, которые я прожила в Калифорнии, мои мать и бабка ставили прибор и для меня. Спросить об этом у Томми или у Коры мне как-то не пришло в голову, но я бы не удивилась, если бы моя догадка оказалась верной.
Сегодня в местной школе должна была состояться вечеринка для подростков, переходивших в старшую школу, и я не видела Кло уже несколько часов. С самого обеда она торчала в своей комнате, прихорашиваясь и наряжаясь. Я сама отвела туда Кэрол-Линн, чтобы она помогла Кло причесаться. Вернулась она только недавно, но когда я спросила, как идут дела, мать ничего мне не ответила – она уже все забыла.
Как я и обещала, на днях мы втроем съездили в «Хемлин». Сначала Кло наотрез отказывалась мерить то, что предлагала я, но потом в дело вмешалась Кэрол-Линн, и произошло маленькое чудо: девочка согласилась не только приложить к себе несколько платьев, но и надеть их в примерочной. В конце концов мы накупили ей целый ворох ярких одежек, главным образом – в стиле восьмидесятых, но как раз это обстоятельство меня не особенно заботило. Куда важнее было то, что все наряды очень шли Кло и были подходящего размера, а главное – что это не были черные джинсы и мешковатые футболки с отвратительными рисунками. Мне удалось отыскать даже пару шортов для себя – не слишком коротких и не слишком вызывающих. Кэрол-Линн я тоже заставила примерить шорты, полагая, что летом ей будет в них прохладнее, чем в джинсах. Мать не слишком возражала; когда же большое ростовое зеркало отразило нас обеих, я поразилась, насколько мы похожи. Конечно, сыграла свою роль и одежда, но дело, конечно, было не только в ней. Глаза, волосы, овал лица, телосложение и даже улыбки – все было одинаковым, словно нас обжигали в одной печи.
– У тебя красивые ноги, Вивьен, – сказала Кэрол-Линн, разглядывая меня, как мне показалось, с одобрением.
Я машинально посмотрела на ее ноги, которые уж никак не могли принадлежать шестидесятисемилетней женщине.
– И я, кажется, знаю, кого мне за это благодарить, – ответила я. – Тебе с твоими ногами только в конкурсе бикини участвовать. Думаю, ты бы без труда заняла первое место.
Кэрол-Линн так громко расхохоталась, что Кло не выдержала и заглянула в примерочную, чтобы узнать, все ли у нас в порядке и из-за чего весь этот шум. Увидев, что мы стоим и смеемся, глядя на себя в зеркало, Кло тоже рассмеялась – просто за компанию.
Потом я предложила всем подстричься – без всякой задней мысли, и Кло согласилась, но только после того, как Кэрол-Линн пообещала, что даже с короткой челкой и подровненными концами она все равно сможет носить «французскую косу».
Когда я вернулась в прихожую, Кло как раз спускалась по лестнице, и мне пришлось прижать руки к губам, чтобы она не увидела, как они дрожат. Она была такая хорошенькая в новеньких расклешенных джинсах светло-голубого цвета и очень красивой цветастой блузке с глубоко вырезанной горловиной и ниспадающим фестонами нижним краем, что мне хотелось закричать – или заплакать. Ее волосы были искусно заплетены во «французскую косу», а на лице не было ни следа уродливого черного макияжа. Остановившись на нижней ступеньке, Кло вопросительно взглянула на меня, взволнованно прикусив нижнюю губу. Она ждала, что́ я скажу, и я постаралась ее не разочаровать, хотя чувствовала я куда больше, чем могла выразить словами.