Женщина почти сразу уснула, а хозяин прошёл по квартире, прикасаясь руками к столу, к старинным фотографиям, к картинам, словно давая им понять, что их не забыли. Что вскоре хозяин вернётся окончательно и всё будет точно так, как и несколько десятилетий ранее. Он сел за стол и откинулся в кожаном кресле, закрыв глаза.
Жизнь продолжалась несмотря ни на что, правда теперь, кроме основной цели, появилась дополнительная, которая, на данный момент, стала на первое место – любыми путями надо сохранить жизнь его любимой женщины. Любыми!!! Всё остальное потом. Время терпит…
Его размышления прервал скрежет замков входной двери. Выйдя из комнаты, лицом к лицу столкнулся с тоненькой невысокой женщиной.
- Ира?
- Дядя Дима? Дмитрий Михайлович? – женщина, которой на самом деле было максимум лет двадцать, увидев мужчину, сделала шаг навстречу и обмякла, прижатая к груди офицера. Тот, обняв тоненькое тельце, гладил девчушку по стипине, успокаивая её. Та не плакала, лишь всклипывала, всё прижимаясь и прижимаясь к жёсткой шинели.
- Ну всё, малышка. Всё, моя хорошая. Кушать хочешь?
Кверху поднялись два зелёных глаза, которые на исхудавшем лице выглядели в половину головы.
- Дядь Дима. Ты смешной. Задал вопрос, на который нужно отвечать?
- Пойдём тогда на кухню. Моя половинка там спит. Я печку растопил, так что на кухне и тепло и тебе быстро что-нибудь сделаю. Подожди… А ты сегодня вообще ела хоть что-нибудь? Только честно?
- Днём, в госпитале, суп. Нас подкармливает главврач. Забоится, словно о своих детях. Мы поначалу отказывались, мол, раненым более нужно, но тот чуть не криком кричал – требовал есть, потому что, если у нас сил не будет, какие мы медсёстры, какие медики? Мы поначалу отказывались, но тогда и сам Григорий Александрович поставил условие - мол, если мы будем продолжать отказываться, то к нам присоединится и он. Вместе со всеми врачами. И гибель бойцов будет на нашей совести. Вот так…
- Он у Вас правильный человек. Молодец, нечего сказать.
- Он такой.
На кухне полковник предложил или что-то сварить новое или разогреть содержимое миски, что была сварена.
- Сьешь всё? – спросил мужчина, показывая миску.
- Да Вы что? Это нам на даоих на пару раз, - девушка через силу улыбнулась. – Да и нельзя сразу много. А Наташа уже поела?
- Три ложки, потом отнял, – мужчина скривился. – Если б ты знала чего мне это стоило… Чуть ли не силой отнимал еду у жены. Страшно думать об этом, не то, что сказать. Ладно, милая. Давай так. Я разогрею всё что есть, а ты скушаешь сколько посчитаешь нужным. Ты же медик, должна понимать.
Зачерпнув первую ложку, девушка поднесла ко рту и, положив в рот содержимое, замерла.
- Господи. Как же вкусно, - у неё по щекам стали скатываться слёзы. – Кажется, я и забыть забыла, что на свете существует такая вкуснятина.
- Чуть ли не слово в слово ты повторила слова моей жены. – Мужчина сглотнул, давя в себе спазм. – Кушай, малышка. Потом поговорим.
Девушка съела ещё пару ложек и решительно отставила миску в сторону.
- Нельзя больше. Кажется, что проглотила бы всё одним махом, но никак нельзя. Может Наташу разбудим?
- Она съела три ложки около… трёх часов назад. Не рано?
- Рановато. Пусть ещё хотя бы час-два пройдёт.
- Умница. Тогда у меня пара вопросов. Воды, как понимаю, только один бидон?
- Да. У нас другой ёмкости нет. Вожу на санках с Невы раз в неделю. А больше и не надо – чай попить, да иногда, когда повезёт, суп горовый из концентрата сварить.
- А дрова?
- Сейчас стало полегче. Развозят военные по домам, правда, не так часто. Если успел – на неделю хватает. Зимой было очень плохо – все мои книги спалили. Я ведь теперь с Наташей вместе. Дядь Дима, ты меня не прогонишь? – девушка подняла грустные глаза на мужчину.
- Конечно нет, дурёха. Как могла вообще о таком спросить? Да я тебе по гроб обязан, что помогаешь моей жене. Если бы не ты… Сожалею, что твой папа…
- Спасибо, - девушка опустила глаза. – Мама ещё год назад умерла. Тогда было вообще страшно. Но Наташа делилась продуктами с нами. С папой и со мной. А когда папа… Простите. Не могу говорить. Я ведь теперь одна-одинёшенька на всём белом свете. И никому не нужна.
- Зачем ты так? – мужчина пересел ближе к девушке и приобнял её. – За эти лихие годы ты стала членом нашей семьи. Близкой и родной. Неужели думаешь, что бросим тебя? Да никогда. Будем жить вместе. У нас детей нет, так что будешь нашей дочкой. Война закончится – поступишь в мединститут. Практика у тебя большая. Отучишься, устроишься на работу. Потом подберём тебе красавца в суженые и замуж выдадим по высшему разряду – в белом платье с самыми красивыми цветами и на самом шикарном лимузине. И все будут завидовать твоему счастью. И мужчины и женщины.
- Так ждать ещё сколько…
- Недолго осталось. Год-полтора максимум. Мы победим, и это без сомнений. В первую мировую немцев сумели прогнать, а сейчас и подавно. Скоро в Ленинграде будет легче. Я знаю - сюда уже поезда с продуктами один за другим идут. Так что надо чуть продержаться… Парней, правда, погибло много, но для тебя сыщем самого-самого. Ты мне веришь?
- Верю, - прошептала девушка. – Только выбирать буду сама. Ладно?
- Конечно сама, - улыбнулся мужчина. – Тебе же с ним жить и детей рожать, не нам. А теперь пойдём со мной, покажу кое-что.
В кабинете, куда мужчина провёл девушку, стояли два чемодана. Открыв один, показал содержимое девушке. Та обмерла.
- Я… это… на вас двоих привёз. Знаю, что неслыханное богатство для голодного города. Поэтому прошу – не стоит хвалиться перед другими. Скажешь одному, второму, а потом сюда нагрянут бандиты. Ладно еду унесут, так и Вас здесь убьют. Осчастливить всех не сможешь, а вот из-за ненужного слова жизни лишишься. Не только сама, а и мою половинку не убережёшь. Дай слово, что не обмолвишься.
- Дядь Дима. Так это раненым нужнее. Они ведь в проголодь лежат. Как они-то?
- Милый ребёнок. Ты думаешь, что этих двух чемоданов хватит, что бы накормить всех раненных даже в твоём госпитале? Ну, может на раз хватит. А потом что? Опять будешь страдать, глядя на их порции? Скажу одно, а ты прежде крепко подумай, прежде чем станешь возражать. Если будешь в чуть лучшем состоянии, чем сейчас, сможешь оказать больше внимания своим подопечным? Или же будешь бродить от койки к койке словно привидение? И падать, не имея сил поднять утку у кровати? Подумай, малыш. Хорошо подумай. Одного прошу – не оставь мою жену голодать как прежде. Она для меня важней всего на свете. Правильно поступишь – сделаю, как обещал. Будешь счастлива. А нет, проклятия слать не буду, но выводы сделаю.
- Я поняла, дядя Дима, – еле слышно проговорила девушка. – Вы только не обижайтесь, но мне поспать надо. Скоро в ночную смену.
- Иди, ложись на кухне. Там тепло. А я пока поработаю на благо вас двоих, так что не пугайся, если дверь будет хлопать.
Уложив девчушку рядом с женой, которая согревшись, сопела ровно-ровно, закрыл в ванной слив и опрокинул туда бидон с водой. Взяв в прихожей санки, захватив бидон, за несколько походов к Неве наполнил водой больше половины ванны, а последний наполненный бидон пронёс на кухню.
Ира уже проснулась и суетилась вокруг жены полковника, кормя ту с ложки. Увидев мужчину, обе женщины заулыбались.
- Димочка, – супруга полковника приподнла голову. – Мне Ирочка сказала, что ты неимоверные сокровища в дом притащил? И это всё нам?
- Именно что Вам, – мужчина сел рядом с лежащей женщиной и погладил её тонкую руку. – Вы мне обе нужны живыми и здоровыми. Я ведь готовился заранее, зная, что по службе может случиться чудо, и я окажусь дома. Повидаюсь, да и помогу немного.
- А обратно когда?
- Говорил уже тебе. Завтра с утра, милая. У меня только сутки были, да и из тех осталась лишь ночь. С утра на аэродром и в Москву. А там как руководство решит.
Увидев, что девушка собирается, проводил, и в прихожей обнял её и прижал к себе на прощание.
- Ирочка. Спасибо, дочка, что заботишься о моей жене. Спасибо, что в сердце твоём одно добро. Береги себя, золотой ты человечек. И помни – всё, что обещал, выполню. Но и ты поберегись. Хорошо?
- Хорошо, дядя Дима. Спасибо Вам за всё. Я послушаю Вашего совета. Вы правы как всегда. Спасибо. – И девушка, неловко ткнувшись холодными губами в губы мужчины, выскользнула за дверь…
Вернувшись на кухню, полковник вновь сел рядом с женой.
- Кушать хочешь?
- Нет, милый. Меня девочка покормила и сама поела. Так что мы сыты. А вот от чая не откажусь. Но это чуть позже. Скажи, если сможешь. Ты добился своего?
Мужчина усмехнулся.
- Понимаешь, родная, сейчас трудно пронозировать что-либо. Нашёл с начала войны три пары, познакомил молодёжь между собой. Думал, всё сладилось, так четверо из шестерых погибли. Двое в поезде попали под бомбёжку. Двое… по Дороге жизни… так не доехали до Большой земли. Грустно. Особеннол грустно, что трое из четверых были Одарёнными. Очень слабыми, тем не менее. Только двоих сумел найти и увезти в Москву. У них как раз всё сложилось. Уже и ребёнок родился. Я, конечно, открыто не лез, но был поблизости, почувствовал, что мальчик сам по себе уникален. Потенциал просто огромен, но Дар пока спит. Да и когда проснётся - кто его знает? Так что потерять эту семью из вида нельзя ни в коем случае.
- Так и будешь носиться по стране и искать Одарённых? Всё надеешься вернуть несбыточное? Может стоит жить как все? Радоваться солнцу, людям?
- Хотелось бы, но меня не покидает чувство долга - что могу если не замкнуть круг, то обязан хотя бы попытаться. Если не я, то кто?
- Ты как был мальчишкой, тем и остался. Неужели так и надеешься, что настанет то время, когда тебя попросят вернуться?
- Может и настанет. Может и нет. Я ведь желаю не для себя счастья, для своей Родины, коей посвятил всю жизнь. Для земли, на которой родился и рос. Жил не для славы, а служа Отчизне. Пусть и не осуществится задуманное, но Братство живёт, усиливаясь с каждым годом - люди новые приходят, да и я их ищу постоянно. Помогаю чем могу. Хотя бы множится количество людей, которые чтят память предков и не забывают свои корни. Уже ради этого стоило жить… И позволю тебе напомнить – Михаил Александрович погиб в семнадцатом, убитый большевиками в Перми. Не забывай об этом никогда…