Я постаралась незаметно исчезнуть с этих посиделок, тихонько выскользнула из большой комнаты и прошла в ту, где обычно спала вместе со Славой. Однако сегодня на моём диване уложили Ваню – видимо, предполагалось, что никто из взрослых обитателей квартиры, включая меня, сегодня ночью всё равно спать не будет.
Я вошла в комнату и разглядела, как в полутьме Ванька смотрит на меня светлыми блестящими глазами. Сам он, маленький и щуплый, с головой закопался в одеяло, и лишь испуганные глаза выглядывали из сделанной им щели.
– Ты чего не спишь? – спросила я, присев на диван рядом с ним.
Он выполз из-под одеяла и дёрнул тощенькими плечами.
– Шумят…
Честно говоря, я сомневалась, что спать ему мешал шум. В квартире у тётки очень редко бывало по-настоящему тихо, и бедный Ваня с детства выучился спать под гул голосов. Должно быть, что-то его беспокоило.
– Ну чего ты? – спросила я шёпотом, наклоняясь к нему.
Он поёрзал в кровати и доверчиво спросил:
– А Витальку не убьют?
– Чего? – рассмеялась я. А потом, наткнувшись на беспомощный взгляд его светлых глаз, перестала улыбаться. – Нет, конечно. С чего ты взял?
– Он ведь в армию уходит… – протянул мальчишка. – Там стреляют.
И мне впервые пришло в голову, что, кажется, этому пацанёнку никто не потрудился объяснить, что, собственно, происходит. Да что там, с ним вообще кроме меня никто не общался.
– Слушай, Ванька, – серьёзно сказала я. – Ты ведь у меня умный парень, да? Ты сам подумай, войны ведь нет, правда?
– Правда, – неуверенно пробормотал он.
– Ну вот, значит, ничто Виталику не угрожает. Никто в него стрелять не будет, никто его не убьёт.
– А зачем тогда ему в армию? – спросил малыш.
– Затем, что… Вдруг на нас нападет враг. А никто из мужчин воевать не умеет. Вот Виталика там и научат, как отбиваться от врага.
– А на нас нападут? – снова испуганно спросил Ванька.
Ох, я и сама-то не слишком хорошо умела разговаривать с детьми.
– Нет, нет, конечно, – заверила я. – Его… его просто на всякий случай научат. Чтобы он стал настоящим защитником, – тут я, признаться, едва не фыркнула, представив себе Виталика доблестным защитником Родины. – А потом он вернётся и станет спокойно жить и работать. А войны не будет, не бойся!
В соседней комнате нестройно заголосили:
– По Дону гуляет казак молодой…
Ванька посопел, сдвинув светлые брови, потом серьёзно кивнул и прошептал:
– Ну ладно.
– А теперь спи, – сказала я. – Спи, маленький. Всё будет хорошо!
Как бы мне хотелось, чтобы и мне кто-нибудь сказал то же самое.
Я попыталась прикорнуть рядом с Ванькой, но в квартире сегодня и правда шумели чересчур сильно. Я крутилась на постели и думала, как же мне спасти Ветра. И ничего не могла придумать.
В коридоре поминутно хлопала дверь, кто-то уходил, приходил, раздавались новые голоса, звенели бутылки. У меня разболелась голова, и до того вдруг стало тоскливо, что я бесшумно выбралась из кровати. Легла я не раздеваясь, а потому, дождавшись относительного затишья, прошмыгнула в коридор, накинула куртку, сунула ноги в сапоги и вышла на улицу.
Стояло уже начало ноября. Днём было тепло, но по ночам подмораживало. И лужи у подъезда стянуло лёгким ледком. В воздухе пахло осенней ночью – тревожным холодком и остывшим дымом – днём во дворе жгли опавшие листья. Я не знала, куда мне отправиться, – на пустырь к собакам ночью не рискнула бы пойти даже я. Опустившись на стоявшую у подъезда скамейку, я обхватила себя руками за плечи. От ночной прохлады меня слегка знобило, и всё же здесь было как-то уютнее, чем в квартире.
Я задумалась и не сразу услышала, что откуда-то из-за угла дома доносятся голоса.
– Ну, Виталич, бывай, – пьяно прощался кто-то. – Я уж, прости, в военкомат не поеду утром, мне на завод к восьми… Так что давай, братан, как говорится, не поминай лихом!
– Ещё свидимся, Белый, ещё забухаем вместе, – слезливо отозвался голос Виталика.
И я поняла, что он прощается с кем-то из своих друзей. Я только успела задуматься о том, что оставаться наедине с безобразно пьяным, к тому же расчувствовавшимся от завтрашнего отъезда Виталиком может быть опасно, и что мне, наверное, лучше куда-нибудь спрятаться, как он уже появился рядом, увидел меня и широко ухмыльнулся.
– Сестричка, – протянул он. – А ты чего тут одна сидишь? По мне тоскуешь, мм?
– Я… я уже спать иду, – я поспешно поднялась со скамейки.
– Да брось, посиди со мной, – пьяно скривился он, схватил меня за руку и силой заставил усесться обратно. Сам же рухнул рядом со мной и тяжело навалился мне на плечо, дыша перегаром в лицо. – Я давно хотел тебя спросить, ты чего такая неласковая? Скучная, а?
– Виталик… – начала я, пытаясь высвободиться.
– Не любишь родственников, а? Может, думаешь, мы тут все быдло? А ты – такая принцесса?
Он понемногу начинал заводиться, и это испугало меня. До сих пор Виталик, в отличие от занозистого Славки, вёл себя всегда с каким-то ленивым добродушием, поддразнивал меня, как большой кот мышонка, теперь же я вдруг впервые ощутила исходившую от него агрессию.
– Виталик, пусти, – забилась я, но он лишь сильнее на меня навалился.
– А знаешь, что я тебе скажу? – продолжал с какой-то философской интонацией он. – Ты ничем не лучше. Ты такая же, как мы. Только нос отчего-то задираешь. А ты его не задирай, так-то лучше будет…
Наверное, я еще могла закричать, позвать на помощь… Кто-нибудь мог выскочить из подъезда, вызвать полицию, в конце концов. Но я отчего-то не могла издать ни звука.
Виталик был сильнее и вскоре уже завалил меня на скамейку, распахнул куртку и принялся жадно шарить руками по телу, тыкаясь мне в лицо горячими губами.
– Пусти! Пусти! – хрипела я.
Теперь я уже физически не могла закричать – слишком сбилось дыхание и к горлу подступила тошнота. Меня колотило – не от холода, я даже не чувствовала, как кожи касался холодный ночной воздух. Меня буквально выворачивало от его прикосновений, от пьяных бормотаний и запаха. Его пальцы торопливо дёргали застёжку на джинсах.
Исчезли все звуки – и гомон пьяных голосов из окна, и шелест ночного ветра. Не услышала я и рёв приближавшегося мотоцикла. И только почувствовала, как взявшаяся из ниоткуда сила практически сорвала с меня пьяного братца. Кто-то спихнул с меня Виталика, повалил на землю и начал нещадно лупить.
Из моих глаз безостановочно текли слёзы, и я поначалу ничего не могла разобрать, лишь видела в темноте мелькание рук и ног и слышала звуки гулких ударов. И только когда Виталик, как-то влажно хлюпнув, упал на колени и попытался отдышаться, я разглядела того, кто теперь приближался ко мне. Гриша!
Я даже не поняла, откуда он взялся. Он явился ко мне, словно из моего сна, оказался ровно вовремя, чтобы стать моим спасителем. И я, не думая ни о чём, не разбираясь, что же произошло, рванулась к нему и прижалась к его груди, чувствуя знакомое тепло его тела, вдыхая его запах, чуть искажённый дорожным смогом.
– Тише, тише, я здесь. Всё хорошо, – шептал он и гладил меня по волосам.
Я не знаю, как ему удалось справиться с Виталиком. Гриша, конечно, был крупным, сильным, но всё-таки ему в тот момент было всего лишь шестнадцать, и он явно должен был уступать девятнадцатилетнему Виталику в силе. Может быть, тут сказались его постоянные вылазки в лес, полузвериные повадки, ловкость и изворотливость. А может, ему придало силы отчаянное желание меня защитить. Или Виталик попросту был слишком пьян, чтобы отбиваться всерьёз. Так или иначе, он, отдышавшись, встал на ноги и несколько секунд слепо таращился по сторонам, как будто не до конца понимая, где находится.
– Он часто так делает? – негромко спросил Гриша, с отвращением поглядывая на него.
И что-то было такое в его голосе, в его взгляде, что я поняла – скажи я сейчас, что Виталик мешает мне жить, и он убьёт его не задумываясь, просто потому, что так захотела я.
– Нет, нет, – поспешно выдохнула я. – Нет, он утром в армию уходит. Его не будет больше. Оставь его, Гриша!
Виталик коротко взглянул на нас, утёр рукавом кровавые дорожки, стекавшие из носа, сплюнул под ноги и пошатываясь направился в подъезд.
Только теперь, когда он исчез из виду, я начала обретать понемногу способность мыслить. Меня все ещё била дрожь, и слёзы никак не хотели униматься, и всё же реальность начала постепенно возвращаться.
– Как ты здесь оказался? – спросила я, все ещё вжимаясь в Гришу всем телом.
Я как будто боялась, что он сейчас испарится, исчезнет. Что я проснусь и снова услышу, как Инга пьяно бормочет на кухне.
– Приехал, – отозвался он. – На мотоцикле. Вон, посмотри.
Он так и не разомкнул рук, словно боялся выпустить меня хоть на мгновение, и потому лишь подбородком указал куда-то в сторону. Я увидела, что чуть в стороне от подъезда, у ограды чахлого палисадничка, стоит запылённый мотоцикл с выкрашенной в тёмно-зелёный цвет коляской.
– Почему на мотоцикле? – не поняла я.
– Ну так денег на билет не было. Я занять пытался, и тут Костик – ну помнишь, старший брат Егора Попова? – предложил мне свой мотоцикл. Бери, говорит, только постарайся уж не убиться в дороге. Я и погнал.
– Сколько же ты ехал? – спросила я шёпотом.
– Позавчера вечером выехал, – ответил Гриша. – Мог бы быстрее добраться, но днём вчера сон сморил, понял – надо поспать, а то не доеду.
– И где ты спал?
– Да на обочину мотоцикл отволок и прикорнул в коляске, – просто объяснил он.
От услышанного у меня надсадно защемило в груди. Я представила себе, как Гриша, один, на этом старом разболтанном мотоцикле гонит по пустынным дорогам, мчится вдоль лесов. Я ведь знала, по каким глухим местам пришлось ему проехать, понимала, что с ним всякое могло случиться. Наши богом забытые края кишели дорожными бандами и контрабандистами. Полиции почти не удавалось контролировать преступность – да и как её будешь контролировать, когда кругом глухие леса. Выходило, что Гриша рисковал жизнью только ради того, чтобы добраться до меня.