– Бет, – сказала я. – Я хочу уехать на неделю, когда сюда прилетит Гриша.
– Ждала-ждала, а теперь сбегаешь? Понимаю, – едко отозвалась она.
– Нет, – покачала головой я, хотя ясно было, что она моего жеста видеть не может. – Нет, ты не поняла, я хочу уехать вместе с ним.
– Рада, ты помнишь, о чём мы говорили, – тут же напряглась Бет. – Нельзя, чтобы вас видели вместе. Это сразу породит волны слухов.
– Я помню, – кивнула я. – Потому я тебе и звоню. Чтобы ты помогла мне найти место, где нас никто не увидит и не потревожит.
– Но ты же понимаешь, что все пляжные курорты…
– А кто говорит о пляжных курортах? – перебила ее я. – Бет, мне нужен… нужен какой-нибудь домик в лесу.
Эти слова вырвались у меня словно сами собой, и я тут же поняла, как это было правильно. Конечно, если где мы с Гришей и могли снова обрести друг друга, отрешиться от всего, что нас теперь разделяло, и снова стать самими собой – так только в лесу. Где не было бы ни киностудий, ни поклонников, ни назойливых папарацци, ни посольств, ни консулов, ни документов. Только мы, деревья, листва, запахи цветов и земли и ощущение полной свободы.
– Домик в лесу… – Бет задумалась. – Хорошо, знаю я одно место неподалеку от Сиэтла, – она произнесла название этого города так, словно там находился настоящий край земли. – Там вас, скорее всего, никто не увидит. Но ты же понимаешь…
– Да-да-да, – отозвалась я. – Осторожность – моё второе имя. В прессе ничего не появится, Бет, не беспокойся.
Гриша прилетел, как и обещал, пятнадцатого числа. Я не могла поехать встречать его в аэропорт всё по той же причине: появись я там, и окружающие немедленно сошли бы с ума, и наши с Гришей снимки тут же замелькали бы во всех новостях. В общем, и отправляться вдвоём в Сиэтл нам было опасно. Бет настаивала, чтобы я выехала туда первой, вместе с Питом, и ждала Гришу там, а она, вернее, её многочисленные ассистенты, встретят Гришу здесь, оформят документы, а потом привезут его ко мне. Но на это согласиться я уже не могла – я не представляла себе, каково это – прождать его лишний день, лишний час. Ведь и так с нашей последней встречи со всей этой волокитой прошёл уже почти год. Я объявила Бет, что буду очень-очень осторожна, в аэропорт не поеду, но буду ждать Гришу в своей квартире.
Его жилье, к слову, было уже готово. Мне удалось выкупить апартаменты, находившиеся на этаж ниже моих, и я много часов потратила, стараясь подобрать дизайн, отделку, мебель так, чтобы ему понравилось. Это было трудно – я ведь почти ничего не знала о его вкусах. Когда мы были детьми, ни о каком дизайне и речи не заходило – хорошо, если не протекал потолок и не отваливались от стен обои.
Я и сама, когда купила эту первую свою собственную квартиру, была в некоторой растерянности. Бет помогла мне найти дизайнера, но я просто не могла объяснить ей, чего хочу, потому что и сама этого не знала. К счастью, девушка оказалась толковой, вдумчивой, много разговаривала со мной, задавала какие-то странные на первый взгляд вопросы – например, с какой стихией у меня ассоциируется спальня. Я, помнится, брякнула – с водой, и посмеивалась ещё, представляя, как это она собирается эту информацию обыгрывать. Не выроет же бассейн у меня на девятом этаже. Потом же оказалось, что я была на удивление наивна. Кэнди – так звали дизайнера – так поиграла с тканями и фактурами, что у меня в спальне и правда всегда было ощущение, что за окном – прохладный дождливый день, несмотря на вечное калифорнийское солнце.
Именно Кэнди я пригласила, когда задумалась над отделкой квартиры для Гриши… Это были странные дни – мы с ней сидели в пустых белёных стенах и разговаривали о человеке, которого она не видела никогда, а я – почти год, и до этого ещё несколько лет. Мне очень приятны были эти беседы, и я всегда торопилась со съёмок и встреч, чтобы не заставлять Кэнди ждать. И вот теперь, когда квартира была готова, я не могла не удивляться тому, как она с моих бессвязных слов сразу поняла, чего я хотела. Тут было светло, просторно, строго. Было много дерева – разных оттенков, много спокойного зелёного и янтарно-каштанового. Я ходила по комнатам, в которых, казалось, стало ещё больше воздуха, и представляла себе Гришу. Эта квартира, как мне казалось, идеально ему подходила.
Однако сегодня я ждала его не здесь, а у себя. Мне казалось, Гриша решит, что я хочу отделиться от него, пытаюсь отгородить от него свою жизнь. А я задумывала, что эта квартира должна стать его личным пространством, чтобы он не чувствовал себя зависимым от меня.
Я с самого утра не находила себе места. Садилась, вставала, выходила на балкон и зачем-то вглядывалась в горизонт. День был ветреный, видно было, как на улице напротив ветер треплет зонтики летнего кафе. Я успела дважды позвонить в аэропорт и выяснить, не откладываются ли рейсы из-за погодных условий.
Наконец, когда внизу появилась моя машина, на которой должны были встречать Гришу, мне показалось, что сердце у меня сейчас выскочит из груди. Машина въехала во двор и сразу же свернула на подземную парковку. И я не успела разглядеть, сидит в ней Гриша или нет. Я всё так же ждала какого-то подвоха – боялась, что сейчас мне скажут, что он не попал на рейс, или что его задержали на паспортном контроле, или еще что-нибудь. Я понимала, что в таком случае мне бы уже позвонили, поставили бы в известность, но этот страх был вне логики.
Я вылетела в холл и остановилась посреди комнаты, не зная, что делать. Мельком увидела себя в зеркало и едва не прыснула нервно – стоит какая-то полоумная, прижав руку к груди, и тяжело дышит.
Слышно было, как подъехал лифт, зазвучали какие-то приглушённые голоса, а потом дверь открылась, и в квартиру вошёл Гриша.
Он был… Он был, кажется, даже больше похож на моего привычного Гришу, чем в свой прошлый приезд. Не было больше формы, не было остриженных под фуражку волос. Снова мягкие, отросшие, чуть курчавые пряди неопределенного каштаново-золотистого цвета. Чуть тронутое загаром лицо с россыпью веснушек по переносице. И глаза – его удивительные, «лесные» глаза.
Если в прошлый раз он показался мне взрослым, возмужавшим, то теперь я вдруг отчетливо увидела, как он ещё молод. Мы были ровесниками, ему, как и мне, недавно исполнилось двадцать два года. Но мне, после моей голливудской жизни, отчего-то казалось, что я и старше, и опытнее.
Я сделала только два шага, и у меня подкосились ноги. А он буквально поймал меня своими сильными руками и зашептал:
– Ну что ты, что ты, хорошая моя? Я здесь. Я приехал. Приехал к тебе.
И я поняла, что мне наплевать теперь на всё на свете – на топтавшегося у двери Пита, на наше неопределённое положение, на необходимость прятаться. Он был со мной – и всё остальное было неважно.
В тот же день мы с ним отправились в Сиэтл на моей машине. Мне хотелось побыстрее удрать из этого сумасшедшего города. Не знаю, может быть, нужно было дать ему отдохнуть с дороги, но я почему-то считала, что, только оказавшись подальше от цивилизации, мы сможем снова по-настоящему соединиться.
Я уверенно вела машину по трассе. Гриша дремал рядом со мной на переднем сиденье. Должно быть, многочасовой перелёт утомил его. Изредка он просыпался и щурил глаза на пыльное шоссе.
– Ты устала? – спросил он в какой-то момент. – Давай дальше я поведу.
– Не, – покачала головой я. – Тебе сначала нужно будет получить американские права.
– Чёрт, – выругался он. – Всё время забываю, что я тут – никто, ничто и звать никак.
Внутри у меня тут же все напряглось, и я качнула головой:
– Не говори так. Просто нужно время, чтобы уладить все с документами. Но этим мы займемся потом, не против?
– Не против, – дёрнул плечами он. А потом через силу улыбнулся: – Извини, я просто устал, наверное.
– Сейчас остановимся перекусить, – пообещала я.
Увидев заправку, рядом с которой была вывеска придорожного кафе, я свернула с трассы и припарковала машину. Мы с Гришей выбрались из автомобиля и вошли в дешёвую забегаловку с пластиковой мебелью и запылёнными, давно не мытыми окнами. На стойке лежал затёртый листок меню. Я быстро пробежала его глазами и спросила:
– Что будешь?
И не сразу поняла, почему Гриша мнётся, не решаясь мне ответить.
– А что там есть? – наконец спросил он.
Черт возьми, точно! Он ведь не в ладах с английским. Я мысленно шлепнула себя ладонью по лбу. Постаравшись сделать вид, будто не заметила никакой неловкости, я отозвалась:
– Давай, наверное, возьмём по гамбургеру. Что-то более сложное я бы в таком заведении брать не решилась.
– Хорошо, – равнодушно отозвался Гриша.
– Будьте добры, – обратилась я к полной афроамериканке в полосатой кепке, что стояла за стойкой и сосредоточенно жевала жвачку. – Два гамбургера и две колы, пожалуйста.
Та сонно кивнула и задвигалась неповоротливо, готовя наш заказ. Я полезла за кошельком, но Гриша оттёр меня плечом и сам положил на стойку деньги.
– Ну зачем ты? – начала я. – Мне же это ничего…
– У меня есть деньги, я успел немного поменять в аэропорту, – сухо отозвался он.
Я не стала возражать.
Через пару минут мы, взяв свои бумажные тарелки и стаканы, вышли во двор закусочной, где установлены были жестяные столики под выгоревшими полосатыми зонтиками от солнца.
Уже начинало темнеть, и небо над скоростным шоссе окрасилось полосами – фиолетовыми, багряными, жемчужно-розовыми. Несмотря на проносившиеся мимо машины, воздух был свежим, и в нём чувствовались запахи деревьев, разморённых солнцем растений и высохшей придорожной травы.
Мы с Гришей расположились за одним из столиков. Кроме нас тут больше никого не было. Небо потемнело еще больше, и где-то высоко над горизонтом замерцала первая бледная звезда.
– Черт, даже не верится, что я на самом деле здесь, – негромко проговорил Гриша. – Мне постоянно кажется, что я сейчас проснусь и всё это рассеется.
Я улыбнулась тому, как спокойно и радостно зазвучал вдруг его голос.