Нашарив рядом с подушкой трубку, я быстро провела пальцем по экрану и хрипло со сна сказала:
– Алло?
– Мисс Казан? – спросили на том конце.
– Да, это я.
– Вам знаком мистер Михеев?
В горле у меня словно что-то оборвалось. Я понимала, что нужно что-то сказать, но связки отказывались слушаться, губы беззвучно хватали воздух, и выходило у меня только какое-то шипение.
– Мисс Казан, вы меня слышите? – раздражённо повторили в трубке.
– Да, – выдохнула я. Затем изо всех сил воткнула ногти в ладони, от резкой боли в голове у меня немного прояснилось, и я повторила чуть громче. – Да! Что с ним? Он жив?
К этому моменту мы с Гришей не виделись уже три недели. Начались съёмки третьей части «Миражей», и мне пришлось уехать в киноэкспедицию вместе со съёмочной группой. По какой-то иронии судьбы в этот раз съёмки проводили в окрестностях Сиэтла. Мы, как обычно, доехали до места и раскинули наш импровизированный киногородок, состоящий из трейлеров, грузовиков с осветительными приборами, мини-вэнов и прочего автотранспорта. С первого дня нашего приезда здесь зарядил мелкий, хмурый, непрекращающийся дождь, и от этого местная природа расцвела ещё сильнее, зазеленела ярче. В перерывах между съёмками я бродила по окрестностям, нацепив на ноги короткие резиновые сапоги и запахнувшись в дождевик, и думала о том, что каждое дерево, каждая кочка напоминают мне те недолгие дни, когда мы с Гришей были здесь абсолютно счастливы.
Когда я уезжала, Гриша всё так же продолжал работать в порту. Мне не удалось его убедить отказаться от этой затеи, хотя я по-прежнему считала её глупой и опасной. Однако мне так дорога была его внезапно вновь обретённая уверенность в себе, что я молчала.
Здесь, на съёмках, всё шло своим чередом. Гарри поначалу приуныл из-за дождя, но потом, посоветовавшись с Алексом, объявил, что эта постоянная сырость придаст картине особую атмосферу, общее ощущение зыбкости, непрочности и безнадёжности. А потому переносить съёмки он не стал и каждое утро выгонял нас под дождь. Правда, над площадкой заранее растягивали кусок полиэтилена, закрепляя его между стволами деревьев, так что волосы наши оставались относительно сухими, но отдельные капли всё равно долетали, и к концу съёмочного дня одежда наша уже была тяжёлой от влаги, а в ботинках ощутимо хлюпало.
После того как Гарри объявлял окончание съёмочного дня, Алекс сразу же гнал меня переодеваться, а потом волок к себе в трейлер – пить чай с ромом.
– Не вздумай завтра расчихаться, не то наш меркантильный режиссёр укокошит тебя собственными руками, – внушал мне он. – Серьезно. Он, чтобы не терять съёмочные дни, сам ещё нарядится в твои шмотки и выйдет на площадку. Пей чай, Honeymoon, согревайся. И не смей вечером бродить под дождём, знаю я, за тобой это водится!
Я только хмыкала – можно подумать, после того как я отработала под этим самым дождём часов десять кряду, одна прогулка могла что-то кардинально изменить.
Потом, улучив момент, когда все разбредались – кто отдыхать после съёмок, кто устраивать импровизированные попойки, я звонила Грише. Мне обязательно нужно было успеть до того, как он отправится в порт на ночную разгрузку. И каждый раз боялась услышать от него, что в порт нагрянула проверка, что его поймали… И всякий раз Гриша отвечал мне легко и весело:
– Привет, киношница моя! Как ты там? Не совсем ещё тебя укатали твои голливудские воротилы?
– Нет, – отвечала я.
Облегчение накатывало с такой силой, что подкашивались ноги. Я вытирала дождевые капли с лица и продолжала:
– Нет, нет, у меня всё хорошо. В график укладываемся, скоро буду дома. А ты там как?
– Лучше всех, – бодро отвечал Гриша. – Устаю, конечно, но ты не поверишь, какой это кайф после того, как я столько месяцев сидел без дела.
– Аа… а как твои сослуживцы? Ты нормально с ними ладишь?
– Да как тебе сказать, со всеми по-разному. Но в целом – всё нормально.
Голос его звучал так весело и уверенно, что я и в самом деле начинала задумываться – может, все мои сомнения были просто глупыми женскими страхами?
В последний раз я говорила с ним не далее как сегодня вечером.
– Я ужасно по тебе соскучился, – сказал он мне.
– И я. Остался один съёмочный день. Послезавтра с утра мы вылетаем в Лос-Анджелес.
– Это здорово, – отозвался он. – В этом дурацком городе без тебя совсем невыносимо.
Я хотела сказать ему, что когда завершатся студийные съёмки, мне, может быть, удастся взять отпуск. И мы с ним могли бы уехать на несколько дней в домик в окрестностях Сиэтла. Туда, где мы снова сможем быть вместе и никто нам не помешает.
Вместо этого я шепнула ему в трубку:
– До послезавтра.
Он отозвался:
– До послезавтра.
И от его родного чуть хрипловатого голоса у меня, как всегда, побежали вдоль позвоночника мурашки и в пальцах закололо электрическими разрядами.
И вот теперь этот ночной звонок.
– Он жив? – повторила я, чувствуя, как немеют ладони в тех местах, где в них впились ногти.
– Что? – переспросили меня на том конце. – Разумеется, жив. Мистер Михеев устроил драку с портовым грузчиком Фернандо Родригезом, в данный момент он находится в полицейском участке. Как мы поняли, у него нет разрешения на работу и…
– Я сейчас приеду, – хрипло проговорила я, чувствуя, как кровь отливает от моего лица.
«Он жив. Жив», – стучало у меня в голове. Пока что этого мне было достаточно.
– Не могли бы вы сказать мне, по какому адресу я могу вас найти?
Пока незнакомый полицейский диктовал мне адрес, я натягивала джинсы, разыскивала футболку и зашнуровывала кеды. А через пять минут уже барабанила в дверь трейлера Гарри.
– Мне нужно уехать. Срочно, – огорошила я его, когда на мой стук из дверей высунулась его сонная физиономия.
– Что? – ахнул Гарри. – Куда уехать? В Сиэтл? Ночью?
– В Лос-Анджелес, – пояснила я. – Сейчас же. У меня случилась… – я хотела сказать «беда», но одернула себя. Это не было бедой, Гриша был жив и здоров, а со всем остальным я намерена была разобраться.
– Ты с ума сошла? – вытаращил глаза Гарри. – У нас завтра последний съёмочный день на натуре.
– Я знаю, знаю, – быстро заговорила я. – Но там же в основном общие сцены. Их может отработать дублерша. А крупные планы снимем в студии.
– Может быть, ты у нас теперь за режиссёра будешь? – рявкнул на меня Гарри. – Это мне решать, где и как снимать! Я не собираюсь терять время и деньги из-за твоих капризов.
Я почувствовала, как внутри у меня вскипает ярость. Какая-то весёлая, пузырящаяся, отчаянная ярость. Упершись руками в бока, я шагнула вперёд и пошла на Гарри. Тот, кажется, не ожидавший такого поворота событий, попятился.
– И не подумаю! – рявкнула я. – Я вам по-человечески объясняю – мне срочно нужно уехать. Моему другу нужна помощь. И если вы меня не отпустите по-хорошему – ваши проблемы, я уеду всё равно! Точка!
Гарри нехорошо ощерился. Наверное, уже приготовился пригрозить мне судебным иском. Но тут, на моё счастье, откуда-то из темноты возник вездесущий Алекс. Не знаю, откуда он взялся. Может быть, шёл с очередной гулянки или просто выбрался прогуляться под звёздами – кто мог знать, что творилось в голове у этого тайного философа. Однако увидев нас с Гарри, он тут же вырос у меня за спиной и протянул с этим своим неизменным добродушием:
– Отпусти её, Великий Волшебник Страны Оз. Видишь, девочка сама не своя. Она тебе завтра и не сыграет ничего. Пускай дублёрша за неё отработает. Я тебе обещаю, я так сниму общие планы, что никто ничего и не заметит.
– Я так этого не оставлю, – процедил Гарри сквозь зубы и захлопнул за собой дверь трейлера.
– Спасибо! – обернулась я к Алексу и вдруг, поддавшись порыву, быстро обняла его за шею.
– Ну что ты, что ты, – смущённо забормотал он. – Ну вот, поплачь мне тут ещё. Давай дуй скорее по своим очень важным делам. Гарри я уболтаю, не волнуйся.
– Спасибо! – повторила я уже спокойнее.
От его близости, от его поддержки мне стало легче. И Алекс, осторожно похлопав меня по спине своей гигантской ручищей, произнёс:
– Ладно-ладно, с тебя причитается. Беги!
И я рванула будить студийного водителя. Мне во что бы то ни стало нужно было как можно скорее попасть в Сиэтл, в аэропорт.
Из аэропорта я успела позвонить Марку Анатольевичу, поднять его с кровати посреди ночи и потребовать, чтобы он немедленно занялся Гришиным делом. И как только самолёт приземлился в Лос-Анджелесе, я позвонила ему снова и с облегчением узнала, что он уже внёс за Гришу залог и сейчас вместе с ним находится в моей квартире. Будто разжался стальной кулак, все это время стискивавший моё сердце. На стоянке меня встречал мой верный Пит. Он сунул мне в руки бумажный стаканчик кофе из Старбакса – как я любила, без сахара, но с двойной порцией сливок.
– Все в порядке, – сказал он мне. – Не волнуйтесь, Рада, Григорий уже дома.
Я благодарно ему улыбнулась. Удивительно было, что этот человек – по сути простой наёмный работник – со временем стал относиться ко мне так тепло.
– Хорошо. Поехали. Только, пожалуйста, побыстрее.
Пит сдержанно кивнул и распахнул передо мной дверцу машины.
Я влетела в квартиру, успела увидеть Марка Анатольевича, развалившегося в моём низком кресле, но, даже не кивнув ему, кинулась к Грише, который стоял у окна, вполоборота ко мне. За время дороги я успела уже накрутить себя и почему-то думала, что увижу его бледным, измождённым, с запавшими глазами и покрытым густой щетиной подбородком. Однако же он, разумеется, выглядел точно так же, как когда мы расстались – высокий, сильный, чуть загорелый, с падающими на лоб спутанными прядями. Только костяшки пальцев у него были сбиты.
Гриша обнял меня, и я прижалась к его груди, закрыв глаза и глубоко вдыхая родной запах.
– Ты в порядке? – прошептала я.
Он невесело хмыкнул:
– Ага, жив-здоров. Прости, что опять доставил проблемы.