– Татьяна, перестаньте! – смутилась женщина.
– Правда, – настаивала я. – И вообще, вы с Даниилом Альбертовичем, как мне кажется, прекрасная пара! Очень гармоничная!
Женщина молчала, медленно пережевывая пирог, а я очень жалела, что не умею читать мысли. В лице она не поменялась, но что-то неуловимое я почувствовала. Знакомое мне ощущение внутреннего напряжения.
– Я бы тоже очень хотела встретить человека, с кем у меня будет долгий и крепкий брак, – мечтательно заявила я, до того момента никогда не думавшая о свадьбе.
– Не забывайте, что брак – не залог счастья, каким бы продолжительным он ни был.
Я не сводила с женщины взгляда, стараясь уловить каждое изменение в выражении ее лица. Александра выглядела невозмутимо и, казалось, просто философствовала с более юной собеседницей с высоты своего жизненного опыта.
– А в чем, по-вашему, оно заключается, счастье?
– Счастье – это почувствовать в жизни тот хрупкий момент, когда ты, собственно, счастлива, счастлива абсолютно, и не отпускать это ощущение. Нести его через всю жизнь. Пусть когда-то оно полыхает пламенем, а в какие-то периоды от него остается лишь едва уловимый огонек. Главное, следить за тем, чтобы никакие внешние обстоятельства не смогли в тебе его загасить, потому что зажечь его снова гораздо тяжелее, чем в первый раз. Если вообще возможно.
Александра потянулась за салфеткой, а я сидела в потрясении. Очевидно, что Крюкова была неглупой женщиной, но ответа такой глубины я все равно не ожидала.
– Это очень точно подмечено, – произнесла я. – И очень своевременно. А как распознать огонь, понять, что это тот самый?
– Его ни с чем невозможно спутать.
– Честно говоря, вы выглядите на тридцать, а рассуждаете так мудро, словно вам далеко за восемьдесят.
– Вы опять перешли на комплименты? – засмеялась она.
– Нет, это мои наблюдения.
– Не время делает нас старше, а опыт. Вы ведь тоже весьма неглупы, Татьяна, хоть и пытаетесь зачем-то казаться проще, чем есть на самом деле.
Кажется, перед этой женщиной я потерпела поражение. Впрочем, это не было обидным, а даже в какой-то степени почетным.
«Ну и дурак», – подумала я о Крюкове, некстати вспомнив его в этот момент. Сейчас роман Даниила Альбертовича с Ефременко казался мне сущей нелепицей. Если бы мне рассказали о нем уже после знакомства с Александрой, я бы ни за что не поверила. Более того, рассмеялась бы человеку в лицо, назвав фантазером.
Я шла сюда, чтобы задать этой женщине неудобные вопросы и, кажется, почти подступилась к нужной теме, но теперь понимала, что услышу в ответ лишь то, что она сочтет нужным мне рассказать.
Другое дело, верю ли я теперь, после нашей встречи в квартире Крюковых, в причастность хозяйки к убийству Ефременко? Пожалуй, теперь я склонна полагать, что если кто-то из этой четы и приложил к этому руку, то скорее глава семьи.
Пауза затянулась, и я начала понимать, что следует откланяться. Но Александра Макаровна вдруг задала весьма неожиданный вопрос:
– Татьяна, вы ведь не просто так пришли?
– Конечно, нет. – Я напустила беззаботности. – Порадовать детей сотрудников – большая честь для нашего коллектива.
– И давно вы являетесь его частью?
Кажется, я терпела фиаско.
– Нет, но уже нежно люблю, – нашлась я. – Что ж, пожалуй, не смею вас больше задерживать. Спасибо огромное за пирог, очень вкусный!
– Пожалуйста, – как ни в чем не бывало улыбнулась женщина.
– Я бы даже попросила рецепт, если вас не затруднит.
– Нисколько, – заверила она. – Мой номер телефона у вас наверняка есть?
– Нет, – соврала я.
– Тогда запишу ваш и отправлю. Диктуйте.
Александра действительно записала номер моего телефона, и я ощутила, будто все это не случайно. Впрочем, рецепт у нее попросила я сама. Вряд ли Крюковой пришло бы в голову спрашивать мои контакты.
Я шла к автобусной остановке и прокручивала в голове наш разговор. Наверняка вечером она расскажет мужу о моем визите. Большого дела мне до этого не было, завтра я намеревалась уехать домой.
Вспомнив об этом, я проверила сообщения и увидела железнодорожные билеты, которые поступили из канцелярии на мою электронную почту. Утренний экспресс, место у окна – совсем скоро я покину этот город, который хранит столько тайн. Вопрос только в том, надолго ли.
В моей родной конторе пахло особенно. Я всегда ощущала этот запах еще с улицы. Такого не было больше нигде: он был чуть терпким, с оттенками пудры и пыли, пота и грязи, вызывающим при этом приятное чувство узнавания. Вот и сейчас, лишь открыв дверь, ведущую с улицы, мне хотелось воскликнуть: «Я дома!» Туда, впрочем, с вокзала я заехать еще не успела.
Первым делом я отправилась к Геннадию Михайловичу, своему начальнику. Увидеть меня он не ожидал, но встрече был рад. Впрочем, мое возвращение он связал с завершением расследования. Пришлось его разочаровать.
Я коротко обрисовала ему суть визита в наш город. Он хмурился и внимательно меня слушал.
– С чего хочешь начать? – поинтересовался он.
– С вокзала. Надо бы запросить записи с камер. Если повезет, смогу понять, куда Ефременко направилась, а может быть, ее здесь даже кто-то встречал.
– Столько пассажиров, – невесело покачал он головой. – Нелегкая работенка тебе предстоит.
– Я знаю, в чем она была, – напомнила я. – По крайней мере, как выглядела на обратном пути.
– А что, если камеры ничего не дадут?
– Буду решать проблемы по мере их поступления, – развела я руками.
Геннадий Михайлович почесал за ухом, откинулся на спинку стула и сказал, глядя мне в глаза:
– Я в тебя верю!
Его веру я, в общем-то, разделяла. Большого опыта расследований у меня не было, но жизнь научила главному: безвыходных ситуаций не бывает.
Начальник обещал поспособствовать тому, чтобы у меня появился доступ к записям как можно скорее. Мысленно я сделала скидку на день недели. В пятницу народ обычно больше думает о том, как побыстрее закончить с работой, а не начать новую. И все-таки, неплохо зная Геннадия Михайловича, была уверена, сегодня мне будет чем заняться.
В ожидании информации от него я отправилась домой. Уже неделю я не была в собственной квартире и мечтала поскорее оказаться в родной ванной, помыться и переодеться.
Я досушивала волосы, когда услышала звонок в дверь. Подумав, что мне показалось, я выключила фен, но вскоре трель повторилась. Гостей я не ждала, а потому удивилась. На долю секунды задумалась, стоит ли вообще открывать, но все-таки направилась в прихожую.
– Наконец-то застал вас дома, – улыбнулся курьер и протянул мне большой зеленый цилиндр, перевязанный золотистой лентой.
Прежде чем я успела что-то ответить, парень развернулся и поспешил вниз по лестнице.
Я поставила коробку на стол и развязала тесьму. Догадаться, кто был отправителем послания, было совсем несложно. Обычно так мне доставлял приглашения на свои вечеринки Евгений Гераскин, которого в городе называли не иначе как Гэтсби за любовь эти самые вечеринки устраивать. Делал он это не абы как, а с особым размахом.
Впрочем, послание могло быть и не от него. Неприятных сюрпризов мне совсем не хотелось, оттого я немного замешкалась, но все-таки подняла картонную крышку.
Сверху лежал плоский пластиковый круг со стрелкой посередине. Он напомнил мне стол из популярной телеигры, разве что волчок в центре отсутствовал.
Под ним – композиция из разнообразных живых цветов. Они были настолько свежими, что их аромат сразу распространился по кухне. Я задумалась, если курьер не мог застать меня здесь несколько дней, как они добрались до меня в таком виде, словно их только что сорвали? Особые условия хранения или кто-то каждый раз заботливо обновлял цветы?
Среди бутонов лежал плотный конверт из золотистой бумаги и венецианская маска с лентами. На этот раз она была изумрудного цвета, под стать самой коробке.
«Татьяна, жизнь без игры скучна и однообразна. Приглашаю вас поиграть со мной в эту субботу. Ваш Г.» – гласила записка на тисненом картоне.
В прошлый раз я явилась на вечеринку к Гераскину и оказалась там единственной гостьей. Текст послания словно намекал, что и в этот раз он приготовил что-то лично для меня. Однако, учитывая, что Гэтсби никогда не повторялся, даже в мелочах, его слова могли подразумевать все что угодно.
Я взяла в руки пластиковую рулетку, раскрутила стрелку, та принялась неистово вращаться вокруг своей оси. Наконец она замерла на одном из секторов. Каждый из них был подписан. Мне выпала цифра «четыре».
Что это могло означать, было мне неведомо.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Геннадий Михайлович предлагал отправиться на вокзал, где меня уже ждали в службе безопасности.
– Селиванова тебе в помощь отправить? – поинтересовался он, имея в виду нашего лучшего сотрудника.
– Ему что, заняться нечем? – удивилась я.
– Смешно, – хохотнуло в трубку начальство. – Дел выше крыши!
– Вот пусть ими и занимается! Или вы думаете, что одна я не справлюсь?
– Если быть откровенным, я думаю, что без него ты справишься даже быстрее, – ответил Геннадий Михайлович и отключился.
Я подъехала к вокзалу вскоре после прибытия сразу нескольких составов. Из здания непрерывным потоком выходили люди, машины пытались разъехаться на заснеженной парковке.
Когда-то я регулярно сидела за рулем авто, и теперь, глядя на эту катавасию, ничуть не жалела, что пересела на общественный транспорт.
Глядя на пассажиров, садящихся в такси, я пыталась представить на их месте Ефременко. Впрочем, картина ее прибытия в наш город могла напоминать и ту, что разворачивалась метрах в десяти от меня. Молодой человек с огромным букетом переминался с ноги на ногу в ожидании своей визави.
Понаблюдав еще немного, я дождалась, когда основной поток людей поредеет, и направилась в здание вокзала. Сотрудники досмотра при входе, просветив предварительно мою сумку, подсказали, где найти Кривых. Именно эту фамилию мне озвучил недавно по телефону Геннадий Михайлович.