Рита трясется то ли от желания, то ли от отвращения. Она стонет, всхлипывает, но не кричит.
Я чувствую тяжелый удар по затылку.
Голова Аркадия издает звук, похожий на лопнувший воздушный шар.
Рита куда-то исчезает.
В соседней комнате громко играет музыка, и стая пушистых медвежат лезут на меня со всех сторон. У них милые мордашки, но в лапах у этих тварей ножи, кастеты, топоры. Они медленно, неминуемо надвигаются.
Я проваливаюсь под кровать. Вместе со спущенными штанами. Пружины, как кометы, пролетают мимо лица Аркадия.
– На счет три ты очнешься, – звучит громкий командный голос Федора Петровича.
– Раз!
Я слышу голос. И этот голос отдаляется. Он становится тише, неразборчивее. Словно Федор Петрович нырнул под воду, тонет и откуда-то из глубин ведет свой монотонный отсчет.
«Раз!» Эхом и бульканьем разлетается в стороны команда психиатра.
– Два!
Еле слышно произносит доктор. Он все дальше и дальше.
Но это не он…
Это я проваливаюсь в черную пустоту.
Вокруг ни души. Рука тянется и сама вырывает что-то из моей груди. Я рассматриваю и вижу в руке сердце.
Оно пульсирует. Оно мое. Тук-тук, отзываются удары в пальцах. Я не могу разобрать, то ли сердце двигает моей рукой, то ли окровавленный комок вздрагивает от сжатия пальцев.
– Три.
Пустота поглощает меня. Я сжимаю сердце в кулаке, как фрукт, как сочное яблоко. Я растворяюсь в темноте.
– Три!
Я хочу откусить немного от пульсирующего фрукта. И я впиваюсь зубами. И я кусаю. Прямо с кулаком. Кусаю вместе со своей рукой. Кровь, словно сок спелого яблока, брызжет во все стороны. Алые капли плавно разлетаются, как частички оливкового масла в невесомости.
– Три! – кричит Федор Петрович.
В зажатом кулаке больше ничего не чувствую. Не чувствую пульсаций. Не чувствую тепла. Во рту вкус горький, будто разжевал грейпфрут вместе с кожурой, но я вижу на кулаке след от укуса. След от зубов, как на перезревшей, мягкой груше.
– Я сказал «три»! – слышу испуганный крик лжепсихиатра.
– Три!
«Я сказал, три» …
Это не конец, вертится мысль в голове.
Это еще не конец, но если я умру. Вернее, когда я умру. Уверен, что почувствую именно то, что испытываю сейчас.
Боль…
Мне больно слышать, мне больно смотреть. Больно дышать. Мне невыносимо больно быть.
Я закрываю глаза. Расслабляюсь.
И я исчезаю. Теперь я и есть та черная, всепоглощающая, безграничная пустота.
Делаю глубокий вдох. Отражение повторяет за мной.
Медленный выдох через рот. Чувствую, как вибрируют расслабленные губы. Складываю руки перед собой, выпрямляю спину. Как первоклашка, как послушный отличник.
Опять вдох. Отражение раздувает щеки, напрягается и поочередно выталкивает воздух из правого уголка рта, затем с левого.
Аркадий отлично справляется.
Мышцы слушаются. Я могу двигать каждой складкой кожи в отдельности. Могу комбинировать и сочетать по желанию любое движение лица.
Он гримасничает, и я понимаю, что отражение вполне готово скопировать любую внешность.
Аркадий приподнимает брови, напрягает мышцы у рта, раздувает ноздри, и в зеркале отражается совершенно другой человек.
Глаза и прическа, единственное, что выдает в зеркале Аркадия.
– Ничего себе! – удивляется Рита. – Это ты как так?
Я доволен, что она зашла именно сейчас. Наконец мне удалось удивить ее. Предстать, так сказать, во всей красе. Удалось оправдать ее доверие, доказать, что на самом деле Аркадий не обделен талантом.
– Сам не знаю. Занимался. Терпеливо день за днем повторял подходы…
– Ты же совсем другой.
– Ну…
– Нет! На самом деле другой. Поверь, если бы сейчас я тебя на улице встретила, ни за что бы не узнала.
Аркадий делает выдох, и лицо возвращается в привычное состояние.
– Это же феноменально! – Рита хлопает в ладоши. – Я такого никогда не видела. И представить не могла. О таком человек и мечтать не смеет. Ты же можешь теперь… – Она прикрывает ладонями рот и приглушает изумленное оханье.
– Да, – не скрываю гордости. – Можно сказать, научился управлять мышцами.
В подтверждение слов Аркадий меняется, и теперь на Риту смотрит клон Чарли Чаплина.
– Обалдеть.
Чарли говорит, что, по большому счету, может сделать любое лицо. Говорит, сейчас это лишь вопрос времени и элементарной внимательности. Чаплин говорит, что достаточно посидеть с полчасика перед зеркалом, с фотографией цели перед глазами – и можно запросто скопировать абсолютно любого человека.
Естественно, он приукрашивает. Не спорю, сейчас я вполне могу сделать, о чем он говорит. Но это определенно не так просто и определенно не за полчаса.
– Ты невероятен! – Рита садится на пол. – Это невозможно…
Она любуется, а Чарли смеется.
Он говорит, что для него больше не существует таких слов, как невозможно. Он говорит, а его лицо медленно расползается. Он хвастается, как в совершенстве овладел искусством перевоплощения, а на стуле уже сидит человек с лицом наполовину Чаплина, наполовину Аркадия.
– У тебя это… – Рита показывает, чтобы я посмотрел в зеркало.
И я оборачиваюсь. Я уже знаю, что там увижу.
– Да. – Аркадий расслабляется и возвращает привычное лицо. – Долго держаться еще сложно. Но я работаю над этим.
Рита все еще в шоке. Она кивает.
– Пока мой максимум это около двух минут.
Рита следит за каждым моим движением. Как завороженная. Она все еще не может поверить в происходящее.
– Две минуты это совсем немного, знаю. Но еще вчера меня хватало секунд на десять. Так что…
Рита не дает договорить, подскакивает и радостно повисает на моей шее. Она взвизгивает и кричит, что это победа. Она крепко прижимает мое лицо, гладит по волосам и шепчет на ухо, какой же я молодец, шепчет, что всегда верила в меня.
Я стараюсь еще раз изменить лицо и еще сильнее удивить Риту, но Аркадий устал. Он не против, он пытается, но лицо не двигается, мышцы онемели и не слушаются.
Что ж, думаю, первый шаг сделан. На сегодня достаточно. Завтра смогу удивить всех, включая себя.
– Предлагаю, это дело отметить. Ты как? Пошли куда-нибудь.
Я не люблю кафе и рестораны. С удовольствием провел бы день перед телевизором, в уютном кресле. Но желание Риты для меня закон, и я соглашаюсь.
– Сегодня никаких масок. Сегодня мы отдыхаем. – Рита хитро подмигивает, и я понимаю, что она что-то задумала.
Мы идем через сквер. Рита держит меня под руку. Аркадий гордо вышагивает, а я стараюсь не смотреть по сторонам.
– Ты какой-то напряженный. Все хорошо?
Я говорю, что все в порядке, а сам надеюсь поскорее пройти это место, где не так давно на Аркадия напали и унизили. Быстрее отсюда и подальше. Я помню, как Аркадий беспомощно лежал здесь, прямо на дорожке, возле этих самых кустов. Как он испуганно хватал ртом воздух и боялся пошевелиться, пока над ним издевались и требовали денег.
Я ускоряю шаг.
Не знаю, как себя поведет Аркадий, если мы встретим тех головорезов. А что, если они узнают его без костюма? Что, если начнут дразнить толстожопым Усэйном? А если опять пристанут, и Аркадий проявит свою трусливую сущность?
И самое страшное, что тогда обо мне подумает Рита?
– Ты не слышал, что с ними стало? – неожиданно выпаливает Рита.
Она будто слышала мои мысли.
– С кем?
– Ну с теми. – Она подбирает подходящее слово. – С теми отморозками-грабителями.
Откуда она знает? Неужели Аркадий ей рассказал о том, что здесь произошло?
– Какими еще отморозками? – прикидываюсь дурачком. Мол, впервые слышу и не понимаю о ком речь.
– Ничего себе. Ты не знаешь?
Она дергает меня за руку и увлеченно начинает говорить. Она обыкновенно много говорит. Она говорит, что в этом сквере орудовали целых два налетчика. Говорит, что они набрасывались на одиноких прохожих, избивали и отнимали ценности.
«Угу, – думает Аркадий, – еще и голову медведя сперли…»
Она говорит, что здесь даже назначили дополнительный полицейский наряд, но грабежей меньше не стало. Но, что куда более интересно, она говорит, их убили.
– Тот самый Резак их убил.
– Кто?
– Маньяк. Ну, тот, который срезает лица. Его пресса окрестила Резак. Ты вообще не следишь? На какой ты планете живешь?
Я пожимаю плечами, а Рита продолжает.
Она говорит, что их изуродованные тела, без лиц, нашли в заброшенном гараже. В одном из тех, что готовят под снос.
Я знаю то место. Там располагается кооператив старых гаражей. Их давно собирались сносить и на их месте возвести многоэтажку. Аркадий тогда решил, что это неплохая идея.
Рита говорит, что сейчас в сквере круглосуточно дежурит полиция. Говорит, что на всей территории собираются установить дополнительное освещение и, возможно, даже камеры.
– Поделом тем упырям. – Аркадий говорит и едва сдерживает улыбку.
– Поделом-то поделом. Но ты не задумывался? Кого маньяк выбирает своими жертвами?
Рита останавливается и смотрит прямо в глаза.
– Я думаю, он убивает только виновных. Он как Робин Гуд. Он за справедливость.
– Сомнительная справедливость, – говорит Аркадий, и мы продолжаем наш путь в кафе.
– Если Резак не один, если с ним целая организация… Я бы, наверное, хотела бы присоединиться к ним.
Странное дело, с тех пор как убили близняшек, мы с Ритой ни разу не говорили о маньяке. Я всячески избегал темы смерти ее подружек. Намеренно не слушал новостей.
Она ездила на похороны. Рыдала. А сейчас как ни в чем не бывало собирается примкнуть к отряду справедливых убийц.
Рита хочет еще поговорить о новом Робине Гуде, а мне противно. И я предлагаю сменить тему.
Мы останавливаемся возле вывески «Твой вкус».
– Был здесь? Как готовят?
Я говорю, что не хожу по кафешкам.
Аркадий не из тех, кто любит компании. Тем более денег постоянно не хватает. Так что из меня тот еще эксперт по ресторан