И вот сон: эта гора ей и приснилась в жаркой комнатке в четыре татами, что Момоко-сан делила с Токи-тян.
Вершина виднелась совсем близко. Каким-то образом Момоко-сан оказалось в хижине у подножия горы. Цепочкой протянулись окна в деревянных рамах. Гора, как будто разделенная этими маленькими окнами на несколько частей, казалась огромной. Момоко-сан, словно желая проникнуть в одно из окошек, смотрит на гору.
Вечер, был вечер. Перед глазами стеной высилась гора в лунном сиянии. Покрытая снегом вершина просматривалась в мельчайших подробностях, можно было даже рассмотреть заснеженные верхушки деревьев. Погруженная в священную тишину, гора не допускала к себе людей, ее величественный вид вызывал благоговейную дрожь.
Прекрасная гора, от нее веет холодом.
Момоко-сан сглотнула; она хочет взобраться на эту гору, но сможет ли она? Если взберется, то не вернется, она это почему-то знала.
У нее в груди похолодело, и стало трудно дышать. Ее одиночество и неизмеримое одиночество огромной горы встретились, и она осознала реальность своего ничтожества. По сравнению с ней гора была так поразительно огромна и полна достоинства, что Момоко-сан захотела печально опереться на нее и заплакать.
Сначала она не знала, что это гора Хаккайсан, но потом сразу поняла, что это она, это не может быть не чем иным, как Хаккайсан. Когда она проснулась, гора крепко засела у нее в сердце. Ненавистная ей, скучная, банальная гора преобразилась в ее сознании в возвышенную и одухотворенную. Момоко-сан стала думать, где же была вершина Хаккайсан, на которую она смотрела из-за дома, раз она была на высоте ее глаз. В голове всплывал отчетливый силуэт горы и пейзажи родных мест. Она задумалась, не была ли она все-таки привязана к этой горе. Земля, ее простор и мощь. И наоборот, эфемерность и ненадежность места, где сейчас находится Момоко-сан. Ей показалось, что только сейчас она разглядела истинный облик покинутых мест. Но вернуться она не может. Остается только держаться.
Через некоторое время Токи-тян уехала домой. Момоко-сан стала еще более неразговорчивой; даже если ей делали замечание, что она груба с посетителями, она ничего не говорила и только смотрела под ноги. В любой момент она могла сорваться, но изнутри ее поддерживала круглая и ровная Хаккайсан.
Вот такой у нее был период.
Но однажды в обеденное, самое напряженное, время она вдруг услышала, как кто-то громким голосом говорит «ора то» и «ора это». Обернувшись, она увидела мужчину неописуемой красоты. Он разговаривал со своим спутником. Казалось, мужчина не просто не обращает внимания на любопытные взгляды, он их не замечает и без тени стеснения на лице громко и непринужденно смеется. Особенно впечатляли его белоснежные зубы, открывавшиеся во время смеха. Это была первая встреча Момоко-сан с Сюдзо.
И Момоко-сан с того дня словно стала другим человеком. Она бодро, с улыбкой обслуживала любого гостя, работа шла легко и весело.
Каждый раз, когда Сюдзо приходил, она подавала ему большую порцию риса и большой салат. Хотя он и не просил, она подливала ему чаю, когда тот заканчивался. И в какой-то момент, когда она уже неизвестно в какой раз подливала чай, он удивленно поднял на нее глаза.
Они стали каждый раз обмениваться парой слов.
Однажды она решилась и спросила, знает ли он гору Хаккайсан.
Его слова и интонация были ей знакомы, она слышала их с детства, поэтому она подумала: а вдруг?
И сейчас, через несколько десятков лет, она не может забыть той неловкости, что повисла в воздухе в тот краткий промежуток, когда она ждала ответа. Ее смущала красота Сюдзо, но в то же время она смотрела на него не отрываясь. Сюдзо с необыкновенно радостным видом ответил: «Знаем, как же, знаем Хаккайсан».
Момоко-сан задрожала. Может быть, у Сюдзо в ушах сейчас шелестит ветер? А глаза слепит сверкающая буковая роща? В это трудно поверить, но это Кэндзю[11]. Главный герой этой повести, подобно драгоценному камню, он сейчас перед ней.
«Он увидел зеленые заросли, покрытые каплями дождя, обрадовался, раскрыл шире глаза. Увидел орла, парящего в небесных далях, вскочил, ударил по рукам и рассказал всем…»
Она встретила героя сказки, которую она так любила и знала наизусть.
Сюдзо тоже так рад, что так весь и светится, он человек, который перед всеми готов показывать свою радость, он такой с самого своего рождения на свет. Это судьба. Момоко-сан почувствовала, что рядом с этим человеком ее собственная радость сохранится и приумножится.
К ее удивлению, гора Хаккайсан в представлении Сюдзо оказалась красивой, в форме конуса. Это было не так уж важно, но потом оказалось, что Момоко-сан смотрела с другой стороны – как будто она стояла сбоку от гимнастического козла, а Сюдзо – перед ним[12]. Оба утверждали, что видели гору спереди, и никто не хотел уступать. Они засмеялись. И расстояние между ними сразу сократилось.
Они стали встречаться. Когда у них за плечами уже было некоторое количество свиданий, Сюдзо вдруг с серьезным видом сказал всего одно слово: «Поладим?»
Это было предложение. Эти простые, незамысловатые слова глубоко запали ей в сердце. Если подумать, эти слова передавали всю суть Сюдзо. Он не знал, что такое приукрашивать, выставлять себя в лучшем свете, он был поразительно откровенен в своих чувствах, и это очень нравилось Момоко-сан. Вероятно, с тех пор Момоко-сан смогла примириться с говором Тохоку. Простые слова Сюдзо звучали очень хорошо. Она подумала, что это слово лучше всего. В нем отражается Сюдзо, и в нем отражается Момоко-сан. Непосредственность Сюдзо вызвала откуда-то из самых глубин непосредственность Момоко-сан, – и они зазвучали вместе. Тогда Момоко-сан смогла очень естественно кивнуть, Сюдзо засмеялся, потом Момоко-сан засмеялась, и вопрос был решен.
И уже совсем скоро у нее была семья.
Позже она поняла, что даже у такого непосредственного и простодушного Сюдзо есть тайная забота, о которой он никому не говорил. Он хотел превзойти отца. Хотел разбогатеть и добиться отцовского признания. Но у него не получалось.
Теперь она понимает, что это общая проблема для молодых мужчин определенного типа. И Сюдзо был одним из них. Но Момоко-сан просто было тяжело от одной этой мысли.
Сюдзо не испытывал интереса к деньгам как к таковым. Он преследовал цель разбогатеть только ради внимания отца. Но он не замечал, что он такой, и просто страдал. А Момоко-сан должна была смутно догадываться, что они с Сюдзо похожи.
Ведь вот она, Момоко-сан, которая решилась, приехала в город, но все же не смогла привыкнуть к жизни в погоне за воображаемым богатством, и, честно говоря, затруднялась найти замену своей мечте о роскошной жизни. Они были похожи.
Момоко-сан сопоставила свое одиночество с одиночеством Сюдзо. Она подумала, что нельзя потерять его прекрасную улыбку из-за каких-то жалких мыслей. Нужно сделать его счастливым.
Желая обрадовать Сюдзо, молодая и нетерпеливая Момоко-сан посвятила себя всю решению этой проблемы. Для этого нужно стать его идеалом женщины, так она решила.
Сюдзо требовалась вовсе не покорная, скромная, следующая везде за мужем женщина. Наоборот, его идеал – бодрая, веселая, знающая себе цену жена. Момоко-сан приложила все усилия, чтобы стать такой.
Нужно продолжать быть для него привлекательной, и тогда она вся должна стать откликом на его жизнь. У нее выкристаллизовалась цель жить ради Сюдзо, и жить как можно более естественно.
Она часто заглядывала ему в глаза. Заглядывая, не подавала виду, что у нее на уме, вела себя весело и жизнерадостно.
Сюдзо отвечал ей с веселой улыбкой. Усердно работая, Момоко-сан должна была, полностью переместив свою точку опоры к Сюдзо, довольствоваться теми результатами, которые могла получить. Момоко-сан просто хотела защитить его. И, защищая, она сама подпадала под его защиту.
Сюдзо был родиной, которую обрела Момоко-сан в большом городе. Он был тем, что может заменить родину. Он был преисполнен красоты и искренности. Он был прекрасной статуей, которой можно любоваться каждый день.
Момоко-сан была еще слаба и не могла справиться с жизнью в одиночестве, ей нужен был кумир вовне, на которого она положится и которого поддержит. Поддерживают не потому, что сильны. Поддерживают как раз слабые. Именно благодаря тому, что она его поддерживала, она стала пытаться понять, кто она такая. Ей нужно было время, чтобы разглядеть в себе что-то стоящее.
Таким образом, жизнь Момоко-сан после замужества стала мирной и счастливой. Она родила и воспитала детей. Те встали на ноги.
У нее был дом – полная чаша. До того дня.
Момоко-сан беспорядочно перемешивала трубочкой вялые пузырьки в стакане с содовой.
С того дня прошло пятнадцать лет. И сейчас она не может спокойно вспоминать об этом, все внутри ее начинает бурлить.
Сюдзо, не проведя в постели ни одного дня, скоропостижно умер от инфаркта. Момоко-сан и теперь какой-то частью души не может принять его смерть. Толпа ворсинок у Момоко-сан внутри поднялась, колыхаясь.
«Умер, умер, совсем умер», – двигались они туда-сюда, колебались. Мельчайшее движение одной ворсинки, которое изначально никому не было заметно, тихо подтолкнуло соседнюю ворсинку, та соседнюю – и пошли мелкие круги, словно по воде, пробежали мелкие волны, и стали громким стоном, и во все четыре стороны покатились волнообразные раскаты:
Умер умер умер умер умер умер умер умер умер
Умер умер умер умер умер умер умер умер умер
Умер нет его умер нет его умер нет его
Напрасно как же так-то, напрасно умер напрасно как же так-то как же так-то
Ушел мой Сюдзо, оставил меня.
Куда ж ты ушел, меня на кого оставил?
Али неправда это? Неправда это? Неправда это? Кто-нибудь, скажите, милые мои, скажите, что враки это. А-а-бу-у-у-у-у-у!
И закрутился водоворот горестных воплей, стоны отчаяния резко, эхо за эхом, звали друг друга и хором гремели, ворсинки, да что там, весь волосяной покров содрогался и кричал страшным криком: