Но она не решилась. Или, как говорила Лео, струсила. Может быть, Леокадия была права, уезжать в неизвестность, как ей тогда казалось, на край света из привычного мира, от мамы с папой и от всего прочего и впрямь было страшно. И, наверное, этот страх пересилил её любовь к Артуру. Вероятно, была права и вторая подруга Андрианы, Мила, которая говорила, что Андриана любила своего Артура недостаточно сильно. Мила имела право высказывать именно такую точку зрения, ведь она сама сорвалась с места, бросила всё и улетела за своим Иваном.
Только непонятно, кто из них оказался счастливей, она, Андриана, или Мила. Наверное, всё-таки Мила. У неё есть Виолетта. А у неё, у Андрианы…
Но гордость не позволяла Андриане Карлсоновне смириться с этой неутешительной мыслью, и она, отчаянно потряся головой, выпалила вслух:
– У меня есть Артур! Точнее, Артур-младший…
Некоторое время она стояла у окна, глядя на растущий внизу на газоне пушистый куст, усыпанный цветками, на самом деле похожими на звёзды. Сколько раз эти цветы притягивали её взгляд, радовали сердце. И ей часто хотелось залезть на газон, подойти поближе к этому чуду, вдохнуть опьяняющее благоухание и унести с собой в душе хоть небольшую частичку этой воистину небесной красоты.
– Стекляшкин, не сердись, – донёсся до неё из кухни голос Артура. – Я забыл тебе сказать, что у меня в сумке пакет с пончиками. Давай пить чай.
– Я и не сержусь, дурачок, – отозвалась она и пошла снимать с плиты давно закипевший чайник.
Атмосфера следственного изолятора, как всегда, окутала Яна унылым ожиданием, робкими, чаще всего тщетными, надеждами или едва сдерживаемой агрессией и ещё чем-то неуловимым, характерным только для этого помещения.
Обвинение в убийстве, предъявленное его подзащитной, имело неплохую доказательную базу, несмотря на то, что большая часть улик была косвенной. Однако то, что девушку задержали на месте преступления с оружием в руках, было уже прямой уликой. На пистолете, из которого была застрелена жертва, были только её отпечатки пальцев. И имелось целых два свидетеля, видевших её: сестра убитого и сосед, который разоружил Виолетту и вызвал полицию. Всё это было жирными минусами.
И опровергнуть это было невозможно. Хотя сама Виолетта Потапова утверждала, что пистолет она подняла машинально, прежде чем сообразила, что делать этого нельзя. Не облегчало работы адвоката и то, что экспертиза подтверждала, что Филипп Окунев был убит примерно в это время, когда над его трупом стояла обвиняемая.
Ян Белозёрский долго думал над тем, как ему расшатать доказательную базу и добиться смягчения участи девушки. Как плюс он решил занести в свою адвокатскую копилку беременность Виолетты от Филиппа Окунева. Но, увы, следователь ехидно развеял его заблуждение, заявив, что объявить Потапову беременной все равно что заявить, будто на глазах Фемиды нет никакой повязки и она глядит в оба глаза.
– Ты хочешь сказать, – спросил адвокат, – что моя подзащитная девственница?
– Нет, гарантировать тебе её девственность не берусь, – усмехнулся следователь, – поговори об этом с врачом или с самой Потаповой.
– Значит, девушка придумала свою беременность, – уточнил на всякий случай Белозёрский.
– Значит, – пожал плечами Наполеонов.
– Ну, что ж, – обронил Ян.
– Желаю удачи! – крикнул в удаляющуюся спину адвоката следователь.
Глава 11
Адвокат и его подзащитная пару минут рассматривали друг друга.
– Вы мой бесплатный адвокат? – наконец спросила девушка.
– Нет, – покачал он головой, – меня наняла ваша бабушка Андриана Карлсоновна Шведова-Коваль.
Виолетта хотела его поправить и сказать, что Андриана ей не совсем бабушка, но потом передумала и только улыбнулась.
Адвокату её улыбка показалась неуместной и странной, но он не стал делать ей замечания, потому как ему платят деньги вовсе не за это.
– Меня зовут Ян Белозёрский, – представился он.
– Я никогда о вас не слышала, – удивлённо протянула Виолетта.
– Естественно, я же пока не Плевако и даже не Перри Мейсон.
– Это неважно, – неожиданно горячо произнесла Виолетта Потапова, – главное, вы должны добиться моего оправдания, потому что я ни в чём не виновата!
– Доказать вашу невиновность будет чрезвычайно сложно, – не стал темнить Ян.
– Да, я понимаю, – покорно согласилась она.
– Зачем вы солгали о своей беременности? – прямо спросил он.
Неожиданно для него она залилась румянцем и пролепетала:
– Это я не для вас, в смысле не для полиции. Просто я хотела, чтобы, узнав о моём положении, Филипп проникся и вернулся ко мне.
– Кто вам вбил в голову такую чушь, что мужчины возвращаются к брошенным подругам, узнав, что они беременны?
– Почему чушь, – нахмурилась Виолетта, – об этом написано во всех книгах.
– В каких ещё книгах? – сердито спросил Белозёрский. – В женских романчиках? Так должен вас огорчить, мужчины и тем более молодые парни их не читают.
– Ну и зря! – вырвалось у девушки искренне. – Вот если бы у вас была жена, – проговорила она.
– Я женат, – сухо оборвал её адвокат.
– Правда? – удивилась Виолетта.
– А что вас так удивляет?
– Да нет, ничего. Вы очень даже красивый мужчина. Просто я хотела сказать, что ваша жена…
– Моя жена тоже не читает женские романы, – остудил её пыл Ян, – и вообще-то, я здесь по делу. По вашему делу, – добавил он строгим голосом.
– Да, я помню, – вздохнула Виолетта и замерла, сложив руки на коленях, как примерная ученица.
«Совсем ещё девчонка», – с сожалением подумал Белозёрский и стал перечислять имеющиеся у следствия улики.
– Но это просто стечение обстоятельств! – не выдержав, воскликнула Виолетта. – Я всего лишь хотела с ним поговорить! Зачем мне его убивать? Я же люблю его!
– Ну как зачем, – проговорил Ян, – чтобы решить вопрос кардинально. Ещё у Александра Островского в «Бесприданнице» устами Карандышева сказано: «Так не доставайся ты никому!»
– Вы думаете, что человека так же легко убить, как муху? Да? – спросила она, в свою очередь.
– Я так не думаю. Однако, как показывает практика, любовницы, бывает, убивают неверных возлюбленных.
– Если рассуждать в вашем духе, то я должна была бы убить Майю!
– Вовсе нет, – ответил он.
– Как это?
– Предположим, что вы убили бы жену своего бывшего и освободили его от уз брака, но он с таким же успехом мог бы жениться опять! И снова не на вас! Если же исходить из того, что Окунева убили вы, то вам больше нечего опасаться его непостоянства.
– У вас какая-то извращённая логика! – воскликнула в отчаянии Виолетта.
– Нормальная логика, – отозвался адвокат. – И она способна объяснить ваш поступок.
– Но я не убивала его!
– Возможно.
– Вы мой адвокат! – в гневе закричала Виолетта. – И должны мне верить, а не солидарничать с обвинением!
– Как, как вы сказали? – переспросил Ян.
– Не солидарничать с обвинением, то есть не принимать сторону прокурора, – пояснила девушка.
Белозёрский чуть не расхохотался, но сдержался и поспешил согласиться:
– Да, конечно. – Но тут же заметил: – Однако выбранная вами позиция защиты может сыграть именно на руку обвинению…
– Почему?
– Судья может счесть, что вы отрицаете очевидное.
– И что же мне делать?
– Вы можете сказать, что совершили убийство в состоянии аффекта. Суд учтёт ваше раскаяние, и вам, как находящейся в неуравновешенном состоянии, срок будет грозить минимальный.
– Минимальный?
– Возможно, даже условный, – с заметным сомнением в голосе проговорил адвокат, – но в любом случае вам нужно признать свою вину.
– Но я не совершала никакого убийства! Сколько ещё можно это повторять?! – Виолетта вскочила с места и затопала ногами.
– Сядьте! – прикрикнул на неё адвокат. – И ведите себя сдержанно, если не хотите, чтобы сюда ворвалась охрана.
– Не хочу, – выдохнула она и покорно упала на стул.
– Хорошо, тогда расскажите мне всё сначала.
– С какого начала?
– С того момента, как вы познакомились с Филиппом Окуневым.
– Но мы же учились вместе с ним!
– Прекрасно. Знали ли вы Окунева до поступления в институт?
– Нет, не знала.
– Так вот и рассказывайте с того места, как вы познакомились с ним, как сблизились и как развивались ваши отношения.
– Но это долгая история, – вздохнула Виолетта.
– А разве вы куда-то торопитесь? – спросил адвокат.
Девушка посмотрела ему в глаза и поняла, что он не шутит.
– Нет, – обронила она, – никуда я теперь не спешу, – и начала свой рассказ.
Когда она дошла до того места, как явилась на свадьбу Окунева и Лоскутовой в трауре, адвокат вздохнул. Виолетта бросила на него пристальный взгляд, но не прочла на его лице ровным счётом ничего, хотя и предполагала, что он, как и все так называемые взрослые, осуждает её поступок.
Адвокат же думал о том, что в воспитательных целях его подзащитной следовало бы влепить пятнадцать суток за хулиганство. И тогда она, может быть, не сидела бы перед ним в следственном изоляторе. В глубине души он сожалел, что у неё такие энергичные бабушки.
Хотя, насколько он понял со слов Андрианы Карлсоновны, родная бабушка Виолетты Людмила Павловна Потапова как раз не отличалась ни предприимчивостью, ни напором. Но и двух неугомонных особ преклонного возраста вполне хватало на то, чтобы заставить работать ради спасения их внучки молодых и энергичных людей.
Вечером, когда Мирослава стояла у окна и смотрела, как багровое солнце медленно опускается прямо на тёмную лохматую тучу, – она подумала, что завтра, наверное, будет дождь. И ещё ей пришло в голову, что, скорее всего, именно подобная сцена давным-давно вдохновила Корнея Чуковского написать сказку о крокодиле, проглотившем солнце.
В это время зазвонил телефон. Морис снял трубку и привычно проговорил:
– Детективное агентство «Мирослава» слушает. – Потом более приветливым голосом: – Добрый вечер, Ян. Я сейчас её позову, – и, обернувшись к Мирославе, – Ян Белозёрский.