– Куда вы дели мешок?
– Отвёз на дачу.
– На чью?
– На родительскую.
– И оставили там в доме?
– Почему оставил в доме? Вы меня держите за идиота?
Наполеонову очень хотелось ответить утвердительно, но он сдержался и спросил:
– Так что же вы сделали с мешком?
– У нас на даче похоронена собака моего отца. Его любимец. Я раскопал могилу и положил в неё мешок, потом снова зарыл и посадил на ней кусты пионов. – Устюгов усмехнулся. – Батя был бы доволен. А то всё раньше упрекал меня, что я не любил его собаку.
– Почему вы решили убить Филиппа Окунева?
– Я же вам объяснил, случай подходящий.
– И вам не было жалко ни в чём не повинного человека?
– А почему, собственно, я должен его жалеть?! – спросил Прохор холодно и окинул следователя неприязненным взглядом. – Не надо было этому дурню жениться на Майке.
С Майей Лоскутовой следователь переговорил в самую последнюю очередь. И вот что она ему рассказала:
– Да, мы сильно поссорились с Филиппом в то утро. Он накануне звонил моей матери, и она проговорилась, что я не была у неё уже две недели. А Филипп же не дурак был. Он догадался, что я встречаюсь с Мишей, обозвал меня шлюхой и устроил скандал. Тогда я ему и сказала, что беременна не от него, а от Миши. Он хотел ударить меня, я отшатнулась. Моя блузка распахнулась, и он увидел нитку жемчуга, схватил меня за неё и стал тащить, я испугалась, что он задушит меня, стала вырываться, нитка порвалась, и он упал вместе с оборвавшейся ниткой, бусы рассыпались, я заплакала и убежала в разорванной блузке, схватив с вешалки легкий плащ, который накинула сверху, отбежав от дома.
– Вы уехали на своей машине?
– Нет, я была в таком состоянии, что не могла вести машину, и поймала частника.
Июнь заканчивался, но впереди было целых два месяца лета и ещё, возможно, тёплый сентябрь. Так что всё в подлунном мире от маленькой былинки до столетнего дуба радовалось жизни.
И почти никто не задумывался о том, что жизнь – это не только нежность утренней росы на губах, но и солоноватый привкус крови… Своей или чужой, не в этом суть…
«Как несовершенен и жесток может быть этот мир», – думала про себя Мара Ильинична, ласково проводя пальцами по щеке тоскующей о брате племянницы. Родителям сейчас было не до утешения дочери, их бы самих кто утешил. Вслух она говорила:
– Всё образуется, Ирочка, надо жить.
И девушка благодарно кивала ей, с трудом сдерживая слёзы.
Андриана Карлсоновна Шведова-Коваль прикатила в детективное агентство на своём мотоцикле спустя два дня.
День клонился к закату. Но над цветами ещё кружились пчёлы и рокотали шмели.
– Хорошо у вас тут, – вздохнула Шведова-Коваль.
Мирослава и Морис, отвыкшие жить в большом шумном городе, не возразили ей.
– Я очень благодарна вам, – обратилась Андриана Карлсоновна к детективам, удобно устроившись в кресле в кабинете Волгиной, – вернее, мы все вам благодарны, я, Мила, Виолетта. С нашей девочки сняты все подозрения. Попала она у нас как кур в ощип. – Андриана Карлсоновна тяжело вздохнула: – И кто бы мог подумать, что молодой парень способен такое сотворить. Ведь это уму непостижимо! Нет, я понимаю ревность, – попыталась она спорить сама с собой. – Взять хотя бы того же Отелло! Но ведь ему даже в голову не приходило, что вместо Дездемоны он может убить жену Кассио!
– У Кассио не было жены, – тихо обронил Морис.
– Но была возлюбленная Бьяко. Отелло же не тронул её.
Детективы промолчали. Им не хотелось уточнять, считала ли Андриана Карлсоновна поведение Устюгова правильным, если бы он застрелил Майю.
Вместо этого Мирослава спросила:
– Как чувствует себя Виолетта?
– Неплохо, принимая в расчёт всё то, что случилось с ней за последнее время. – И, помолчав, добавила: – Мы надеемся, что после этого случая она образумится и не будет попадать в неприятные истории.
– Хорошо ещё, что она не оказалась беременной, с ребёнком ей было бы сложнее приходить в себя, – заметила Мирослава.
– Не знаю, не знаю, – не моргнув глазом ответила Андриана, – может быть, даже и неплохо было бы, если бы ей остался от любимого ребёнок. – И подумав, добавила: – На память.
Морис, внимательно следивший за выражением лица женщины, заметив печаль в её глазах, почему-то подумал: «Кажется, она говорит не о Виолетте, а о себе. Интересно, кто был её любимым и куда он делся…»
– А вы знаете, что я решила? – неожиданно Андриана Карлсоновна всем корпусом резко повернулась к Мирославе.
– Я же не умею читать мысли, – улыбнулась Мирослава.
«Ещё как умеет», – подумал про себя Морис.
А Андриана Карлсоновна продолжила:
– Я решила, что хватит мне размениваться на мелочи!
– В смысле?
– Я решила открыть детективное агентство!
Лица обоих детективов вытянулись. Но Андриана сделала вид, что не заметила этого, и, лукаво подмигнув обоим сразу, сказала:
– А что? Начну сначала с пропавших кошек, собак и ревнивых мужей!
Детективы переглянулись.
– Начну с малого, – продолжила как ни в чём не бывало женщина, – а потом и за крупные дела стану браться! Как вы думаете, Мирославочка? – лукаво прищурила Андриана Карлсоновна правый глаз.
– Что ж, почему бы и нет, – едва заметно улыбнулась Волгина, – попробуйте свои силы, Андриана Карлсоновна.
– Небось думаете, что бабка из ума выжила?
– Ну что вы!
– А вы не боитесь конкуренции?
Морис не выдержал и рассмеялся.
– Вот, вот, – Андриана Карлсоновна метнула в него неодобрительный взгляд.
А Мирослава серьёзно проговорила:
– К сожалению, Андриана Карлсоновна, работы хватит и нам, и вам, и многим другим детективам.
– Вот и я так же думаю. Спасибо вам ещё раз, коллеги, и мне пора. Меня дома, поди, уже заждались.
Детективы снова переглянулись.
– В самом деле, уже смеркается. Может, вас довезти до города? – предложила Мирослава.
– Нет, что вы! Меня домчит быстрее ветра мой верный конь.
И несколько минут спустя детективы, стоя у ворот, смотрели на быстро удаляющийся мотоцикл, уносящий их будущую неугомонную… коллегу.
Прошло ещё три дня, прежде чем в детективное агентство позвонил следователь Наполеонов. Поздоровавшись с Морисом, он попросил к телефону Мирославу.
– Пожалуйста, – с лёгким удивлением в голосе отозвался Миндаугас и позвал: – Мирослава, с вами хочет говорить Шура.
– Да, – взяла трубку из рук Мориса Мирослава.
– Я прочитал твою книжку, – начал он, обойдясь без предисловий.
– Мою? – не сразу поняла она.
– Ну да, этого англосакса Кларка.
– И как? – спросила Мирослава.
– А так, что я бы не отказался питаться так, как кормят французских школьников.
– Ты же не любишь овощи, – усмехнулась Мирослава.
– И тем не менее! Однако ты ни за что не догадаешься, что же мне там понравилось больше всего.
– Могу предположить, что слова Шарля де Голля: «Жизнь – это не только работа. Чрезмерный труд доводит до безумия».
– Вот! Вот! – горячо воскликнул Наполеонов. – А у нас работа, работа, работа! Даже странно, что мы все ещё не сошли с ума! – сердито проговорил он и повесил трубку.
Его негодование, должно быть, долетело до самых небес, потому что луна, дотоле щедро разливавшая свой свет, внезапно скрылась за большим облаком.
Может быть, если напрячь зрение или вооружиться телескопом, а ещё лучше довериться полёту воображения, то можно прочесть оставленную лунным лучом запись: «Ушла на базу за новой партией блеска, или отправилась в отпуск, и все, кому надо, светите себе сами». А что? И серебряное светило имеет право не только на труд, но и на отдых.
Первым, кого увидела Андриана Карлсоновна, вернувшись домой, был Макар Пантелеймонович. Он сидел на своём месте в прихожей и буквально светился от счастья. Сразу было видно, что его совсем недавно протёрли влажной салфеткой и потом отполировали мягкой тряпочкой.
Артура она застала на кухне. Он сидел за столом и читал книгу. Возле его ног покорно, точно собаки, лежали гордая Фрейя и добродушная Маруся.
– А, это ты, – проговорил Артур, оторвав глаза от книги, – есть будешь?
– Смотря что, – решила покапризничать она.
– Пельмени.
Андриана посмотрела на стоящую на плите кастрюлю с водой и спросила:
– В «Кулинарии» купил?
– Нет, пельмени домашние.
– А где ты их взял? – удивилась она.
Он посмотрел на неё, как умудрённый жизнью взрослый человек на несмышлёного ребёнка, и снизошёл до объяснения:
– Вчера я купил мясо, приготовил фарш, замесил тесто, сделал пельмени и заморозил их в камере. А сегодня половину принёс сюда.
– А где вторая половина? – разволновалась она.
– Вторую я оставил для своих друзей.
– А, – протянула она.
Уловив нотку разочарования в её голосе, он хмыкнул и повторил свой вопрос:
– Так ты будешь есть пельмени?
– Буду, – кивнула Андриана Карлсоновна. А после того как Артур поднялся, прибавил газ под кастрюлей, а потом запустил пельмени в кипящую воду, проговорила небрежно: – Детективы из агентства «Мирослава» вернули мне аванс, который я заплатила за расследование убийства Филиппа Окунева.
– Да? – спросил он равнодушно и добавил: – Странно.
– Ничего странного! С ними заключили договор Окунев и Лоскутов – старшие! Оба одновременно! Ты не знаешь, что их к этому подвигло? Или, вернее, кто? – она так и впилась в него глазами.
Но на лице Артура не шевельнулся ни один мускул.
– Понятия не имею, – равнодушно пожал он плечами. А потом поинтересовался: – И много денег вернули?
– Много!
– Прекрасно. Теперь ты на эти деньги сможешь водить меня в ресторан целый месяц.
– Фиг тебе, нахал!
– Как непедагогично, – укоризненно покачал головой Артур и расхохотался.
А Андриана Карлсоновна заявила с апломбом:
– На эти деньги я поеду в Новый Афон! – И, видя, что он никак не реагирует, добавила: – На целый месяц! А ты будешь кормить Фрейю и Марусю.