– Все утопли?
– Нет, сеньора. Ведь на фрегате не могли знать, отчего возникла суматоха в гавани, и потому «Мери Диар» сумела ускользнуть. Понятное дело, как только фрегат бросил якорь, на борт к нему тут же поднялся гонец с приказом догнать и вернуть шхуну – да только «Мери Диар» оказалась проворной девчонкой. Она с легкостью ушла от испанца, да, ушла… Простите, сеньоры, а не найдется ли у вас еще одной бутылочки этого воистину божественного винца? Первая кончилась как-то чересчур быстро… О, тысяча благодарностей, сеньора Хинко…
– Ханко. И учти, что это не просто бутылка.
– О да, конечно, это не просто бутылка, а бутылка самого замечательного…
– …пойла, которое только можно сыскать по эту сторону экватора! Но для тебя это еще и клепсидра. Знаешь, что это такое?
– Как я уже поведал, сеньора, – Пломмер попытался гордо вздернуть подбородок, но вложил в это движение слишком много экспансии и в результате едва не шлепнулся на палубу, – мне доводилось знавать и лучшие времена. Клепсидра, сиречь водяные часы…
– …делают кап-кап-кап. А эта бутылка делает буль-буль-буль в твою бездонную глотку. И если ты не закончишь свой рассказ до того, как она опустеет, то в полет за борт вы отправитесь вдвоем!
– Слушаюсь и повинуюсь, сеньора Ханко. Так вот, еще в порту капитан Томпсон не один час провел, ломая голову, куда же направить шхуну в том случае, если их план удастся. Понятное дело, что так вот, запросто, с набитым сокровищами трюмом, они не могли заплыть ни в один порт. Не-ет, сокровища требовалось где-то спрятать и как можно скорее. И тогда Диего вспомнил про остров Кокос.
– Что-то не припоминаю я такого острова на моей лоции, – с подозрением заметила Бренда.
– Неудивительно, – сказал бродяга. – Более никчемный клочок суши трудно сыскать в этой части океана. Разве что Мальпело, ибо он окружен рифами и не имеет ни одной мало-мальски приличной бухточки. А на Кокосе таких бухт целых две – но на этом список его достоинств и исчерпывается. Скалистый пятачок посреди моря, сплошь заросший непроходимыми джунглями… которые, вдобавок, кишат ядовитыми гадами почище здешней сельвы. В те времена, сеньоры, Кокос слыл чертовски неприятным местом. Как вы понимаете, капитана Томпсона и его команду такая слава вполне устраивала – лишние глаза им были вовсе ни к чему.
– И они направились туда, – задумчиво произнесла Бренда.
– Истинно так, сеньора, – кивнул Пломмер. – «Мери Диар» бросила якорь в бухте Чатам, и кэп Диего с его командой занялись самым, наверное, приятным на свете делом – перетаскиванием сокровищ, которые они уже почитали своими навеки. А как только они закончили свою работу… как думаете, сеньоры, что приключилось в этот час?
– Устроили драку и перебили друг друга? – предположила Бренда.
– Не-ет. Зачем? Доставшегося им богатства хватило бы на флот «Мери Диар»…
– В этот час, – опуская на палубу опустевший бокал, произнес Рысьев, – у входа в бухту Чатам появился испанский фрегат… тот самый, от которого «Мери Диар» так лихо ушла у Кальяо. Капитан его, дон Диего Раскона, был человеком весьма незаурядным – и ему не потребовалось долгих и мучительных часов раздумий, чтобы понять, куда направится вор.
– Ага, – злорадно усмехнулась моя жена. – Мышка попалась кошке в пасть.
– Отличное сравнение, сеньора Ханко. Да, бедолагам с «Мери Диар» некуда было деваться – драться с военным фрегатом они не могли, спрятаться на острове тоже было негде, он был слишком мал. Они сдались – и капитан Раскона тут же вздернул их всех… кроме одного.
– Своего тезки?
– Именно. Теперь Томпсон оставался единственным, кто знал, где находятся похищенные сокровища. Но он также знал, что жив лишь до тех пор, пока удерживает язык за зубами, и потому молчал. Ни на фрегате, ни позже, в пыточных застенках тюрьмы Сан-Рохас испанцы не добились от него ни полсловечка.
– И долго бравый капитан примерял мученический венец? – спросил я.
– Полтора месяца, сеньор. Земля горела у испанцев под ногами по всей Америке… и вот в один прекрасный для капитана Томпсона день восставшие захватили тюрьму, где он томился. Так Томпсон, – продолжил бродяга, – оказался на свободе. Теперь он был богаче иных королей, да вот беда – все его золото было далеко от него, а в карманах капитана можно было сыскать разве что дыры. Он…
– Ну вот что, милейший, – неожиданно перебил нашего ночного гостя Рысьев. – Думаю, окончание вашей истории мы дослушаем как-нибудь в другой раз… если вообще возымеем такое желание. Пока же просто скажите, чья карта у вас – Томпсона, Киттинга или болвана Фитцджеральда?
– Ничья! – гордо ответствовал бродяга.
– То есть?
– Моя карта, сеньор… Рысьев, я правильно запомнил? Так вот, сеньор Рысьев, моя карта – вот здесь! – согнув указательный палец, Пломмер несколько раз стукнул им по собственному лбу – звук получился на удивление гулкий. – Потому как даже сейчас, четыре десятка лет спустя, я смогу провести вас тем же путем, которым крались Джо Киттинг и Малькольм Боуг.
– И кем же вы были на «Гаттерасе», сеньор Пломмер? – с интересом спросил вампир.
– Юнгой, сеньор. И, клянусь пресвятой девой, я видел капитана Киттинга и его помощника выходящими из пещеры с набитыми бриллиантами карманами так же ясно, как вижу сейчас вас!
– Понятно, – кивнул Рысьев и, повернувшись к нам, спросил: – Итак, ваше мнение?
– Все это, – медленно, четко выделяя каждое слово произнесла Бренда, – большая куча отборнейшего дерьма!
Австралазия, примерно 22 мили к югу от островов Сокровищ, борт кеча «Камеамеа IV», Малыш Уин
– Ну, что изрекла эта надутая жаба?
– Милорд Астрогатор, – сказал Малыш, передавая плетеный ящик со знакомцем полусонному матросу-канаку, – соизволил сообщить, что мы находимся в десяти милях от точки рандеву.
– Опаздываем! – недовольно буркнул Викки.
– До полуночи еще почти час, – мягко возразил Малыш, с удивлением глядя на наемницу. Мисс Тамм стояла у борта, судорожно вцепившись в планшир, вглядываясь в едва различимую кромку между океаном и небосклоном, и… дрожала.
– Послушайте, мисс, – неуверенно начал полукровка. – При всем уважении к вашим принципам… я имею в виду, ваше отношение к одежде… может, вам все-таки стоит накинуть хотя бы рубашку?
Роника резко обернулась, и на этот раз едва не вздрогнул сам Уин – устремившийся на него взгляд трудно было охарактеризовать иначе, нежели «безумный».
– Холера, неужели вы не ощущаете этого? – В издаваемых мисс Тамм звуках явно доминировал стук зубов. – Совсем ничего? Дьявол, я знаю, что вы, гномы, безмагичнее болотной жижи, но даже вы не можете быть настолько толстокожи.
Гномы озадаченно переглянулись.
– Роника, – медленно произнес Уин, – я готов поклясться бородами трех колен моего рода, что не чувствую абсолютно ничего… кроме разве что пассата.
– Холера…
– А что, по твоему мнению, мы должны чувствовать? – нервно спросил вексиль-шкипер.
– Страх. Ужас. Отчаянье. Там, – наемница мотнула головой в сторону бушприта, – происходит что-то ужасное.
– Что, именно сейчас? – недоверчиво хмыкнул Викки. – Роника, при всем моем к тебе уважении, если ты надеешься, что я поверю в…
Он осекся, глядя на ровное белое пламя, вспыхнувшее на горизонте прямо по курсу кеча. Мгновением позже пламя погасло… а еще полвздоха спустя в том же месте полыхнуло еще более яркое – почти на полнеба – синее зарево, плавно перетекая в фиолетовый, потемнело и медленно растворилось в черноте тропической ночи.
Малыш Уин был поражен ничуть не меньше вексиль-шкипера. Но все же сохранившихся у него остатков хладнокровия хватило на то, чтобы выдернуть из кармана хронометр.
Секундная стрелка успела оттикать почти полный круг, когда замершие на палубе кеча услышали звук – низкий, протяжный, пробирающий, казалось, до самых костей, рокот. Он длился секунд пять – а затем наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шипением рассекаемых кечем волн.
– Что… что это было?
– Скорость звука в воздухе, – словно не расслышав дрожащего голоса вексиль-шкипера, задумчиво произнес Малыш, – тысяча сто футов в секунду. В морской миле, равной, как известно, одной минуте дуги земного меридиана, этих футов укладывается чуть больше шести тысяч. Таким образом, мы путем нескольких несложных вычислений получаем дистанцию в десять миль, отделявшую нас от… источника этих светозвуковых эффектов.
– Но что это было? – повторил Викки.
– Ты хочешь знать, что это было, вексиль-шкипер? – Какой-то частью своего сознания Малыш не на шутку удивился собственному усталому, равнодушному тону. – Я думаю… нет, я уверен, что могу ответить на твой вопрос. Бой. Жестокий и скоротечный, как удар кинжала.
– Но… кто? С кем?
– А вот об этом, – сказал полукровка, – я не имею ни малейшего представления. Разве что ты нам поможешь.
– Я?
– Ну да, – кивнул Малыш, – ведь из нас двоих, Викки, командир субмарины – ты, а не я.
– Он имеет в виду, – голос наемницы показался Уину еще более безжизненным, чем его собственный, – что тебе лучше знать, было ли на борту «Сына Гимли» оружие, чье действие выглядит… выглядит похожим на то, что мы сейчас видели.
– На моей подлодке ничего такого нет! – Вексиль-шкипер явно обрадовался возможности уверенно сказать хоть что-нибудь.
– Но, – чуть более растерянно продолжил он, – «Сын Гимли» шел из метрополии. Быть может, на нем установили нечто новое…
– Возможно, – вздохнул Уин. – Это мы узнаем, когда свяжемся с дежурным клерком тревожного стола.
– Ты думаешь… – начал было Викки, затем осекся и озадаченно уставился на свою подзорную трубу. Точнее – на то, что осталось от неё после того, как пальцы гнома смяли металлический цилиндр на манер бумажного свитка.
– Я думаю, – негромко произнес Малыш, – что от экипажа «Сына Гимли» мы этого узнать не сможем.
Малыш оказался прав – когда первые лучи солнца, скользнув по парусам, запутались в бесчисленных зеркальцах дальнесвязи, глаза всех находившихся на борту кеча – за исключением разве что милорда Астрогатора – больше подошли бы вампиру. Но четыре часа пристального вглядывания в подсвеченные луной и планктоном волны не принесли ровным счетом никакого результата – Великий океан надежно скрыл следы ночного боя.