– Знаете, что он мне сказал? – прорыдала Грета.
– Мне кажется, знаем, – ответила Делия.
– О временны́х…
– …петлях. Да, дорогуша.
Грета замерла:
– Как, и вы тоже? Почему вы мне ничего не сказали? Почему вы никому ничего не сказали?
– Я собирался, – признался я. – Но потом представил, что могут натворить люди, зная, что их поступки не будут иметь никакого значения. Многие вели бы себя достаточно благоразумно. Но вот некоторые, как мне кажется, наворотили бы дел. И мне не хотелось чувствовать себя виноватым.
Она немного помолчала.
– Расскажете мне еще раз об этих временны́х петлях, – попросила она наконец. – Эв пытался, но я была слишком расстроена, чтобы слушать.
– Ну, я и сам до конца не понимаю. Но как он объяснил мне, в институте собираются разрешить возникшую проблему, вернувшись обратно к моменту, когда произошел разрыв, и просто предотвратить его. Когда они это сделают, все, происшедшее с момента разрыва до того мига, когда они вернутся во времени, чтобы залатать его, окажется отделенным от главного временного потока. Оно просто каким-то образом отделится и исчезнет в «никуда»: никогда не было, никогда не произойдет.
– А что будет с нами?
– Мы просто вернемся к тому, чем занимались, когда произошел разрыв. Ничего страшного.
– И мы ни о чем не вспомним.
– Как же можно помнить то, чего никогда не было?
– Значит, Эв и я…
– Да, моя дорогая, – мягко произнесла Делия.
– Сколько у нас времени?
– Если повезет, то до конца лета, – ответила Делия. – Вопрос в том, как ты используешь его.
– Какая разница, – бросила Грета с горечью, – если все равно все это закончится?
– В конце концов все всегда заканчивается. Но после всего сказанного и сделанного значение имеет только непосредственно сам процесс, верно?
Разговор продолжался еще какое-то время. Хотя суть его свелась приблизительно к этому.
В результате Грета достала свой сотовый телефон и позвонила Эверетту. Его номер, как я успел заметить, был у нее на кнопке «быстрого набора». Самым официальным тоном Грета отчеканила:
– Чтоб сейчас же был здесь, – после чего, не дожидаясь ответа, со щелчком захлопнула телефон.
Она не произнесла больше ни слова, пока машина Эверетта не затормозила у ее двери. Тогда она вышла и встала перед ним. Положила руки ему на бедра. Притянула к себе и поцеловала. А потом взяла его за руку и повела обратно в дом.
Они не удосужились выключить свет.
Я еще некоторое время смотрел на затихший дом. Затем заметил, что Делии рядом нет, и отправился ее искать.
Она оказалась на заднем крыльце.
– Смотри, – шепотом произнесла она.
Висела полная луна, и в ее свете были видны трицератопсы, которые устраивались на ночевку у нас на заднем дворе. Делии все-таки удалось их прикормить. Луна заливала их тела серебристым светом, делая неразличимым узор на «воротниках». Взрослые трицы образовали вокруг детенышей подобие круга. Один за другим они закрывали глаза и засыпали.
Хотите верьте, хотите нет, но самый большой самец храпел.
Меня вдруг осенило, что у нас осталось мало времени. Скоро мы проснемся поутру, и будет конец весны – все точно так же, как и до появления динозавров.
– Мы никогда не поедем ни в Лондон, ни в Париж, ни в Рим, ни в Маракеш, – с тоской сказал я. – И даже в «Диснейуорлд».
Не отводя взгляда от спящих динозавров, Делия обняла меня за талию.
– Ну почему ты так упорно стремишься куда-то уехать? – спросила она. – Мы и здесь неплохо проводим время, разве нет?
– Я просто хочу сделать тебя счастливой.
– Боже, ты болван! Ты и так уже сделал это много лет назад.
Мы так и стояли на закате лета наших дней. Ни с того ни с сего нам вдруг предоставили отпуск от нашей обыденной жизни, и вот теперь он подходил к концу. Пессимист сказал бы, что мы просто дожидаемся забвения. Но мы с Делией видели это в ином свете. Жизнь странная штука. Иногда она тяжелая, а бывают моменты, когда она приносит такую боль, что сердце вот-вот разорвется. Но иногда она полна неожиданностей и красоты. Иногда она являет тебе чудеса вроде трицератопсов, спящих в лунном свете.