– Если бы не мать Петра, – рассказывала Зина Лене по телефону, – она упала передо мной на колени и давай ноги целовать, плакать, просить не поднимать волну. Говорила: Петю не воскресишь, а если Николая расстреляют или надолго упрячут в тюрьму, она останется одна-одинёшенька. Никого больше нет, невестке, жене Николая, не нужна.
И Зина отступилась.
Такая история из советских восьмидесятых. Тех самых, когда я каждый год с семьёй ездил в Николаев. Отчаянно демократические девяностые на семь лет поставили крест на этих поездках – развал экономики, безденежье. Зато в нулевые годы отпускной путь снова проложил в сторону солнечной Украины. Казалось, так будет всегда, но наступил 2014-й, бандеровская ненависть начала ядовито расползаться метастазами по всей Украине. С детства любимый, неповторимый Николаев, с которым столько связано, не остался в стороне от липкой заразы. Украина наполнила себя ритуальными прыжками: «Хто не скаче, той москаль», речёвками: «Москаляку на гиляку!» Наконец терпение «москаляк» лопнуло, воспротивились «гиляке», по славному городу корабелов (ими были в советское время и мои родные дядя Ваня и дядя Гриша, тесть Николай Лаврентьевич) ударили русские ракеты. Били по аэродрому в Кульбакино, военной части в Солянах, «пунктам принятия решений» в центре города…
Как бы ни были прицельны ракеты, доставалось и мирным жителям – война есть война. Николаевская знакомая написала: сын со снохой уже не реагируют по ночам на воздушную тревогу, на истошный вой сирен – спят, зато просыпается шестилетняя дочь, будит беспечных родителей и ведёт в подвал, только там крепко засыпает.
Такие военные или спецоперационные будни. Нас, россиян, на Украине стали злобно именовать рашистами, ладно бы военные пропагандисты, кое-кто из родственников (не все) тоже подхватили неологизм, взяли на вооружение в свой лексикон. А я внёс в свой синодик, список тех, за кого молюсь каждое утро, убиенного раба Божия воина Петра.
Что тебе надо, грешный человече?
Русский воин
Курган – герой этого рассказа, по жизни русский воин. Владимир Катенко погоны не носит, а воин. Воевал в ДНР, Сирии, в Центральной Африканской Республике. Много лет воспитывает русских воинов. Учит мальчишек рукопашному бою, преподаёт военную подготовку. Прививает понимание – мужчина во все времена мужчина, эпоха компьютеров и гаджетов не исключение. Постоять за себя, ближних, отстоять Родину! Раньше это называлось военно-патриотическим воспитанием. Пока СВО не грянула, подобных инициатив и формулировок чурались педагогические чиновники, но добровольцы под стать Владимиру дело делали. С единомышленниками он создал Центр специальной военной подготовки «Сибирский полк». Как только пришло понимание – одной левой на Украине не победим, всё всерьёз и надолго, как только была объявлена в стране частичная мобилизация, пошёл наплыв в «Сибирский полк». Как говорится, пока гром не грянет…
У самого Владимира всё началось с русского рукопашного боя, боевого искусства под названием «буза».
– Да, счастливо получилось, – говорит Владимир, – Господь в один прекрасный момент дал направление, я окунулся в мир, где соседствует борьба и православие, это повело по жизни. А мог запросто стать бандитом.
История незамысловатая, но символичная. В армию Владимира призвал Советский Союз, а демобилизовала так называемая демократическая Россия. Уходил служивый в армию в одной стране, вернулся на гражданку в другую, где за два года всё кардинально изменилось. Сейчас это видится дурным сном, а тогда граждане выживали исключительно на мелкой торговле, норовя отхватить подешевле в одном месте, продать подороже в другом. Полчища озабоченных россиян рыскали по близлежащим странам – Китай, Турция, Польша – с безразмерными сумками, в коих на огромные расстояния перемещали немыслимо жуткие объёмы ширпотреба. Архитектурный вид всех без исключения городов Отечества в какие-то два-три года претерпел кардинальные изменения, разномастные киоски заполонили центральные улицы, вокзалы, подземные переходы, фойе театров и кинотеатров, учебных и общественных зданий. На улицах из киосков щедро лилась музыка, нередко приблатнённая (какие времена, такие и письмена, как живём, так и поём), в широком ассортименте предлагались в киосках, будочках и ларьках водка, жвачка, «Сникерс». Пей, гуляй, веселись! В народе ходила присказка: не зевай, ребята, пока демократы! В такую люли-малину вернулся Владимир из армии. Кое-кто из знакомых включился в круговорот шоп-туров с безразмерными сумками, вчерашнего солдата купи-продажный вид заработка не прельстил. В армии служил водителем в войсках ПВО и на гражданке хотел сесть за привычную баранку, однако рынок труда тоже претерпел коренные изменения – появилось неведомое доселе явление – безработица.
Будучи на жизненном перепутье, куда пойти, куда податься, Владимир столкнулся с Гришаней, вместе когда-то играли с утра до вечера в футбол во дворе, гоняли на велосипедах, а то и вино пили тайком от взрослых. Владимир пожаловался дружку, сидит после армии на мели, ни денег, ни работы и никаких перспектив – никому молодой и здоровый мен не нужен.
– Пойдёшь в бандиты? – с жаром предложил Гришаня. – В бригаду!
– Конечно! – с готовностью согласился Владимир.
Он успел просветиться: в новой стране бандиты получили статус уважаемых людей, хозяев жизни, ездят на крутых машинах, крышуют бизнес.
– Не пожалеешь! У нас классно! – нахваливал Гришаня. – За тебя словечко замолвлю – ты парень спортивный, головастый, нам такие бойцы по кайфу. Вдобавок водила-профессионал.
На следующий день Гришаня сообщил дату, время, место встречи с начальником бандитского отдела кадров. По сей день Владимир помнит дату, едва не ставшую переломной в его молодой жизни, – 14 октября. «Матерь Божья отвела, – вспоминает тот день, – ведь Покров был». Место встречи с бандитским командиром располагалось на окраине Кургана. Как и многое другое в то мутное время, автобусное движение разладилось, километра два пришлось шлёпать пешком. С утра зарядил нудный осенний дождь. Владимир, собираясь на судьбоносную встречу, оделся подобающе, мать, пока он отдавал воинский долг сначала одной стране, потом другой, купила ему кожаную китайскую куртку, норковую кепку, в то время очень модную. На все эти обновы лил дождь, зонт на встречу не взял, посчитал: бандит с зонтом – это не презентабельно.
Строение по указанному Гришаней адресу походило на советскую контору. Одноэтажное зданьице под шиферной крышей. Но входа Владимир не нашёл. Были двери с крыльцом, которые своим видом говорили, что много лет ими никто не пользовался. Даже ручка на двери отсутствовала. И крыльцо выглядело безжизненным. Другого входа Владимир не отыскал. Достал из кармана листок из блокнота с адресом, сличил с номером на здании, нет, всё точно. В голову пришла мысль: может, имеется тайный вход, неприметный с виду, организация как-никак бандитская. Сейчас часть стены оживёт, тяжело откроется секретная дверь, как это бывает в кино, высунется человек, поманит пальцем – заходи. Однако стены стояли без движения, звуков из здания, свидетельствующих, оно живёт полной бандитской жизнью, не доносилось. Владимир несколько раз обошёл строение. Заглядывал в окна в поисках бандитов. Сотовая связь ещё не раскинула вездесущие соты, задействуя в свои сети города и веси, страны и континенты. Владимир добрый час топтался у загадочной конторы, потом махнул рукой на затею с бригадой бандитского труда, вернулся в город и позвонил из телефона-автомата матери на работу, она утром радостно сообщила – нашла ему место водителя грузовика в дорожном предприятии. Утром безоговорочно отказался – какой грузовик, впереди крутые бандитские заработки.
Гришаня на несколько месяцев выпал из поля зрения, бандитская работа носила ненормированный характер для верного бойца, встретились случайно на автозаправке. Гришаня от кроссовок до тёмных очков на переносице выглядел кричаще бандитски – дорогая кожаная куртка, спортивный костюм адидас, надменный вид. Заправлял не «жигуль» или «Ниву», шикарный БМВ. Владимир наполнял бензином бак самосвала ЗИЛ-130.
– И чё, Вован, – презрительно посмотрел на авто друга Гришаня, – поди, с хлеба на воду перебиваешься?
– Всё, Гришаня, путём!
– Знаю я ваше путём! Ладно, не кашляй! Зря ты к нам не пошёл… В следующий раз столкнулись в Челябинске. Владимир возил на «Волге» директора предприятия, доставил того из Кургана в клинику на приём к врачу. В ожидании шефа курил подле учреждения здравоохранения, и вдруг Гришаня выворачивает из-за угла пешим порядком. Увидев дружка детства, стушевался. Не было в нём былого бандитского лоска. Наоборот – темно-зелёная куртюшка китайского покроя, коими Поднебесная щедро одевала малоимущих российских граждан, спортивные брюки, десятки раз стиранные, на голове кепчонка с коротким козырьком.
– Не говори никому в Кургане про меня, – заговорщицки прошептал Гришаня, пожимая руку, – в бегах я, в розыске, меня здесь нет. Молоток ты, Вован, не пошёл в бригаду. Поначалу всё было в шоколаде, потом начались дела судебные, меня подставили, два года отсидел на зоне. А теперь в розыске, никому не говори.
Больше с Гришаней не сталкивался по жизни, куда завели экс-бандита скользкие пути-дорожки, не знает.
– Уберёг меня от бандитской стези Господь Бог, – заключает рассказ Владимир, – и привёл в русский рукопашный бой. В «бузе» к вере пришёл, крестился. Начал работать с детьми, взрослыми, физкультурный институт окончил. Когда хохлы в четырнадцатом году двинули войной на Донбасс, решил – надо ехать. Я ведь русский человек, Русскому миру понадобилась защита. Тогда был моложе, всего сорок два года, вдвоём с другом, вместе в бузе занимались, рванули.
Донбасс
В четырнадцатом году мы с другом Игорем поехали защищать Донбасс. Я взял позывной Курган, в Сирии тоже с ним воевал. Недавно видос сбросили. Киево-Печерская лавра, пр