В армии служил в серьёзных войсках – в ГРУ, но не спецназёр, не рэмбо, сидел за компьютером. С автоматом научили обращаться, пару раз из гранатомёта стрельнул. В принципе, оружие мне не в диковинку, отец с детства брал с собой на охоту, по уткам неплохо стрелял. Нежданно-негаданно очутился на войне. По большому счёту нами затыкали дыры. Мне сунули гранатомёт РПГ-7, будешь гранатомётчиком. Выдали две противопехотные «стрелы», так именовали гранаты к РПГ, я человек запасливый, ещё две выпросил. Чехол на две гранаты, под мышкой носить не будешь, третью к двум запихнул, четвёртую носками к чехлу приторочил. С формой свои заморочки. На курсы разрешалось по гражданке, посему я так и нарядился, джинсы, пиджак, с чего бы форму надевал, – не генерал погонами козырять, сержант. Но не партизан в пиджаке, джинсах воевать, что-то мне подобрали. Берцы поносил пару дней, на третий печку ими растопил. На улице плюс десять, тяжеленные, с утра до вечера походишь, снимешь, а в них море сырости, ноги не дышат. Благо, из дома поехал в гортексах – лёгкие, на мембране, вот это солдатская обувь. И неубиваемые, по сей день хожу. Вернулся домой, в химчистке почистил, и милое дело.
Супруге с мамой не сообщил, что на войне, для них продолжал повышать венную квалификацию, с отцом не сдержался, сказал по телефону, куда отправили, попросил никому не говорить. Поначалу от него тоже хотел скрыть, да не смог, с кем-то из близких захотелось поделиться. Маме и жене писал, нахожусь в полях под Екатеринбургом. Боясь не запутаться во вранье, вёл записи, приходилось учитывать погодные условия на Урале и на Украине. В Омске минус десять, в Екатеринбурге, скажем, минус пять, в Изюме плюс десять, трава растёт, поля зелёные. Об этом не напишешь…
Забросили нас за «ленточку» в Изюм и назначили на штурмы – проверки, зачистки деревень. Шли колонной в восемь «тигров». В село заезжаем, спешиваемся, обходим дома. Несколько раз попадались схроны с оружием, боекомплектами, натовскими пайками.
В самой первой деревне в паре с наводчиком заходим в дом, у большинства на Украине приличные дома, позавидовать можно. Кругом порядок. Женщина в возрасте, во дворе плиточка постелена, всё аккуратно, попросила помочь из погреба бочку достать, в благодарность яиц свежайших из-под курочек дала. В контейнер пластиковый уложила:
– А то разобьёте.
По-душевному отнеслась. Электричества в селе нет, в дом заходим, холодильник течёт. Семейная пара лет по пятьдесят, с ними совсем древний дед, ветеран Великой Отечественной войны, мы по форме с оружием. Объяснили, что делаем осмотр. Усадьба большая, сад за домом, огород, в саду снаряд неразорвавшийся торчит под деревом. Предупредили хозяев, ни в коем разе самим не трогать, нужны взрывотехники.
Женщина попросила к деду не заходить, он не в курсе, что война. Мы спрашиваем: как так? Объяснила: глухенький, слепенький, боятся говорить про войну с Россией – вдруг с сердцем станет плохо. Был артиллеристом в Великую Отечественную, медали есть. Напарник в горке болотного цвета, форма облегчёнка, на мне пикселька, напарник заглянул к ветерану, автомат на вытянутой руке за дверью спрятал, поздоровался, ветеран спрашивает у дочери: кто это? Та ответила: из милиции.
Распрощались, по улице идём, напарник хмыкнул:
– Может, оружие у деда в комнате прячут?
– Не хотелось бы, – говорю, – чтобы так. Вроде нормальные люди. Смешанные чувства испытывал. Мать с тремя детьми идёт по улице, старшему лет десять и горох помельче. Махнул им рукой, подождите. У меня в кармане были сосательные конфеты, сладкоежка по жизни, жена смеётся: «Егор за конфетку жизнь отдаст». Хотел угостить детей, достал горсть из кармана, женщина демонстративно детей от нас отвернула, будто я изверг, убийца. Искренне хотел угостить, от души порадовать деток. Противно после такой неприязни стало на сердце.
Ночевали в машине. Двое дежурят, пятеро спят. Дежурили с десяти вечера и до шести утра. По двое стояли на часах, один может заснуть, а так диалог держишь и легче. Иркутянина Юру знал ещё до этого, отличный парень, позывной Байкал, с ним дежурили.
Как и я, Юра – любитель путешествий. Я ему про Омск, Мексику, Алтай, он – про Иркутск, Таиланд, Байкал.
Он в Мексике и на Алтае не был, я на Байкале и в Таиланде. Нахваливаем каждый своё.
– На Байкале не бывал – красоты не видал! – Юра говорит. – Отвоюемся, приедешь ко мне! Ольхон, Малое море, Кругобайкалка – всё покажу. Слов не хватит описать – надо видеть. Обалденные места!
Звал напористо. Ночь, темно, Украина вокруг, а мы путешествуем. Я тоже в долгу не остаюсь:
– И ты к нам, есть что показать! А то на Алтай махнём! Не знаю, что твой Байкал, Горный Алтай такая концентрация разнообразных красот! Если ехать, только на своих колёсах, на одном месте сидеть – зря время терять! Полдня проехал, и новая сказка. На Мультинских озёрах на берегу Нижнего поставили палатку среди сосен, ночью выйдешь к урезу воды, поднимешь голову, и бездонное небо… Что интересно, звёзды слоями… Нижний, самый близкий, переливается тихим алмазным светом, за ним второй, тоже звёзд не сосчитать, все яркие, спелые, дальше третий… Нескончаемо глубокий мир – таинственный, манящий… Над головой звёздная бездна, за спиной – высоченные сосны, на другом краю Нижнего – невидимые Шумы несмолкаемо бормочут – вода из Среднего озера в Нижнее по камням переливается. Ни ветерка, озеро, укрытое темнотой, спит.
Юра перебивает, ему своё не терпится рассказать:
– Родители в молодости любили летом ездить на Малое море. Зимой нет, хотя подлёдный лов там отличный. А ещё катание на коньках. Это тебе не в парке каток, два шага сделал – и забор, там каток километрами измеряется. Летишь, и главное – не запнуться, носопырку не расквасить. Родители со своей компанией летом гоняли на Малое море, несколько машин, палатки, куча детворы. Я ещё пацанёнок, сестрёнка на два года старше. Лучшее время на Малом море – июль. Одно опасение, как бы ветер не притащил с Байкала холодную воду, а так из Малого моря вылезать не хочется. Но Сарма. Из ущелья может вырваться ураганный ветер. Деревня Сарма, и ветер, что рядом зарождается, аналогично именуется. Сумасшедшей силы ветрюган. Палатки нечего делать срывает, а то и машину перевернёт. Зимой по льду машины тащит, и человека, как щепку, несёт. Летишь пушинкой, уцепиться не за что, только зубами за воздух. Летом однажды поехали, мне лет семь. Расположились лагерем. Всё хорошо, море теплое, и вдруг Сарма, как из пушки. И началось светопреставление. Одну палатку плохо закрепили, сорвало, понесло, как газету. Столы, стулья, посуду, полотенца, что на верёвках сушились, матрацы, игрушки – всё разметало… Нам, детворе, страшно и весело. Отцы бросились машины ставить перед палатками, закрывать от ветра… Ночью ещё одна напасть – ливень обрушился. У нас была отличная палатка с тентом, отец основательный мужчина, закрепил намертво. Устояла от Сармы, ветер другим достал, тент под порывами прилип к палатке, а значит, что? Вода ручьями потекла на нас. Папа в тот день с мужиками крепко расслабился за ужином, снимая стресс, как же – дождь, Сарма, Малое море большим разбушевалось. В палатке были матрацы-надувастики, плавали. Мама не знает, что делать, мы с сестрой до нитки мокрые, снизу вода, сверху льёт, всё сырое. Запаниковала, дети воспаление лёгких подхватят. Дождь ледяной, по сей день тот холод чувствую. У нас с сестрёнкой зуб на зуб не попадёт, а папа никакущий. Мама на него кричит: разводи примус, нужен кипяток, если дети заболеют, не знаю, что с тобой сделаю. Папа имел неосторожность своего лекарства предложить: натри водкой. Мама по жизни спокойная, но если разозлить, как та Сарма бушует.
– Какой водкой? – кричит. – Выжрали до последней капли! Как ещё не подавились, не захлебнулись!
Весёлая была ночка. Но зря мама паниковала – никто из нас не заболел. Даже насморка не было…
Красочно Юра рассказывал. А ещё про Аршан, тоже уникальное место под Иркутском. Даст бог, съездим с женой на Юрин Байкал. В этом году не знаю, на будущий обязательно. В Иркутске первым делом к Юриным родителям. У них свой дом на улице с весёлым названием Весенняя. В ту ночь перед штурмом Коровьего Яра наше с Юрой ночное дежурство выпало на два часа. Спать, конечно, хочется, он с ворчанием вылез из «тигра»:
– Разбудили, а мне снилась Весенняя, снег чистил… Весь двор завалило, свежайший, белейший, и с таким удовольствием швыряю его большой лопатой, а мама баню топит, за дровами к поленнице вышла…
Утром мы поехали в деревню Коровий Яр на зачистку. Колонной из восьми «тигров» беззаботно идём по дороге полевой, лесополоса вдоль неё тянется, и впереди лесополоса, может, в километре от нас перпендикулярно дороге. Оттуда и полетели «джавелины». У «тигра» пулемёты «корд» и РПК, люк наводчика сверху, ракета ищет самую тёплую точку, ныряет в люк наводчика, как в лунку. Две машины, что впереди шли, одна за другой словили ракеты. Первая ушла в кювет, на ходу парни выпрыгивали, одного тяжело ранило, во второй двухсотый, третья остановилась для эвакуации раненого и двухсотого. Мы оказались во главе колонны. Наш наводчик увидел третью ракету, закричал:
– Летит!
Из «корда» застрочил ей навстречу, пулемёт тут же клинануло. Сколько ни чистили его, постоянно клинил, дефектный. Я начал молиться. Повторяю: «Отче, помилуй». В Сумской области священник к нам приезжал, учил: «В моменты опасности, когда нет возможности читать длинные молитвы, повторяйте: Господи, помилуй. Универсальная молитва». Батюшку звали отец Максим. Молебен отслужил, окропил святой водой. Скажу честно, в тот момент, когда батюшка кропил, жалко себя стало, как в последний бой отправляют. В ожидании «джавелина» у меня от страха перепуталось в голове, «Отче наш» и «Господи, помилуй» соединились в «Отче, помилуй». Твержу со скоростью пулемёта: «Отче, помилуй! Отче, помилуй!» Ракета залетела в люк машины, что остановилась на эвакуацию. Здесь повезло, парни к тому моменту спешились, машина пустая, один водитель был, он резво выскочил, машина загорелась.